Диссертация (1102167), страница 17
Текст из файла (страница 17)
201 РГАЛИ, ф. 952, оп. 1, № 505, 511.
202 РГАЛИ, ф. 952, оп. 1, № 505, 649, 651.
203 РНБ, ф. 773, № 1345, 1347; ф. 1051, № 19.
204 См. тж. Г.К. Иванов. Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 года). Справочник.
Вып. 1. М., 1966.
земной...» - V том), А.В. Таскин («Что мне в том...», «Зачем твой взгляд...» - I том, «Заклинание» - III том) и др.204 Как видно из приведенных примеров, композиторы предпочитали ранние стихотворения поэтессы, хотя некоторая часть музыкальных произведений написана на стихи позднего периода. Но поздние стихотворения религиозно-мистического характера едва ли могут быть отнесены к разряду привычных романсов. В том, что композиторы выбирали их, чувствуется экспериментаторство, поиски новых возможностей. Здесь мы подходим к наиболее специфической части поэтического наследия Лохвицкой - произведениям, которым она сама дала название: «гимны».
Религиозно-мистическое мироощущение Лохвицкой обусловило одну из заметных жанровых особенностей ее поэзии: несомненное сходство значительного числа ее лирических стихотворений с существующими образцами гимнографиче-ской поэзии,205 без разбора - от античных гимнов богам до православных богослужебных песнопений. Заглавие «гимн» встречается у нее не реже, чем «песня», на протяжении всего ее творческого пути: «Гимн Афродите» (I том), «Гимн возлюбленному» (II том), «Утренний гимн» («Перед закатом»). По существу гимнами являются и многие другие ее произведения, не имеющие специального заглавия. К примеру, гимном можно назвать следующее стихотворение.
Я люблю тебя ярче закатного неба огней,
Чище хлопьев тумана и слов сокровенных нежней,
Ослепительней стрел, прорезающих тучи во мгле;
Я люблю тебя больше - чем можно любить на земле.
Как росинка, что светлый в себе отражает эфир, Я объемлю все небо - любви беспредельной, как мир, Той любви, что жемчужиной скрытой сияет на дне; Я люблю тебя глубже, чем любят в предутреннем сне.
205 То, что имя «Мирра» имело для Лохвицкой некий мистический смысла, уже отмечалось выше. Примечателен исторический факт, который ей мог быть известен (принимая во внимание ее институтский высший балл по Закону Божию). Имя, созвучное названию благовония, носила единственная известная в истории женщина-гимнограф - константинопольская монахиня Кассия (рубеж VIII - IX вв.) Ср. Пс. 44, 9 - «Смирна и стакти и кассия от риз Твоих...»
Солнцем жизни моей мне любовь засветила твоя.
Ты - мой день. Ты - мой сон. Ты - забвенье от мук бытия. Ты - кого я люблю и кому повинуюсь, любя. Ты - любовью возвысивший сердце мое до себя! (IV,69) Гимнография стоит на стыке певческого и ораторского искусства. Колебание между двумя этими сферами как раз и является отличительной чертой поэзии Лохвицкой, хотя, конечно, далеко не все ее произведения - «гимны». Часть ее стихо-
206
творений тяготеет к жанру романса, часть - к жанру ораторской поэзии, - но такие особенности фиксируются не на содержательном, а на стилистическом уровне. Что касается собственно «гимнов», то они специфичны и с точки зрения содержания.
Исходя из значения самого слова, «гимн» - торжественная, хвалебная песнь, как правило, сакрального содержания. Соответственно, чувства, которыми проникнуто такое произведение, должны быть чисты и возвышенны, приподняты над обыденностью. Именно такие, очищенные, культивируемые чувства Лохвицкая сознательно изображает в своих стихах. Порой ее упрекали в «книжности», «условности», «неестественности» 207 изображаемой любви, но «гимн» - произведение по определению ориентированное на существующую книжную или литургическую традицию. Соотношение между «гимном» и обычным лирическим стихотворением приблизительно то же, что между житием и биографией, иконой и портретом.
Это не значит, что воспеваемые Лохвицкой чувства были вымышлены, - напротив, как уже неоднократно подчеркивалось, они имели реальную биографиче-208
Общая тенденция: от романса - к гимну и проповеди.
207 Ср.: «Форма поэзии г-жи Лохвицкой блестяща, но холодна, красива, но искусственна. От этого
стихи ее, даже самые интимные сюжеты, только светят, порой чересчур ярко, но почти никогда не
греют». (В. Буренин, Критические очерки - «Новое время», 1904 г. 9 января).
208 По степени «естественности» ее чувства сопоставимы с чувствами лирики Вл. Соловьева или
«Стихов о Прекрасной Даме» Блока.
скую подоснову, и нередко являли собой вполне импрессионистское запечатле-ние сиюминутных чувств, но все же из общего комплекса переживаний в стихи попадало лишь то, что, по мнению поэтессы, соответствовало высоким критериям оценки.
На этом пути у нее, естественно, случались и неудачи - поскольку не всегда можно понять, подлежит ли то или иное чувство «сакрализации». Но в тех случаях, когда гармония чувства, интонации и лексических средств выдерживалась, задача ей удавалась.
Постепенный отход от темы любви и переход в русло религиозно-философской тематики был для Лохвицкой процессом совершенно естественным.
В этой связи примечательны некоторые личностные черты поэтессы, внутренне мотивировавшие специфические особенности ее поэзии. В ней было некое природное тяготение к абсолюту, которое часто ищет реализации в монашестве. Не случайно один из излюбленных ею образов лирической героини -монахиня. В одном из писем Волынскому она обнаруживает вполне монашеское жизненное настроение: «Я живу совсем особенной жизнью, живу так, как будто завтра я должна умереть: все земное, преходящее, меня не касается, -оно мне чуждо, оно раздражает меня» 209. Хорошо знавший Лохвицкую И. Ясинский писал, что она, видимо, не была создана для семейной жизни.
В одном из поздних стихотворений, «Святая Екатерина», Лохвицкая дает довольно нетипичную для мирского человека мотивировку выбора героиней пути безбрачия:
Воздвигла я алтарь в душе моей.
Светильник в нем - семь радуги огней.
Но кто войдет в украшенный мой храм?
Кому расцвет души моей отдам. (V, 85) Героиня Лохвицкой - не неудачница, отвергнутая миром, а максималистка, отвергающая мир, чтобы не разменять и не обесценить сокровище своей души, достойным которого оказывается лишь Христос. К такому пониманию цельности чувства Лохвицкая шла всю жизнь.
РГАЛИ, ф. 95, оп. 1, № 616, л. 7
Как отметил Е. Поселянин, «за образом возлюбленного ей сквозила вечность» 210. В стихах последнего периода вечность почти полностью затмевает земного человека. Один из ярких тому примеров - стихотворение «Свет вечерний», в котором обращение к любимому сливается со словами известной молитвы священ-номученика Афиногена «Свете тихий»:
Ты - мой свет вечерний,
Ты - мой свет прекрасный,
Тихое светило
Гаснущего дня.
Алый цвет меж терний,
Говор струй согласный,
Все, что есть и было
В жизни для меня... (V, 29)
Неудивительно, что людям атеистических убеждений подобного рода стихотворения казались бессмысленной риторикой, а сам творческий метод поэтессы -свидетельством ущербности ее дарования.
3) Баллады и сказки Общая романтическая направленность творчества Лохвицкой заставляла ее обращаться к обычным лиро-эпическим жанрам, свойственным поэзии романтизма - формам баллады и сказки. В сборниках стихотворений они, как правило, выделялись в особые разделы (т. I - «Русские мотивы»; т. III - «Легенды и фантазии»; т. II - «Фантазии»; т. IV - «Сказки и жизнь»; т. V - «Баллады и фантазии»). Основную часть этих произведений характеризует наличие более или менее выраженного сюжета, но во некоторых из них, - где сюжетная основа размыта, - принципиального отличия от прочих лирических произведений не наблюдается (например, в цикл II тома «Фантазии» почему-то вошло стихотворение «Вампир», в котором сюжета нет, есть лишь описание мучительного сновидения, - пожалуй, с гораздо большим основанием в этот раздел можно было бы включить стихотворение
Е. Поселянин. Указ. соч.
«Марш», в котором описывается «роман в снах»). В то же время, некоторые произведения, не вошедшие в подобные циклы, могут быть названы «балладами» (например, «Чародейка», «Титания», «Царица Савская», «Четыре всадника», «Джамиле», - I т., «Колдунья» - V т.).
В последние годы у Лохвицкой стали появляться краткие стихотворные переложения известных сказочных сюжетов:
Реют голуби лесные, тихо крыльями звеня,
Гулко по лесу несется топот белого коня.
Вьется грива, хвост клубится, блещет золото удил.
Поперек седла девицу королевич посадил:
Ту, что мачеха-злодейка Сандрильоной прозвала,
Ту, что в рубище ходила без призора и угла,
Ту, что в танцах потеряла свой хрустальный башмачок.
Мчатся Принц и Сандрильона. Разгорается восток.
Реют голуби лесные. Нежным звоном полон лес.
Это - сказка, только сказка; - в нашем мире нет чудес. («Сказки и жизнь» - IV, 93) Чувствуется, что само изложение сказки доставляет поэтессе удовольствие. Наброски подобных произведений сохранились в ее рабочих тетрадях: У ней были черные, черные косы, У ней была белая, белая грудь. Король как увидел - так и влюбился. Сказал ей: «Женою моею ты будь».. ,211 Ниже будет подробнее сказано о «ролевых масках», за которыми скрывается лирическая героиня Лохвицкой, здесь же ограничимся предположением, что наименование «баллады» и «сказки» является способом дистанцирования лирической героини от автора.
4) Поэмы
К жанру поэмы Лохвицкая обращалась нечасто, но все же она отдала ему дань в своем творчестве. Все ее поэмы невелики по объему. Наиболее ранней является ее поэма «У моря» (1890 г.), благосклонно встреченная критикой. «Небольшая
РО ИРЛИ, ф. 486, № 1, с. 46. См. также Приложение.
поэмка «У моря» и стихотворение «Эллада» дают основания полагать, что если бы г-жа Лохвицкая захотела развить в себе склонность к эпической поэзии, она могла бы и в этом роде создать произведения, не лишенные достоинства» - писал
212
АА. Голенищев-Кутузов. Поэма «У моря» представляет собой обычный для поэзии 80 - 90-х гг. (Полонский, Апухтин и др.), и, можно сказать, единственный -
213
для Лохвицкой случай обращения к современному сюжету. Поэма написана в форме дневника девушки. Емкое изложение и характеристика этого произведения содержится в критической статье В. Голикова:
«В поэме "У моря" это темное вечно-женственное выражено с большой поэтической силой и психологической правдой. Девушку, трепетно сопротивляющуюся, стремится покорить своему чувственному порыву очаровавший ее красавец. Но покорив, он покидает свою жертву, бросая ей жестокие слова: "Я не люблю тебя!.. И знай, что нет любви, // Есть только страсть и наслажденье". Девушка оскорблена и потрясена, но уже бороться с очарователем не может. В ту минуту, как он ее покинул, она в отчаянной муке манит к себе вновь обольстительный призрак. И когда она - тупо и бесчувственно - становится невестой другого, очарователь снова перед нею, и на первый его шепчущий призыв: "Сегодня. в полночь. к дубу.", - она, как в жуткую и сладкую бездну, бросается в его объятия. "Скорей туда, к блаженству упоенья! Он там. Он ждет меня. иду!" Вот это "блаженство упоенья" и было голосом поэтессы».214
Не будем вновь доказывать, что в более зрелом творчестве Лохвицкой этот вопрос выбора будет решаться совершенно иначе, но в этой ранней поэме он ставится уже достаточно серьезно.
Во II томе помещены две поэмы, по объему не превышающие первую: «Любовь и безумие» и «Праздник забвения». А.И. Урусов в письме Лохвицкой, высоко
215
Голенищев-Кутузов А.А. Указ соч. // сб. ОРЯС, т. 66, с. 69.
213 Еще один пример - не включенное в Собрание сочинений стихотворение «Мгновение»,
опубликованное в журнале «Север» (1889, № 25, с. 490 - 491).
214 В. Голиков. Наши поэтессы. // Неделя. 1912, № 50, с. 742.
215 РО ИРЛИ, ф. 486, № 61, л. 1 об.
оценивая ее лирические стихи, пишет, что «поэмы менее оригинальны». С точки зрения формы они действительно более традиционны, в них нет игры различными стихотворными размерами, которая была в первой поэме «У моря», однако содержательно они предвосхищают более поздний этап творчества поэтессы. В поэме «Любовь и безумие» разрабатывается тема мистики любви, а «Праздник забвения», уже упоминавшийся ранее, интересен хотя бы тем, что является одной из первых (если не первой) модернистских попыток, следуя по стопам Гете, и изобразить шабаш ведьм. Во всяком случае, аналогичные сцены у Мережковского (в романе «Леонардо да Винчи») и Брюсова (в «Огненном ангеле») написаны, несомненно, уже с учетом опыта Лохвицкой. Интересные параллели между этой поэмой и современной поэтессе действительностью приводит автор цитированных выше «Набросков без заглавия»:
«Поэзия Лохвицкой была "праздником забвения". Если хотите, то и сказки Максима Горького были "праздником забвения": мы, чинные господа и дамы, не выдержав уныния обывательщины, жадно сбежались на шабаш к сатане, любоваться его детьми - вором Челкашом и промы-словою девицей Мальвою. Не прошло пяти лет, как весь свет увидел, что не прошли даром для нашего поколения уроки диавола и часы "забвения" о скверне мира сего».216
В III томе есть раздел «Драматические поэмы», но собственно поэмой может быть названа только одна - «Она и он. (Два слова)», две другие скорее подходят под определение драмы. Поэма «Два слова» интересна уже тем, что отдельными элементами сюжета предвосхищает драму Блока «Роза и крест».
Граф Бертран в чужие страны
Путь направил на войну.
Паж графини Сильвианы
217
Владимир Ж. Указ. соч. 217 Автограф этого четверостишия под заголовком «Песня миннезингера» - в альбоме пятниц К.К. Случевского (РНБ, ф. 703, № 2)
Вяжет лестницу к окну. В IV томе содержится такая же небольшая по объему поэма «Лилит», о которой уже было сказано выше. Она является образцом зрелого стиля Лохвицкой. В поэме переплетаются древнесемитский миф о Лилит, первой жене Адама, средневековые легенды и личное мифотворчество поэтессы. Образ заколдованного сада
Лилит близок к тому, что изображен в средневековом «Романе о Розе». Некоторыми чертами поэма Лохвицкой предвещает блоковский «Соловьиный сад».