Диссертация (1102191), страница 29
Текст из файла (страница 29)
В рамкахбахтинской концепции отношения автора к герою, данный текст демонстрируетромантическое разрешение парадокса автобиографии: автор завершает ребенка,делая его героем романа, однако тот преодолевает авторскую завершающуюмысль, противопоставляя ей себя как тайну, оставаясь непознаваемым прошлым.Интересно, что благодаря таким размышлениям о процессе написанияавтобиографии и сомнительной правдивости литературной исповеди Дубровскипричислил «Слова» к жанру автофикции. Скептическая метаирония выражаетздесь неуверенность в истинности собственных воспоминаний, в том, что вситуации временного разрыва возможно воспроизвести аутентичный обликребенка, познать настоящую причину тех или иных психологических явлений.Авторакцентируетнеподлинностьписьмачерезненадежностьпамяти,искусственность художественного слова. Он пишет о том, что литературноетворчество является симптомом невроза — в форме литературного творчества,создает роман о самом себе, делая себя-ребенка его персонажем, чемподчеркивает идеалистическую, патологическую природу творческого вымысла,схожего с памятью и вспоминанием, изгоняя, согласно Луэтту, «всякое138восхищение перед зарождением таланта» [168, p.
1279]. Именно в рамкахретроспективногоповествованиястановитсявозможнойэтаироническаякомбинация философских смыслов.Принципы прогрессивно-регрессивного метода обнаруживаются, главнымобразом, в том, каким образом Сартр выстраивает последовательность событий врассказе, аналитически схематизируя собственную жизнь — на уровне сюжетнокомпозиционных особенностей текста. Подчеркнем, что в дневниковом открытомтексте, где Сартр лабораторно исследовал свой незавершенный проект, такойтеоретической схемы принципиально не могло быть.Заметим,чтообозначеннаяЛекармомнеполнотаисторииможетобъясняться и другой причиной: Сартр не может в полной мере применить методк самому себе, поскольку его собственный экзистенциальный проект незавершен;на этом основании «тотализация» самого себя, цельный разворот проектастановится принципиально невозможным, отсюда и незаконченность истории.Однако две части, на которые разбивается автобиографический роман, «Читать» и«Писать», повторяют логику Сартра-биографа.
Их можно приравнять кпоследовательности интериоризации и экстериоризации; чтение предшествуетписьму как основа, на которой зиждется писательский идеализм. Лежёнсправедливоуказываетнадиалектическуюструктуруданноготекста:«Складывается впечатление, что мы читаем историю, но на самом деле мывовлекаемся в логический анализ, где связи маскируются хронологией.Повествовательная стратегия здесь реализует “скрытую диалектику”» [162, p.204].
Целые части текста соединяются друг с другом не в порядкехронологическойпоследовательностисобытий,ониподчиненылогикепостепенного укоренения невроза.Вэтомсмыслевесьмапоказательноужесобственноназваниепроизведения: оно одновременно заявляет о том, что речь пойдет обосновополагающей роли «слов» в жизни личности, и уводит от самой личности,вуалирует биографического автора.
Согласно Лежёну, «имя в заглавии текста неоставляет для читателя никаких сомнений в том, что первое лицо указывает на139автора» [162, p. 27]. Сартр избегает выстраивания данной связи, отдаваяпредпочтение идее, указывая на используемый им фильтр: это дает читателюпредставление о том, что вся жизнь будет рассмотрена сквозь призму отношенийсо словесностью.Любопытно, что изначально Сартр рассматривал и другой проектавтобиографии, более отчетливо формирующий «автобиографический пакт».Первым вариантом названия текста было «Жан Безземельный», оно жефигурирует в сохранившемся наброске этой версии, писавшейся между 1953 и1956 гг., работу над которой Сартр забросил. Название пародийно отсылает кличности Иоанна Безземельного, захватившего престол в отсутствии РичардаЛьвиное Сердце, «ложного» короля.
Образ символизирует фиктивное величие,скрывающее понимаемую в сартровской психоаналитической интерпретации«безродность». Создание этой версии исследователи относят к 1955 году — ещедо выхода «Вопроса о методе» и «Критики диалектического разума». Разница вотборе и выстраивании биографического материала в данной работе и «Словах»демонстрируетзначимуютрансформациювсартровскомподходекавтобиографии.Начинаются как «Слова», так и «Жан Безземельный» одинаково — сописаниясемейнойпредыстории.Примечательно,чтоСартризбегаетпопулярного варианта автобиографического зачина, в котором в качестве точкиотсчета личной истории берется момент рождения, что уже заключает в себесаморепрезентацию.
Так начинаются «Воспоминания благовоспитанной девицы»(«Mémoires d’une jeune fille rangée», 1958) де Бовуар: «Я родилась в четыре утра, 9января 1908» [104, p. 9]. Это клише воспроизводит и Жид: «Я родился 22 ноября1869 года» [32, с. 7]. Сартр же видит начало своей биографии не в физическомпоявлении на свет, но в тех условиях и перипетиях, которые ему предшествовали,косвенным образом способствовали его рождению.Причем, описывая обстоятельства, писатель акцентирует их абсурдность,нелепость, он иронизирует над поведением родственников и мотивами ихпоступков: «В конце сороковых годов прошлого века многодетный школьный140учитель-эльзасец с горя пошел в бакалейщики. Но расстрига-ментор мечтал ореванше: он пожертвовал правом пестовать умы — пусть один из его сыновейпестует души.
В семье будет свой пастырь. Им станет Шарль. Однако Шарльпредпочел удрать из дома, пустившись вдогонку за цирковой наездницей» [77, с.7]. Впоследствии этот же Шарль, дед Сартра, все же станет «пастырем», но вином, более мирском качестве — он будет преподавать немецкий язык,предаваясь духовной деятельности «более либерального толка» [77, с. 7]. Такимобразом, отсчет своей истории Сартр ведет от сменившего профессию прадеда,впервые связавшего духовный сан с преподаванием: отсюда и оттенокрелигиозного служения, окружающий профессию филолога в глазах Швейцера,всего семейного окружения и самого Сартра как наследника этой традиции.Таков, по мнению автора, облик типичного буржуазного интеллектуала, которыйне столько изучает искусство, сколько занимается исполнением ритуалов.Очевидно, что таким началом автор заявляет о намерении вести повествование нетолько о себе, но и о театральном «культе», сыгравшем в его судьбе огромнуюроль.Дальнейшее иронически-реалистическое описание семейной истории можносвести к серии событий, произошедших с отчужденными друг от друга людьми,отношения которых определяются экономическими факторами и общественнымимифами.
А. Смит употребляет в связи со швейцерами выражение «huis closfamilial» [205, p. 344]: в предыстории Сартр детально прописывает неподлинностьотношений в имманентном пространстве отдельно взятой семьи. Особоевнимание уделяется образу матери: «У Анн Мари были способности — изприличия их оставили втуне; она была хороша собой — от нее постарались этоскрыть. Скромные и гордые буржуа считали, что красота им не по карману и не клицу» [77, с. 10].
Анн Мари наследует буржуазную благовоспитанность иматеринский скепсис Луизы, степенно ухаживает за умирающим мужем, «непозволяя себе такого неприличия, как любовь» [77, с. 11]. Кончина отца СартраШвейцерами воспринимается с подозрением: «Уж очень она походила на развод»[77, с. 12]. Поэтому, оставшись без образования, без карьеры и без мужа Анн141Мари вынужденно возвращается в отчий дом с ребенком на руках, вторичнопопадает в домашнее рабство как опозоренная девица. Все это делает ее образвыразителем места, которое занимает женщина в культуре той эпохи.Родившийся ребенок обнаруживает себя уже внутри семейной истории.
Содной стороны, неизбежно его определение теми ценностями и смыслами,которые характеризовали эту среду до него; с другой, младенец предстает какнекая изначальная пустота, «Ничто», его появление на свет нелепо и неуместно.Сартр акцентирует здесь замешательство, в которое повергает человекасуществование: из-за перенесенного энтерита его рано отнимают от материнскойгруди, и он приходит в себя «на коленях у незнакомки» [77, с. 12]. Ребенкупредстоит самостоятельно определять свою экзистенциальную сущность черезвзаимодействие с семейной традицией.
Ж.-П. Буле задается вопросом о том,должны ли мы верить автору, когда тот описывает младенческие переживания:этоскорее«служитнапоминаниемотом,чтоСартрконструирует,фикционализирует автобиографию» [111, p. 11].Однако в наброске «Жан Безземельный» центральное место занимаетименно ранняя смерть отца. Согласно психоаналитику Ж.-Б. Понтали, «Жана безземли» («sans terre») следует вернее понимать как «Жана без отца» («sans père»)[123, p. 566–567]. Отсутствие отца и способствовало формированию у Сартракомплекса неприкаянности: «Если бы мой отец был жив, он улегся бы на менявсем своим телом и раздавил бы меня. К счастью, он умер, когда я былмладенцем.
Среди энеев, несущих на спине своих анхизов, я одиноко блуждаю изкрая в край и ненавижу тех невидимых производителей, которые сидят верхом насыновьях до конца их жизни. <…> Я охотно подпишусь под вердиктомвыдающегося психоаналитика: у меня нет Сверх-Я» [8, p. 972]. По словам К.Бюргелена, данная история имеет для Сартра характер «легенды», через которуюможно интерпретировать свою личность, мифологизировать судьбу: «Легенда оЖане, у которого нет ни своей земли, ни места в жизни, основана на том, что егоотец с самого начала лежит под землей — он умер еще тогда, когда сыну былонесколько месяцев от роду» [116, p.
60]. С. Н. Зенкин в своих работах142рассматривал фигуру отца как сакральный феномен, приобретающий впроизведениях Сартра характер символического выразителя любой власти, вотношениях с которой происходит самоопределение субъекта: власть отцапереживается «как магическая сила, “аура” или “мана” — все это разные названиясакральной силы, “магического могущества взрослых”» [37]. Можно считатьсмертьЖана-БатиставажнымэлементомсконструированногоСартромпсихоаналитического автомифа.Отсутствие отца понимается одновременно как условие свободы и какпричина неопределенности характера, отсутствия четких принципов и убеждений,«предрассудков», которыми, согласно автору, обеспечивают отцы своих сыновей.Именно этот комплекс отцовских смыслов служит проводником в мирсоциальных отношений; лишь будучи раздавленной авторитетом власти личностьможет найти свое место в организованном «отцами» социуме.