Диссертация (1105895), страница 13

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 13)

В любом случае, предложенная первым Еврейским комитетом программа, согласно которой российские евреи должны были в кратчайшие сроки и массово воспринять нетрадиционные для них профессиональные занятия, а также поменять место проживания, изначально была предельно умозрительной, основанной на отвлеченных рационалистически-просветительских идеях³⁹², и ожидать ее осуществления было нельзя. Единственной возможностью существенно изменить образ жизни основной массы еврейского населения могла бы стать активная интеграция евреев в российское общество, к которой, по состоянию на начало XIX века, не были готовы ни правительство, ни христианское большинство, ни сами евреи³⁹³.

Вместе с тем, уже в этот период были заложены основы порочной правительственной логики, согласно которой власть могла требовать от евреев соответствия оторванным от реальности представлениям чиновников об общественной пользе, при этом ничего не предлагая взамен и не обеспечивая условий для преодоления обособленности еврейской диаспоры. В начале XIX века такое положение вещей позволяло сохранить status quo и было даже взаимовыгодным: еврейские общины получали относительную социально-правовую автономию и возможность сохранить традиционный уклад, а правительство, хотя и не было способно проводить планируемые коренные преобразования, могло надеяться на сохранение стабильной ситуации вокруг еврейских подданных, при этом реализуя довольно мягкую, по сравнению с более поздними периодами, политику по еврейскому вопросу. Несколько десятилетий спустя стремление евреев к интеграции многократно усилилось, и евреи начали ощущать необходимость в ответных шагах правительства, которые помогли бы им преодолеть сложившуюся отчужденность. К концу XIX века немалая часть евреев нуждалась в том, чтобы государство формально и неформально одобрило попытки отказаться от традиционного «местечкового» уклада жизни, получить светское образование и иными способами начать более активно участвовать в социальной жизни за пределами еврейских общин; при этом важно было, чтобы государство не обуславливало такое одобрение требованием крещения и отказа от национально-религиозной идентичности. Кроме того, общество в целом к этому времени стало более модернизированным и при условии лояльной к евреям государственной политики могло бы сравнительно безболезненно принять сближение с еврейской диаспорой. В большинстве зарубежных государств события развивались именно так, и евреи сравнительно органично вписались в социальную жизнь этих стран; в России же аналогичные процессы вызвали всплеск антисемитизма, еврейские погромы, ужесточение государственной политики в отношении евреев, усиление прозелитизма со стороны власти, а в качестве ответной реакции – широкое распространение революционно-социалистических и сионистских идей в еврейской среде. Корни этих проблем следует искать именно в рассматриваемом периоде конца XVIII – начала XIX вв. Заложенная тогда традиция отношения к евреям со стороны государства, не приносившая вреда ни одной из сторон в то время, полувеком спустя обернулась главной предпосылкой необыкновенного обострения еврейского вопроса.

1. Личные и имущественные права евреев в Российской империи.

1. Сословные права евреев.

Как уже отмечалось, в Речи Посполитой сословное деление на евреев не распространялось. Исследователи иногда называют евреев пятым из основных польских сословий, наряду со шляхтой, духовенством, горожанами и крестьянами³⁹⁴.

Фактически такое положение сохранилось и в первые годы после вхождения евреев в российское подданство. В Российской империи они изначально не были приписаны к сословиям, сохранили специфическую корпоративную организацию и были обложены особой податью (о чем будет подробнее сказано ниже).

Однако через несколько лет после первого раздела Речи Посполитой в России была проведена масштабная реформа, призванная упорядочить социальное и юридическое разделение городского населения. В 1775 году в соответствии с Городовым положением российское городское население было разделено по экономическому признаку на купцов и мещан³⁹⁵. Неясно было, касается ли распоряжение о записи в одно из сословий также и евреев, а сами они изначально не усматривали для себя в этом никаких выгод. Однако в 1778 году на Белоруссию было распространено действие «Учреждения о губерниях», в соответствии с которым городские сословия получали органы самоуправления, участие в которых, вероятно, показалось евреям желательным, поскольку уже в следующем году они обратились к генерал-губернатору с ходатайством о принятии их в купечество. З.Г. Чернышев сделал об этом представление на высочайшее имя, и ходатайство было удовлетворено именным указом от 7 января 1780 года³⁹⁶. Что же касается евреев, которые по размеру капитала не могли войти в купечество, то они были отнесены к сословию мещан в 1783 году³⁹⁷. Характерно, что уже в это время евреи по умолчанию не считались подверженными действию общих российских законов – распространение на них действия Городового положения, содержание которого не давало никаких оснований считать, что какая-либо религиозная группа не включается в «градское общество», все же потребовало особого законодательного распоряжения.

Приписка евреев к сословиям, несомненно, была прогрессивным шагом на пути их постепенной интеграции в российское общество. Однако, учитывая специфический уклад жизни в этих местах, ограничить еврейское население рамками российского сословного деления в реальности было очень сложно³⁹⁸. Помимо крупных торговцев, т.е. купцов, а также мелких торговцев и ремесленников, т.е. мещан, существовало также немалое количество евреев, которые зарабатывали оказанием различных услуг в имениях шляхты. Формально они обычно считались мещанами и были приписаны к городам, фактически же жили в деревнях или в частновладельческих местечках-штетлах, где служили факторами (торговыми посредниками) или арендовали у шляхты доходные статьи в их имениях. Причисление таких евреев к городскому обществу неизбежно должно было остаться простой формальностью, что предопределяло невозможность выселения их в города (о чем было подробнее сказано выше) и фактически выводило их из-под контроля органов самоуправления – как кагальных, так и общегородских.

Помимо этого, оценивая включение евреев в сословную структуру общества, следует учитывать, что эта мера не означала для них полного уравнения в правах с иными купцами и мещанами. Наряду с общесословными правами и обязанностями, для евреев на протяжении всего существования Российской империи продолжали устанавливаться специальные права и обязанности, то есть для них сформировался особый двойственный правовой статус. Это давало М.Г. Моргулису основание говорить о еврействе как об отдельном сословии³⁹⁹. Данное утверждение было, разумеется, в большей степени фигуральным, поскольку российское законодательство никогда не выделяло евреев в отдельное сословие, а только в отдельную группу инородцев, которым разрешалась, в отличие от остальных инородцев, приписка к общим сословиям. Исследователи приводят документы начала XX века, в которых среди анкетных данных слово «еврей» вписано в графу «звание», т.е. понимается как обозначение сословной, а не национальной принадлежности⁴⁰⁰. Такое смешение сословного и национально-религиозного статусов формально неверно и свидетельствует, вероятнее всего, о канцелярской ошибке, однако эта ошибка неслучайна – правовое положение евреев действительно было специфическим и не давало оснований воспринимать их как полноценных представителей соответствующих сословных групп.

Положение о евреях 1804 года подтвердило основные права евреев, которыми они пользовались наравне с остальными подданными: они должны были «состоять под точным покровительством законов» наравне со всеми другими российскими подданными (ст. 42), «состоять в ведомстве» земской полиции в сельской местности (ст. 47) и градской полиции, городничего и магистрата – в городах (ст. 48), а также были подсудны общим судам и имели право учреждать третейские суды на общих основаниях (ст. 49). Их личность и собственность ставились под охрану государства (ст. 44), подтверждалась действительность гражданско-правовых договоров с их участием (ст. 45).

Особо подчеркивался в Положении 1804 запрет на закрепощение евреев; учитывая, что ранее подобный вопрос вообще не ставился, и статус евреев как свободных людей не подвергался сомнению, исследователи выдвигают разные гипотезы касательно того, что побудило первый Еврейский комитет закрепить специальную гарантию. И.Г. Оршанский предполагал, что в ходе работы Еврейский комитет получил соответствующую просьбу от заинтересованных помещиков и был вынужден прямо выступить в защиту интересов евреев⁴⁰¹. С.А. Бершадский ссылался на негативный пример шкловского дела и злоупотреблений бывшего екатериниского фаворита С.Г. Зорича⁴⁰². В 1798 году шкловские евреи коллективно и по отдельности жаловались на то, что владелец города Зорич избивал их, не возвращал им взятые в долг деньги, не исполнял заключенные арендные контракты, позволял своим крепостным разграблять их дома и т.п.⁴⁰³ Сам же Зорич в ходе разбирательства этих дел заявлял, что он «живущих в Шклове евреев не иначе считал, как подвластными ему» ⁴⁰⁴. Отчасти такая позиция может быть объяснена его особым положением как фаворита Екатерины II⁴⁰⁵, однако такое же поведение демонстрировали и менее приближенные к власти помещики. Так, в экстракте жалоб евреев Бердичева на князя Радзивилла аналогичная проблема излагалась еще яснее: «Радзивилл поступает с ними не так, как с людьми свободными, но как со своими крепостными» ⁴⁰⁶. В некоторой степени такие ситуации могут быть объяснены представлениями о подвластности евреев владельцам местечек, сохранившимися со времен принадлежности западнорусских земель Речи Посполитой: так, с 1539 года, жившие на частновладельческих землях, были подчинены юрисдикции пана (причем без права оспаривать решения панского суда), а в XVIII веке на польском сейме даже обсуждался вопрос о формальном наделении евреев статусом крепостных⁴⁰⁷.

По мнению И.Г. Оршанского, сам факт того, что российскому законодателю понадобилось дополнительно оговаривать равенство евреев в этих вопросах с остальным населением, свидетельствует о том, что евреи рассматривались как бесправные существа, которым требовалось даровать особым законом хотя бы основные права⁴⁰⁸. Однако такой взгляд нельзя признать верным, поскольку в начале XIX века в России в принципе отсутствовало представление о наличии у подданных естественных прав, существующих независимо от их предоставления положительным законодательством, равно как и о наличии единого правового статуса подданных, не связанного с сословными привилегиями⁴⁰⁹. К тому же перечисленные права нельзя отнести к безусловным, напротив, как видно из приведенных примеров, некоторые польские помещики пробовали их оспаривать, настаивая на том, что евреи находятся в их юрисдикции.

При этом Положением 1804 года было установлено, что каждый еврей должен был быть отнесен к одному из четырех состояний: земледельцев, фабрикантов и ремесленников, купцов, мещан (ст. 11), и подчеркивалась обязанность каждого еврея приписаться к одному из состояний под угрозой признания не имеющих письменных доказательств приписки бродягами, с наложением санкции, установленной общим законодательством (ст. 30). При этом соотношение состояний, установленных Положением, с сословиями, приписка к которым была обязательна как для природных обывателей, так и – с 1783 года – для евреев, оставалось неясным. Очевидно, право приписки к сословиям мещан и купцов за евреями сохранялось, поскольку для них предусматривалась возможность быть избранными в члены магистратов (ст. 9) и записываться в ремесленные цехи (ст. 23). Поскольку запись в цехи, являющаяся, согласно Городовому положению 1785 года, привилегией членов городского общества, т.е. мещан, гарантировалась евреям, относящимся к состоянию ремесленников, можно заключить, что к общим сословиям могли приписываться все евреи, а не только относящиеся к введенным Положением 1804 года состояниям купцов и мещан. При этом, однако, при проведении переписей они учитывались именно как представители состояний, учрежденных Положением. Если по данным пятой ревизии 1795 года евреи упоминались как купцы либо мещане, то, начиная с шестой ревизии 1811 года (т.е. первой, проходившей после 1804 года), они распределены в ревизских сказках по четырем состояниям: в 1811 году в империи, не считая женщин, значилось 4814 купцов, 113511 мещан, 208 фабрикантов, 21195 ремесленников, 13925 земледельцев⁴¹⁰.

Закрепление в Положении 1804 года права евреев на запись в ремесленные цехи следует рассматривать в большей степени как формальное подтверждение их сословного статуса и в меньшей степени - как насущную необходимость. Как уже отмечалось выше, типичным явлением польско-литовской городской жизни была конкуренция христианских цехов с ремесленниками-евреями, которые в большинстве случаев не имели права записи в цех, но пытались нарушить цеховую ремесленную монополию, иногда опираясь при этом на королевские или панские привилегии⁴¹¹. После разделов Речи Посполитой в некоторых случаях ремесленники-евреи могли быть заинтересованы в формальном закреплении своего права на занятие ремеслом: об этом свидетельствует, например, поданное евреями в 1818 году ходатайство об учреждении для них отдельного цеха в местечке Дашево Киевской губернии⁴¹². Однако эта проблема не имела повсеместной высокой актуальности, поскольку значение цехового строя в Российской империи было ниже, чем в Речи Посполитой. Даже в тех российских городах, где цехи формально действовали, к началу XIX века они постепенно теряли социальную роль, т.к., с одной стороны, цеховые организации практически не имели имущества, с другой стороны - росло число ремесленников, занимавшихся своими промыслами без записи в цехи⁴¹³. Законодательство даже формально не могло препятствовать такой ситуации: согласно ст.ст. 59-60 Городового положения, «снискивать дневного пропитания работой цех никому запретить не может», т.е. занятие ремеслом без записи в цех разрешалось при условии, что такой ремесленник не будет называть себя мастером, иметь вывеску и нанимать учеников и подмастерьев⁴¹⁴. Само Положение 1804 года запрещало ремесленным и цеховым управам в губерниях черты оседлости препятствовать евреям «упражняться во всех промыслах, законом не запрещенных». Из текста документа не вполне понятно, имелось ли в виду, что запрещено было препятствовать записи евреев в цехи либо же занятиям ремеслом вне цехов, однако на практике, очевидно, было принято второе толкование. Как отмечают исследователи, в начале XIX века большинство евреев, занимавшихся ремеслом, не входили в цехи⁴¹⁵. Об этом же косвенно могут свидетельствовать и приведенные выше данные переписи 1811 года: согласно им, среди евреев насчитывалось менее 14% ремесленников, в то время как фактически их наверняка было гораздо больше - так, европейские мемуаристы, побывавшие в России в 1812 году с наполеоновской армией, особо отмечали, что среди русских евреев, в отличие от немецких, много ремесленников, притом весьма искусных⁴¹⁶. В Речи Посполитой, согласно переписи 1788 года, ремеслом занималось около половины евреев⁴¹⁷, и практически невозможно предположить, чтобы на бывших польских территориях их количество так значительно уменьшилось за двадцать с небольшим лет, а значит, несоответствие данных двух ревизий объясняется тем, что в 1811 году ремесленники, не входившие в цехи, были приписаны к состоянию мещан. Описывая несколько более поздний период (40-е гг. XIX века), мемуарист А. Паперна утверждал, что ни один из евреев-ремесленников в городе, где он вырос, не имел цехового свидетельства⁴¹⁸.

Характеристики

Список файлов диссертации