Диссертация (1102103), страница 34
Текст из файла (страница 34)
В этом случае, однако,нельзя ставить знак абсолютного равенства между персонажами ивоззрениями, которых они придерживаются. Бессилие обоих педагоговперед фигурой Пеперкорна объясняется значительностью его фигуры какЛичности (Persönlichkeit), концепт, к которому Т. Манн пришел в начале20-х гг., то есть во время второй фазы работы над романом.Бюргерское, особенно понятое в духе Сеттембрини как гражданскаямысль Просвещения, точно так же уступает мифической значительностиЛичности, как и своеобразный христианский извод коммунистическогоучения Нафты.
Тем не менее, бюргерское в «Волшебной горе» не теряетсвоего значения, поскольку оно само становится частью мифа в лице дедаГанса Касторпа.Повествователь в «Волшебной горе» вступает в особые отношенияне только с читателем, но и с персонажами. При этом напрямую своеотношение он высказывает только к протагонисту романа. Отношение костальным персонажам, как и в «Будденброках», можно проследить по их151описанию, перспективе подачи их действий, а также оценке их образамыслей.К примеру, характеристика мадам Шоша иронична, посколькуповествователь дает ее своим голосом, но с точки зрения ЙоахимаЦимсена и только что приехавшего Ганса Касторпа. Оценка КлавдииШоша определена сословными понятиями Ганса Касторпа, отсюда иупоминания деда, олицетворяющего мир отцов.
Ее жизнь скандальна инеприемлема в рамках бюргерского мира, изображенного во второй главеромана. Однако в мире «Бергофа» образ жизни мадам Шоша перестаетказаться скандальным, а в сравнении со странными костюмами другихгостей во время карнавала ее черное платье кажется крайне сдержанным. Всанатории она оказывается за «хорошим русским столом», несмотря на то,что «проводила свою жизнь отдельно от мужа на всевозможныхевропейских курортах, не носила обручального кольца, вела себя отнюдьне безупречно, хлопала дверью, крутила хлебные шарики и, без сомнения,грызла ногти» (5.1, 219).Показательно, что все эти характеристики относятся исключительнок стилю жизни и носят внешний характер.
Даже неясные отношения мадамШоша с мужем сведены к внешнему: кольцу и месту жизни. Меройсуждения при этом выступает бюргерская «форма жизни», воплощениемкоторой в романе выступает «нижний мир»269.Бюргерский взгляд определяется уже при первом появлениигероини, сигналом которого выступает звук захлопывающейся двери,возмутительная невоспитанность в понимании Ганса Касторпа («это же269Иной взгляд на подчинение персонажей общественным нормам предлагает Х. Глойштайн.Единственным персонажем, свободным от социальной конвенциональности, в его интерпретацииявляется Ганс Касторп, поскольку он не соблюдает законов «рыцарства» в своем отношении к мадамШоша и признает тем самым ее личную свободу.
(Gloystein, C. Mit mir ist aber alles anders.Ausnahmestellung von Hans Castorps in Thomas Manns Roman „Der Zauberberg“. Würzburg, 2001. S. 108 –111). Справедливость этого наблюдения по отношению к ситуации в конце романа не отменяет властибюргерского уклада над протагонистом и, отчасти, повествователем. Кроме того, показательно самопротивопоставление свободного и зависимого от общественных норм сознания и динамикиосвобождения – закрепощения, когда персонажи фактически меняются местами и протагонист обретаетсвободу, теряемую мадам Шоша.152невоспитанность» (5.1, 120)). Его внимание к вошедшей гостье замечает«старая дева» (5.1, 120) учительница Энгельхардт, которая и называет емуимя гостьи и от которой Ганс Касторп узнает, что муж мадам Шоша нетолько не сопровождает ее, но и никогда не появлялся «здесь наверху».Женские фигуры оттеняют друг друга: мадам Шоша притягательна нетолько благодаря комментарию Энгельхардт «восхитительная женщина»(5.1, 119), но и по контрасту с образом пожилой учительницы,воплощающей скованность приличиями, знакомый из детства императив.Взгляд Ганса Касторпа и Энгельхардт на Шоша заставляет забытьхарактеристику «дама, прошедшая по залу, женщина, молодая девушка»(5.1, 118), данную ей при первом появлении.
Фокус сосредотачивается нена юношеском облике, а на притягательной распущенности героини. Этаоптика настолько сильно определяет ее роль в романе, что читатель неосознает, как, по мере того, как Ганс Касторп отдаляется от «нижнегомира», образ мадам Шоша теряет скандальность, а к концу романа и вовсетеряется за Мингером Пеперкорном. После его смерти Клаудиа Шоша,согласно наблюдению Й. Эркме, оказывается зависимой от бюргерскойморали, из подчинения которой вышел Ганс Касторп270.Ирония повествователя, однако, представляет в двояком светевозмущение Ганса Касторпа поведением мадам Шоша, а вместе с ним исам бюргерский габитус, подчеркивая таким образом ограниченностьпорожденных им суждений. Представления Ганса Касторпа о должном несоответствуют реальности, его собственному влечению к мадам Шоша, каки недолжному влечению Йоахима Цимсена к Марусе, а позднее сенатора270Основание для подобного вывода исследователь видит в вопросе Шоша, знал ли Пеперкорн о еесвязи с Гансом Касторпом: «Свободная и гениальная Клавдия Шоша первой части никогда не назвала быночь любви «глупостью», здесь в ней говорит только «возмущенная бюргерша» (entrüstete Bürgerfrau)»(Erkme, J.
Nietzsche im „Zauberberg“. S. 116). О потере мадам Шоша «изначально составляющей еесущность свободы» с появлением Пеперкорна говорит и Х. Глойштайн, который также усматривает в ееотношении к своему спутнику патриархальное распределение ролей между мужчиной и женщиной.Глойштайн, однако, объясняет отстранение Касторпа от возлюбленной стремлением к преодолениюпротивоположностей, в котором он после откровения снежной бури (глава «Снег») видит сутьчеловеческого существования. (Gloystein.
Op. cit. S. 104).153Тинапеля к мадам Редиш. Вкус персонажей противоречит схемамповедения, которые они сами признают и одобряют; нарушаетсяожидаемое единообразие вкусовых предпочтений. Вытекающее отсюдапротиворечие становится одной из предпосылок важного для романногоповествования события – влюбленности Ганса Касторпа в мадам Шоша.Несмотрянапривносимуюповествовательскойирониейнеоднозначность, мадам Шоша остается фигурой из недозволенного,таинственного мира. При этом само по себе «антибюргерское» поведениевозлюбленной Ганса Касторпа не определяет содержание ее образа, аскорее является следствием стихийной и дикой составляющей ее натуры,противопоставленной бюргерскому порядку и четкости в идейном целомромана.
Однако место мадам Шоша в социальной картине романаопределяется ее неподчинением заведенному порядку, то есть черезотрицание. Таким образом, с одной стороны, повествователь при помощииронииопровергаетбюргерскиенормы;сдругойстороны,онипродолжают действовать как при построении образа персонажа, так и прираспределении ролей между персонажами.Т. Манн прибегал к тому же приему в «Будденброках».
Увеличиваязависимость от бюргерских схем восприятия и оценки, он увеличивалсобытийность описанных происшествий. Роль мадам Шоша на уровнеповествования схожа с ролью Тони Будденброк: оба персонажа нарушаютбюргерскуюнорму,связаннуювобоихслучаяхсмужскимипротагонистами романа и семьей. При этом Клавдия Шоша изначальнонаходится за пределами бюргерского мира; Тони Будденброк, напротив, нетолько происходит из средоточия бюргерской жизни, но и выполняетфункцию носительницы его ценностей и хранительницы памяти опрошлом как основы бюргерского самосознания. Несмотря на отличие вотношении самих героинь к бюргерскому миру, их оценка на страницахромана определяется одним и тем же ценностным горизонтом.154Для того, чтобы мадам Шоша стала действительным событием нетолько в жизни Ганса Касторпа, но и в самом романе на уровнеповествования, нужна довольно четкая, легко определимая точка отсчета.В «Волшебнойгоре» подобнойточкойопорыснова становитсябюргерский мир северного ганзейского города.
Как было показано выше,этот мир изображается еще более схематично, чем в юношеском романе Т.Манна.Увеличивающаясясодержанияксхематизация,выработаннымсведениеопределенногоповествовательнымприемам,функционирующим как сигналы уже знакомых содержаний, продолжаютнамеченную в «Будденброках» логику трактовки бюргерского начала науровне повествования.Крометого,противоположномвозлюбленнаяполюсесГансагосподиномКасторпаоказываетсяСеттембрини.наИтальянецобъединяет в себе два начала, «гражданское (staatsbürgerliche) деда игуманистическое отца» (5.1, 242), и открывает перед Гансом Касторпоммир иного бюргерства, романского образца. К этому противопоставлениюприбегает сам протагонист, хотя его мысли и озвучивает повествователь:«Что или кто находилось на этом другом, противоположном патриотизму,человеческому достоинству и прекрасной литературе полюсе […] Тамбыла … Клавдия Шоша, – расслабленная, пораженная болезнью, скиргизскими глазами» (5.1, 245).Противостояние данных полюсов, предполагающее в то же времянекую связь между Сеттембрини и Шоша, пронизывает все повествованиевплоть до появления Пеперкорна.
В контексте творчества Т. Манна оностановиться в один ряд с отношениями противопоставленности иодновременной близости между бюргером и художником. Несмотря навсю непохожесть образов, Сеттембрини и мадам Шоша объединяет то жеотношение, что Ганса Гансена и Тонио Крегера. Т. Манн прибегает к ужесложившимся повествовательным схемам, выстраивая отношения между155персонажами по использованному структурному образцу.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
