Диссертация (1102103), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Данная схемаперенимается, однако, не механически. Во-первых, противопоставленныеперсонажи в «Волшебной горе» гораздо более неоднозначны. Во-вторых,они существуют не только благодаря друг другу, но в той мере, в которойони «соревнуются» за протагониста. Таким образом, в структуреповествования они занимают схожие и взаимозависимые позиции.
Приэтом благодаря Сеттембрини (как и учительнице Энгельхардт) образ мадамШоша наделяется особым значением. К примеру, итальянец не устаетпредостерегать Ганса Касторпа от «Лилит» («Это Лилит. […] Эта Лилитсталапризраком,МифологизируяопаснымобраздляШоша,молодыхСеттембринимужчин»усиливает(5.1,497)).нетолькооппозицию между собственными облеченными в речь, оформленнымивоззрениями и ее расслабленной молчаливостью, но и придает особый вессобственной позиции.Таким образом, даже в раскрывающей новые горизонты трактовкеСеттембринибюргерствовзаимоотношенияостаетсяперсонажейи,какэлементом,следствие,организующимсамуструктуруповествования271.
Тем не менее, в этой соотнесенности друг с другом врамках повторяющейся и узнаваемой схемы «бюргер – художник» кроетсянекая несамостоятельность образа как мадам Шоша, так и Сеттембрини,которуютолькоусиливаютбессилиеСеттембринипротивпритягательности героини и ирония повествователя, сопровождающаянападки итальянца.При этом Сеттембрини и мадам Шоша видят в Гансе Касторпепрежде всего бюргера. Эта перспектива особенно интересна, поскольку271Система персонажей в романе рассматривается в книге Х.
Глойштайна, посвященной фигуре ГансаКасторпа, в особенности его исключительному положению в романе. Кроме того, в исследованииподчеркивается недооцененное в критике сходство судеб протагониста и его кузена, каждый из которыхнесет свою службу, отмечен смертью и проходит путь «восхождения (Steigerung)». В контекстенастоящей работы это сравнение особенно интересно, поскольку позволяет говорить о сходствесюжетной линии героев бюргерского происхождения, о некой универсальности их пути, образующейоснову романной структуры (Gloystein. Op. cit. S. 61 – 67).156она подтверждает данную повествователем характеристику протагониста иактуализирует значение «нижнего мира», но в обоих случаях исходит изценностных горизонтов, кардинальным образом отличающихся друг отдруга.
В романе сталкиваются три разных перспективы на «бюргерскуюнатуру» протагониста: повествователя, Людовико Сеттембрини и КлавдииШоша. При этом все три «источника» содержательно практически неотличаются друг от друга; образ немецкого бюргера, вырисовывающийсяиз описаний повествователя, речей Сеттембрини и краткой характеристикиШоша в Вальпургиву ночь, – это, по сути, один и тот же образ. Отличаетсявзгляд, перспектива: ироничный у повествователя, одобрительный уреспубликанца Сеттембрини и снисходительный у мадам Шоша.
Все триточки зрения обладают правом на существование и, что важно, неисчерпывают, но дополняют образ Ганса Касторпа.В какой-то степени Сеттембрини и мадам Шоша похожим образомвоспринимают Ганса Касторпа: оба видят в нем нечто, выходящее за рамкитривиальнойбюргерскойсудьбы,нопытаютсяотрицатьэтунеподдающуюся четкому определению составляющую. Именно поэтому наслова мадам Шоша «приличный маленький мальчик, из хорошей семьи, саппетитными манерами» Ганс Касторп отвечает: «ты говоришь, какгосподин Сеттембрини. А моя температура? Откуда она?» (5.1, 1095).Подобноеединодушиетакжевызываетподозрениявнекойнесамостоятельности персонажей. Кроме того, оценка, данная мадамШоша Гансу Касторпу, похожа на характеристику, которую она самаполучила в его глазах в начале романа.
Эпитеты «приличный», «изхорошей семьи», «аппетитные манеры», как и замечания об ожидающейгероя дома «приличной работе» относятся к форме и образу жизни, чемуто внешнему, сводят Ганса Касторпа к бюргерской посредственности.В начале «Волшебной горы» носителем этой точки зрения являетсяпротагонист.
С течением повествования он все дальше отходит от157бюргерского мировоззрения, но это не отменяет важности первоговпечатления, которое читатель получает о «верхнем мире». Помимо ГансаКасторпа, заботу о приличиях не только проявляет, но и постоянноозвучивает Людовико Сеттембрини. В его понимании хорошие манерыявляются выражением человеческого достоинства и просвещенности.Подобная интерпретация кажется абсолютной противоположностью этосудолжного, строгости манер в темных комнатах Ганса Лоренца Касторпа.Однако в «верхнем» мире это противопоставление снимается: понятиебюргерского,какужеговорилось,расширяетсяиодновременнорелятивируется благодаря фигуре Сеттембрини и его спорам с Нафтой.Определяющим началом в изображении мира Бергхофа так же, какво второй главе романа, является аукториальный повествователь.
Если в«Будденброках» повествователь имел дело с однородным социальнымпространством и выходил за пределы мира ганзейского бюргерства тольковпространствопроблематикиискусства,бюргерскоготовмира«Волшебнойгоре»усложнениепредполагаетболеесложноеитрудноопределимое отношение к нему.Свидетельством важности бюргерских норм и приличий дляповествователя «Волшебной горы» может служить рассуждение обобращениях «ты» – «Вы», на которых несколько раз останавливает своевнимание повествователь и о смысле которых в «Вальпургиевой ночи»говорит Сеттембрини: «между чужими людьми, то есть между людьми,которые по праву называют друг друга «Вы», «Ты» – это отвратительнаядикость, распущенная игра, которая мне противна, потому что она насамом деле обращена против цивилизации и развитого человечества, –обращена наглым и бесстыдным образом» (5.1, 497).Эпизод «Вальпургиева ночь» построен на карнавальном пересеченииграницы между миром должного, приличного, представления ГансаКасторпа о котором восходит к «нижнему миру», и миром «верхним»,158который в этом эпизоде особенно отчетливо связан со свободой,приключением духа, болезнью и любовью272.
Причем повествователь вначале эпизода предвещает предстоящие события в форме вставногозамечания: «но вечером в зале и гостиных был праздник, во времякоторого … […], может быть, мы даже оттягиваем события, так какразделяем добронравную робость (sittliche Scheu) Ганса Касторпа, котораятак долго противилась наступлению этих событий» (5.1, 490).Речь идет о первом разговоре Ганса Касторпа и мадам Шоша,предвестником которого является его обращение на «ты» к итальянцу. Этафамильярность становится символом пересечения на этот раз негеографической, но внутренней, присущей всему жизненному укладу героя(«sittliche») границы.
На этом же пересечении границы построен разговорГанса Касторпа с мадам Шоша. Скандальное обращение Ганса Касторпа на«ты» при первом же знакомстве вызывает у мадам Шоша такое жененаигранное недоумение, как и у Сеттембрини. Примечательно, чтоповествователь в предисловии к эпизоду273 сравнивает отношениеКасторпа к Клавдии Шоша с собственным рассказом, причем основаниемдля сближения выступает «добронравная / нравственная робость (sittlicheScheu)». В этом, безусловно, чувствуется доля иронии.
Ход повествования,тем не менее, подтверждает подобное сближение: во-первых знакомствопроисходит не только после семи месяцев пребывания героя в санатории,но и в конце пятой главы из семи, на 504 странице из 1085, то естьпрактически посередине романа. Соотношение времени повествования ирассказываемого времени в «Волшебной горе», безусловно, обязано своейнесоразмерностью не только «нравственной робости (sittliche Scheu)»272О том, каким образом болезнь у Т.
Манна превращается в источник жизни, и о значении фигурыНицше в этом превращении см.: Pütz, P. Krankheit als Simulant des Lebens. Nietzsche auf dem Zauberberg //„Zauberberg“-Symposium, 1994 / Hrsg Th. Sprecher. Frankfurt a. M., 1996. S. 249 – 264.273Ср. замечание Э. Абади, что большинство проявлений повествователя встречаются в начале частей иглав, а также повествовательных фраз разного уровня, предваряющих рассказ и намечающих рецепциютекста (Abadi, E. Erzählerprofil und Erzähltechnik im Roman "Der Zauberberg": eine Untersuchung zuAuktorialität und Perspektive bei Thomas Mann. Münster, 1998.
S. 68).159повествователя. Тем не менее, основанием для сближения собственногодействия и действия героя (разговор с Шоша) в устах повествователяоказывается именно обязанный бюргерскому воспитанию обычай (Sitte),производное от которого в немецком получил значение «добронравный»,«нравственный».Бюргерскоепрошлоегерояобразуетприэтомструктурную основу эпизода, в ином социальном окружении этот переходне был бы столь маркированным.Доказательством важности пресечения границы между «Вы» и «ты»также являются предвещающие эпизод оговорки повествователя: «(Ведькогда говорят только глаза, они обращаются на "ты", если даже губы ещени разу не произнесли "вы")» (III, 244).Помимо этого, протагонист возвращается к произошедшему именночерез метафору «ты», связывая этот вечер с преодолением «некоторыхпедагогических пут (gewisse pädagogische Fesseln)» и называя его«маскарадом,карнавальным безответственным вечером, когда всемговорят "ты", - в тот вечер это "ты" бессознательно и безответственноприобрело свой полный смысл» (IV, 375).
«Педагогические путы(Pädagogische Fesseln)» и характеристика «безответственный» отсылают ктому же ценностному горизонту, что и характеристика «нравственнаяробость (sittliche Scheu)». Характерно, что речь при этом идет не столько осамих ценностях, сколько об их внешних формах. Повествователь, такимобразом, во-первых, сам приписывает себе эти формы, пусть и отстраненнои в слегка ироничной форме. Во-вторых, он выстраивает на их основеструктуру эпизода и за счет этого наделяет формулы бюргерскойвежливости особым значением, что позволяет ему в самом конце романапри помощи той же метафоры передать глубину переживаний ЛюдовикоСеттембрини и очнувшегося Ганса Касторпа: «Но он чуть совсем непотерял самообладание, когда Сеттембрини в последнюю минуту назвал160его просто по имени, то есть "Джованни", и, пренебрегая принятой нацивилизованном Западе формой обращения, назвал его на "ты"!» (IV, 523).Разговор Сеттембрини с Гансом Касторпом об отличиях между «Вы»и «ты» интересен также в силу того, что в нем осмысляется формаповедения, которую оба персонажа связывают с бюргерским воспитанием.Понимание бюргерских норм, как и отношение к ним могут разниться,однако на уровне повествовательных структур эти нормы необходимы,поскольку их нарушение не только ставит под вопрос привычныеценности, но и выступает источником необходимой для повествованиясобытийности.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
