Диссертация (1102191), страница 13
Текст из файла (страница 13)
Задумка основывается на необходимости переосмысления связи междуфилософией и жизнью: «Философия, которую он задумывает, с самого началапризвана быть философией жизни» [89, с. 790]. Предшествующие философскиенаработки критик рассматривает как отражение довоенного метафизическогоиндивидуализма Сартра, так как они не показывают в полной мере глобальногоотношения между философией и жизнью, бытием субъекта в реальном мире.Феноменологические концепции, утверждающие фундаментальную связь междусознанием и реальностью, развиваются в масштабное осмысление проблемысуществования.Именно тогда сартровская феноменология перерастает вфилософию свободы и метод психологического исследования, который в «Бытиии Ничто» получит название «экзистенциальный психоанализ», о котором автор иразмышлял на фронте.
Вместе с тем, при всей ее многоохватности, это такаяфилософия, которая связывается у Сартра с жизнью «конкретного индивида,оказавшегося в исключительных обстоятельствах» [89, с. 790]. Переосмыслениеэтой связи между философией и жизнью индивида было совершено именно вовремя войны, благодаря воздействию внешнего фактора.Можно констатировать, таким образом, что в этот период происходитизменение этических, политических, эстетических и философских взглядовСартра, катализатором и фундаментом данной перемены явилась Вторая мироваявойна. Начало войны было временем интеллектуального поиска, итогом которогои стала описанная выше трансформация убеждений. В этом отношении военныететради представляют собой «документ, где запротоколирована сартровскаяметаморфоза» [203, p.
13]. Претерпевает изменения на страницах дневников исобственно метод самоисследования: для его понимания актуально обращаться нетолько к довоенным философским идеям, но и к более поздним концепциям,которые лишь спустя время получат свое теоретическое оформление.63Кроме того, война означала возможность уникального опыта — увидетьисторию в момент ее совершения, оказавшись с ней лицом к лицу. До этого Сартрникогда не видел военных действий, война 1914 года представляла для него нечтодалекое и почти мифическое.
Но эта война давала шанс принимать в ней участие,проживать ее как историческую ситуацию, позволяющую испытать собственнуюмужественность.Симптоматично,чтонафронтписательотправилсявсостояниинеопределенности. В 30-е гг. ему не удалось предугадать приближение войны, какне удалось это сделать и большинству французов. Странная война была войнойабсурдной, войной, которая велась для поражения, а не ради какой-то позитивнойцели. Позиция Сартра была скорее антимилитаристской, Мюнхенское соглашениеи «предательство Чехословакии» в 1938 году он не поддержал, на войне оноказался вопреки самому себе. Примерно в 1953 году он записал на черновойстранице первой тетради дневников: «В глубине души я осознаю своюбесполезность: я не могу ни принять войну, <…> ни отвергнуть ее.
Остаетсятолько гегельянская позиция, к которой я прибегнул впервые: принять войну, каксвою судьбу. <…> Я воевал по своему образу и подобию: будучи буржуа, я взялсяза оружие по указанию; будучи пацифистом, я взялся за него пацифистом; будучиантимилитаристом, я хотел вести войну, как простой солдат (а антимилитаристомя был, потому что был интеллектуалом); неприспособленный к физическимнагрузкам (из-за косоглазия), я оказался в нестроевом составе» [199, p.
938]. А.Алькаим-Сартр в предисловии к дневникам пишет: «Ему не удавалось осмыслитьэту войну, он и не протестовал против нее, и не был полностью убежден в еенеобходимости; он пассивно принял мобилизацию» [14, с. 7].Изначальные аполитичность и неопределенность Сартра и сделали из войныситуацию, в которой через выбор позиции определяется собственное «я», которое,«будучи de facto включенным в происходящее, в любом случае тем или инымобразом ставит на нем свою “печать”» [88, с.
139].642.2. Авторская поэтология самонаблюдения в «Дневникахстранной войны»Переходя непосредственно к рассмотрению принципов сартровскогодневникового самоисследования, заметим, что письмо в режиме «дневника»охватывает самые разнообразные сферы творчества автора. М. Конта и Ж. Деги всвоей статье «Дневники странной войны: письмо и чтение» отмечают, что Сартр«шел по пути смешения жанров» [124, p. 17].Военные дневники не были для автора первым подобным опытом. Следыфрагментарной исповедальности обнаруживаются в фикциональных текстахписателя. Вспомним о том, что «Тошнота», едва ли не самое знаменитое еголитературное произведение, благодаря которому он еще до мобилизацииприобретаетрепутациюталантливоголитератора,написановформе«фиктивного» литературного дневника. Интересно, что в свое время Камю оценилэтотроманоченьхолодно:«Камюсчитает,что“Тошнота”художественной цельности, это не роман, а монолог,лишена“экстравагантнаямедитация” рассказчика, столкнувшегося с абсурдностью жизни» [81, с.
16]. Этоотчасти верно, так как рассказчик, размышляющий о собственной практикеповседневного бытия в материальном мире, по сути, анализирует себя подобнофеноменологу, пространство романа — это пространство интеллектуальнойисповеди дневника, наполненного рассуждениями.
Е. М. Евнина замечает, что «взаписках Рокантена нет никакого <…> драматического действия» [29, с. 69].Разумеется, необходимо иметь в виду, что отношение Сартра к дневнику,как и к своему герою-диаристу весьма специфично. Роман представляет собойсобрание тетрадей, обнаруженных воображаемыми издателями «в бумагах»главного героя. Здесь Сартр воспроизводит традиционную композиционнуюсхему, позволяющую указать на универсально-философскую ценность личногоопыта. Однако персонаж ведет свой журнал сам для себя, никак не вовлекаясь всоциальный мир, и иронизирует на предмет жанра.
В «Листке без даты» онзаявляет, что собирается делать записи, чтобы «докопаться до сути» [5, с. 3]. Но65на следующий день герой говорит: «Я выздоровел, я не стану, как маленькаядевочка, изо дня в день записывать свои впечатления в красивую новую тетрадь.Вести дневник стоит только в одном случае — если…» [5, с. 7]. На этом записьобрывается.Конта и Деги, обращая внимание на этот момент, не исключаютвозможности, что записки Рокантена являются «дневником безумца, так какбезумна уже сама затея ведения дневника» [124, p. 25]. Фокин настаивает на том,что вопрос об экзистенциальном статусе дневника неотделим от метафизическоговопроса об овладевшей героем Тошноте.
Ученый утверждает, что в восприятииавтора дневник является гинекократической литературной формой, женскимписьмом, которое по сути своей противостоит сартровскому маскулинномулогоцентризму.ОбэтомговоритиДубровски,анализируяэпизодсизнасилованной девочкой Люсьеной: «меланхолия» Рокантена выражает его страхпревратиться в женщину, страх пассивности [132]. Именно поэтому в финалегерой приходит к необходимости иного, романного самовыражения: «КнигаРокантена не будет историческим трудом, который он пытался некогда сочинить,собирая материалы о маркизе де Рольбоне, не будет она и “Дневником”, гдеговорит мягкая, притягательная, обволакивающая пустота женственности» [89, с.781].
Ведение дневника толкает своего автора в некую метафизическую ловушку:«Дневник призван спасти от забвения проходящий день, но это спасениевверяется такому письму, которое только удаляет день истинного творения» [89,с. 784]. Дневник, таким образом, занимает в романе промежуточное положениемежду историческим трудом и литературой.К тому же, «дневниковость» означает и необходимость упорядочиваниясобственных переживаний, встраивание психических актов в логику линейнойпоследовательности. Ближе к финалу романа герой перестает датировать записи,отказываясь от рационалистического стремления к структуризации.Однако симптоматично уже то, что именно такая организация текстапозволилаСартрупроследитьэволюциюперсонажа,изоднявденьзаписывающего свои мысли в дневник. Дневник Рокантена можно считать66пространством транзита: в этом отношении жанр представляет собой «кокон», вкотором индивидуальность персонажа созревает, приобретая способность ксовершению личного выбора.Существенно и то, что литературные дневники в творчестве Сартра тесносвязаны с дневниками собственно автобиографическими.
Во время войны авторвынашивал замысел крупного романа, «Дороги свободы», над которым и работал,находясь на фронте. В третьем томе цикла, «Смерть в душе» («La Mort dansl’âme»,1949)[4],литературныйдневникМатьетакжеобладаеткакхудожественной, так и определенной личной документально-психологическойценностью. Конта и Деги указывают на то, что роману предшествоваладневниковая заметка с таким же названием.
Основой для нее послужилиутраченные на фронте личные записки Сартра, которые он впоследствиивосстановил между 1941 и 1942 гг. В этом варианте сначала изменились именакомпаньонов автора, а затем, уже в виде повествования от третьего лица,фрагмент и был приписан Матье.