Диссертация (1105895), страница 9

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 9)

Разумеется, попытки немецких горожан не допустить евреев в свои города объяснялись не столько бытовым антисемитизмом, сколько нежеланием терпеть конкуренцию, которое в этих местах должно было считаться более обоснованным, чем где бы то ни было в России, из-за тесных контактов с городами Западной Европы, где были сильны традиции гильдейской замкнутости. На это, в частности, указывали в своих прошениях сами евреи, замечая, что даже русским христианским купцам было в то время запрещено приписываться к рижскому купечеству²⁴⁶.

Одновременно с этим курляндские евреи, ссылаясь на то, что они всегда исправно платили подати, потребовали для себя права записи в сословия, участия в городском самоуправлении, учреждения кагалов с обширными, в т.ч. судебными, полномочиями, выделения земли для строительства домов и синагог, закрепления за ними монополии на маклерскую (т.е. торгово-посредническую) деятельность²⁴⁷. Сенат, не считая возможным ни выдворить евреев из местностей, где они проживали уже в течение 200 лет, ни предоставить им исключительные привилегии, в докладе императору предложил компромиссный проект Экспедиции государственного хозяйства, опекунства иностранных и сельского домоводства. Согласно этому проекту, евреи получали право записываться в мещанство и в купечество и, соответственно, избираться на гражданские должности, свободно исповедовать иудейскую религию и строить синагоги; также на них распространялась общая для всех евреев обязанность платить все налоги в двойном размере. Особо отмечалась необходимость немедленно учредить кагалы и приписать к ним евреев, преимущественно для того, чтобы появилась инстанция, надзирающая за исправным платежом податей (в докладе упоминалось, что в отсутствии кагалов со стороны губернского правления случались злоупотребления - рекрутские деньги за евреев, скрывавшихся от чиновников, нередко взыскивались с помещиков, на чьих землях их ранее застала ревизия, для чего не имелось ни юридических, ни фактических оснований)²⁴⁸. Доклад был высочайше утвержден 14 марта 1799 года²⁴⁹.

М.И. Бикерман утверждает, что этим указом было узаконено только жительство евреев в Курляндии, но вновь селиться там им было по-прежнему запрещено, а следовательно, губерния осталась вне черты оседлости²⁵⁰. Действительно, в указе используется только фраза «дозволение жительства», однако и в указах 1791 и 1794 гг., которыми устанавливалась черта оседлости, не упоминается не только о праве вновь селиться, но и о праве жительства, а только о «праве гражданства и мещанства», «праве отправлять купеческие и мещанские промыслы», поэтому из формальной законодательной формулировки трудно делать определенные выводы.

Однако «христианское городское общество» не хотело отказаться от прежних привилегий, ограждавших их от еврейской конкуренции, и вскоре местные власти, ссылаясь на принятое в 1804 году и кодифицировавшее законодательство о евреях Положение о евреях, истолковали указ 1799 года в том смысле, что правом проживания в Курляндии пользуются лишь те евреи (и их потомки), которые были приписаны к местным обществам на момент его принятия. Именно такое понимание было закреплено следующим Положением о евреях 1835 года²⁵¹.

Правовой статус курляндских и лифляндских евреев формировался под воздействием несколько иных факторов, нежели статус евреев Западного края. В данном случае речь шла о закреплении права жительства евреев (и иных сопутствующих прав и обязанностей) в тех местах, где, в отличие от бывших территорий Речи Посполитой, практически не имелось традиции терпимости евреев ни в социально-бытовом, ни в юридическом смысле. Кроме того, влияние оказывали антиеврейские настроения, выражаемые не столько российской администрацией, сколько местными национальными элитами. При этом правительство, осознававшее бесперспективность борьбы с естественным демографическим процессом проникновения евреев в российскую Прибалтику, вынуждено было, хотя и со многими оговорками, выступать в роли защитника еврейских интересов. При этом само содержание правового статуса прибалтийских евреев вырабатывалось различным образом: евреи Риги подвергались более строгим ограничениям, восходившим, вероятно, к средневековым европейским прецедентам (в частности, как уже было упомянуто, к правовым институтам, сохранившимся в ряде немецких княжеств, в т.ч. в Пруссии); правовое положение евреев Курляндии - возможно, в силу того, что там имелась сравнительно более многочисленная община - несомненно, конструировалось по образцу западных губерний.

1. Запрет на проживание евреев в сельской местности.

Изначально предпринимаемые в России попытки выселения части подданных из сельской местности в города никак не были связаны с политикой по еврейскому вопросу. В 1781 году в Олонецкой губернии (где, кстати, в то время евреи не проживали вообще) случились волнения крестьян, причиной которых Екатерина II сочла то, что «записавшиеся по городам в мещанство и купечество, не переселяясь в отведенные им в городах земли, остаются в селениях крестьянских, пользуясь прибытками сих последних с крайним их угнетением». 7 февраля 1782 года императрица предписала Сенату переселить членов городских сословий в те города, к которым те были приписаны. 31 января 1783 года Сенат разослал по губерниям указ о выселении мещан и купцов. Такое распоряжение в то же время очень соответствовало намерениям Екатерины II создать большие торговые города и торгово-промышленный класс²⁵².

Разумеется, эта мера распространялась в том числе и на евреев, которые как раз в то время были приписаны к городским сословиям. При этом для них выселения оказывались особенно вредными экономически и социально, поскольку из всех горожан они чаще всего оказывались тесно связанными с сельскими районами. По данным на 1808 год (т.е. уже после первых кампаний по выселению), в частновладельческих местечках Белоруссии евреи составляли более 70% свободного (т.е. без учета крепостных крестьян) населения²⁵³. Такая ситуация сложилась еще в польские времена, когда города считали ремесла и торговлю своей привилегией и прилагали все усилия для вытеснения конкурентов-евреев в уезды. По оценкам исследователей, к концу XVIII века не менее трети польских евреев были заняты в феодальном хозяйстве²⁵⁴. Учитывая крайне низкий уровень развития экономики (в особенности сферы торговли и услуг) в сельской местности в западнорусских губерниях, нельзя недооценивать ту огромную роль, которую играли там евреи. Они доставляли городские товары крестьянам²⁵⁵, выступали как комиссионеры или перекупщики, помогая реализовывать продукты сельскохозяйственного труда, а также подвизались при имениях панов в качестве факторов (так в Польше традиционно называли профессиональных посредников в приобретении товаров и услуг) либо арендаторов отдельных статей дохода, обычно права винокурения²⁵⁶. По позднейшим сообщениям Т.И. Тутолмина, занимавшего пост волынского и подольского генерал-губернатора, западнорусские помещики предпочитали продавать выращенные в их имениях зерно и скот евреям, поскольку для их самостоятельной продажи за границу им пришлось бы тратить много времени и усилий²⁵⁷. Кроме того, владельцы местечек часто принудительно использовали живших в их поместьях евреев для получение доходов другими способами, например, навязывая им ежегодное приобретение хлеба или водки в определенном количестве²⁵⁸. Присутствие евреев в частновладельческих поместьях и местечках было настолько выгодно их владельцам, что они, приглашая евреев, документально закрепляли предоставление им некоторых «привилегий» - например, свободы занятий, разрешения строить молельные дома и т.п.²⁵⁹

Тем не менее, государство игнорировало важную роль евреев в сельской экономике, сосредоточившись на необходимости установления административного порядка и обеспечения четкого соответствия формального статуса евреев, приписанных к тому времени к городским сословиям, и их реального образа жизни. Белорусские власти прилагали все усилия для выселения мещан (в т.ч. и евреев) из уездов, что приводило к массовому разорению еврейских семей, которые лишались и своих домов, и привычных источников доходов. Разумеется, это не могло не вызвать протеста. В 1784 году в Петербург с верительными письмами от кагалов 18 белорусских городов была отправлена депутация штадланов (т.е. представителей, ходатаев от имени общин) во главе с купцом Цалкой Файбишовичем. Депутация передала императрице Екатерине II ходатайство о том, чтобы «они не были никогда от магистратов принуждаемы строиться в городах», и «буде помещик пожелает отдавать по уездам винокурение на откуп евреям, чтобы ему невозбранно было по-прежнему» ²⁶⁰.

Эти просьбы были выполнены только частично. 7 мая 1786 года указом «Об ограждении прав евреев в России касательно их подсудности, торговли и промышленности» было предписано «записавшихся в купечество и мещанство, живущих в местечках и деревнях евреев безвременно селиться в городах не принуждать, особливо когда нет для них в городах свободных под строение домов мест, да и неизвестно, могут ли они в городах все найти себе пропитание»; подтверждалось право евреев заниматься работами в уездах «с дозволения общества по даваемым паспортам» ²⁶¹. Таким образом, в соответствии с этим указом евреи местечек считались переселенными в города, но временно живущими в сельской местности²⁶². Фактически Сенат не разрешил вопрос о переселении евреев в города, а только отсрочил его решение. Несколько неясная формулировка указа дала возможность еврейским общинам пресекать все попытки выселения ссылкой на «безвременность» такой меры²⁶³.

Такое положение, однако, сохранялось недолго. После второго раздела Речи Посполитой, по которому к России отошли новые губернии, где евреи в значительно большем количестве проживали в уездах, занимаясь шинкарством и арендой, тема выселения снова была поднята. Более того, если в 80-е гг. евреев пытались подвергнуть переселению именно как членов городских сословий наряду с христианами, то в 90-е гг. эта проблема обсуждалась уже исключительно в русле еврейского вопроса²⁶⁴, что соответствовало общему курсу государственной политики, склонявшемуся в это время к введению для евреев специфического правового статуса. Именным указом от 3 мая 1795 года, данном Минскому, Волынскому и Подольскому генерал-губернатору Т.И. Тутолмину, предписывалось «стараться переселять [евреев] в уездные города, дабы сии люди не скитались во вред обществу, но производя торги и размножая рукоделия и ремесла, и себе прибыль, и обществу пользу приносили» ²⁶⁵. Почти одновременно аналогичное указание получил и белорусский генерал-губернатор Петр Богданович Пассек²⁶⁶.

Ю.И. Гессен полагал, эти распоряжения последовали по предложению самих губернаторов, а не императрицы, и, возможно, идею выселения Тутолмину, незадолго до этого вступившему в должность, подсказал именно Пассек. М.И. Кулишер утверждал, что за антиеврейской риторикой Пассека, считавшего занятия сельских евреев «бесполезными» и даже «вредными», при этом стояло желание рано или поздно ввести в западных губерниях, как и в остальной империи, казенную винную монополию. Следовательно, нужно было лишить польскую шляхту привилегии винной торговли, а для успеха этой меры требовалось разрушить связи между шляхтой и ее постоянными агентами-евреями, которые очень часто арендовали у помещиков право винокурения²⁶⁷. Несомненно, это обеспечило бы губернскому начальству большие возможности для финансовых злоупотреблений, что вполне может объяснить проявленную Пассеком инициативу. Хотя водворение евреев в городах соответствовало и административным планам самой Екатерины II, Пассек продемонстрировал в исполнении этого распоряжения более чем достаточную активность – если указ предписывал только «стараться» переселять евреев, что предусматривало скорее рекомендательный характер нормы, то в Белоруссии по распоряжению генерал-губернатора предполагалось закончить переселение в течение года²⁶⁸.

Реализовать эти указы, как и можно было ожидать, оказалось очень сложно, поэтому в 1796 году П.Б. Пассек указал ограничиться выселением евреев только из придорожных корчем и деревень, а в конце этого года отсрочил даже эту меру на полтора года. В 1798 году он доносил императору, что, «хотя евреи начали в города переселяться, но еще весьма малое количество» ²⁶⁹.

В 1800 году Белорусскую губернию инспектировал сенатор А.И. Ильинский. По поводу замеченных им недостатков в устройстве губерний (в частности, недостатка соли) Сенатом было истребовано объяснение от гражданского губернатора П.И. Северина, который среди прочего отметил, что считал бы полезным переселить в города евреев, живущих в помещичьих имениях. Реакция на это предложение была удивительной: признав, что указом 1786 года евреям было прямо разрешено проживать в деревнях и селах, Сенат в нарушение всякой логики счел, что «сие, однако же, не возбраняло переселению их в города», и истребовал от Северина новый рапорт о том, по каким причинам губернское правление до сих пор терпит евреев в уездах. В этом рапорте сообщалось, что попытки выселения предпринимались в 90-е гг. губернатором Пассеком, однако они ни к чему не привели, поскольку были саботированы и самими евреями, и владельцами поместий, зависящими от посреднических услуг евреев. Сенатор передавал этот вопрос на усмотрение Сената, отмечая при этом, что переселение¸ с одной стороны, нарушит привилегии шляхты на распоряжение имениями, а с другой – повлечет разорение евреев, удорожание домов в городах, увеличение конкуренции среди торговцев и ремесленников и т.п.²⁷⁰

Реакцией на этот запрос стал сенатский указ от 30 июня 1801 года, согласно которому всех мещан Российской империи надлежало выселить из сельской местности²⁷¹. Белорусская администрация восприняла его как относящийся в том числе и к мещанам-евреям. Еврейские штадланы, принося по этому поводу жалобу в Сенат, ссылались на нарушение указов от 1786 года и от 10 марта 1785 года, отменявших запрет на отдачу евреям винокурения на откуп²⁷². Это прошение было удовлетворено²⁷³. Можно предположить, что такое нетипичное отступление от генеральной линии правительства в вопросе о жительстве евреев в сельской местности объяснялось личной позицией генерал-прокурора Сената А.А. Беклешова. Генерал Беклешов до назначения генерал-прокурором в разное время занимал должности губернаторов в Лифляндии, Киевской, Подольской и Малороссийской губерниях и поэтому должен был быть знаком с еврейским вопросом и понимать бесперспективность попыток переселения²⁷⁴.

Однако следующая попытка запретить евреям проживать в селах и деревнях была предпринята довольно скоро, а именно с изданием Положения 1804 года. Первый Еврейский комитет, подготавливавший этот документ, вполне воспринял утвердившееся к тому времени мнение о вредном влиянии евреев на крестьян, а также стремление отвлечь их от арендаторства, винокурения и шинкарства в пользу более полезных, с точки зрения государства, занятий, прежде всего ремесла и фабрикантства. Аналогичные обвинения в адрес евреев, также вдохновленные просветительскими идеями, звучали и в Речи Посполитой в последние годы ее существования, в частности, во время дискуссий на «четырехлетнем сейме» 1788-1792 гг.²⁷⁵

Решение первого Еврейского комитета, однако, было вдохновлено не столько европейскими идеями, сколько позицией Г.Р. Державина. В 1800 году Державин, будучи сенатором, инспектировал Белорусскую губернию для выяснения причин случившегося там голода. Результаты державинской инспекции, в частности, его видение роли евреев в экономике западных губерний, оказали огромное влияние на дальнейшее формирование правового статуса российских евреев, поэтому их имеет смысл рассмотреть подробнее.

В обширной переписке, которая велась в 1800 году между Сенатом, императором, белорусской администрацией и Г.Р. Державиным по поводу голода, об ответственности евреев впервые с уверенностью упоминается достаточно поздно. В письме белорусскому губернскому правлению от 1 июля 1800 года Державин цитирует полученное им Высочайшее повеление: «По сведениям, немалою причиною истощения белорусских крестьян суть жиды, по оборотам их в извлечении своей корысти» ²⁷⁶. До этого о возможной вине евреев он упоминал кратко и мимоходом, причем не настаивая на этой версии; недостаток хлеба он объяснял преимущественно неурожаями и неудовлетворительными мерами по содержанию запасов зерна, предпринятыми владельцами имений. Можно допустить, что первоначальные суждения о виновности помещиков были внушены Державину еще в Петербурге. Биографы Державина упоминают, что его командировка в Белоруссию была частью интриги, спланированной фаворитом Павла I И.П. Кутайсовым и генерал-прокурором Сената П.Х. Обольяниновым, которые надеялись обвинить дворян, арендовавших казенные имения, в ненадлежащей заботе о крестьянах, а затем выкупить по низкой цене отобранные у них имения²⁷⁷. Эта идея объективно не была лишена оснований: указом от 29 ноября 1799 года²⁷⁸ было предписано завести во всех селениях империи хлебные магазины, где должны были храниться запасы зерна на случай неурожая, при этом организация магазинов в помещичьих селениях возлагалась на самих помещиков, а надзор за магазинами был поручен предводителям дворянства²⁷⁹.

Характеристики

Список файлов диссертации