Диссертация (1102103), страница 33
Текст из файла (страница 33)
При рассмотрении темы бюргерского подобная стратегияповествования особенно важна, поскольку размышление о бюргерскомосуществляется в романе на разных повествовательных уровнях. С однойстороны, как было показано выше, эта тема вводится в текст посредствомизображения «нижнего мира», предыстории рассказа о пребывании ГансаКасторпа в Бергхофе. С другой стороны, бюргерское начало становитсяпредметом размышлений и своеобразного анализа в рамках повествованияо «верхнем мире».Тема бюргерского поднимается в психоаналитических лекцияхдоктора Кроковского и в спорах Сеттембрини и Нафты.
По сравнению смиром ганзейского города это новый контекст, в котором предстаетбюргерское начало. Таким образом оно, с одной стороны, определяетсяхарактеристиками этих персонажей и, в частности, их происхождением,столь отличным от происхождения Ганса Касторпа. С другой стороны,бюргерское начало перерастает уровень индивидуального и выступает каксоциальная и культурная сила благодаря включению в новый культурныйконтекст. Пристальный взгляд на замкнутый мир северонемецкогобюргерства из «Будденброков» и второй главы «Волшебной горы»сменяется культурно-исторической панорамой Европы.265Отчасти это заявление было вынуждено.
Т. Манн всегда опасался, что его романы недостаточно«современны» и не отвечают духу времени; пауза в написании «Волшебной горы» привела к усилениюэтого страха, который писатель пытался преодолеть, в том числе и при помощи вступления к роману.Подробнее см.: 5.2, 128.147Особенностьэтойсменыперспективысостоитвтом,чтоизображение северонемецкого бюргерства не переходит в изображениебюргерства европейского или хотя бы общенемецкого. Последнее остаетсяидеей,абстрактнойвеличиной.Еслив«Будденброки»Т.Маннвоспринимал как европейский роман, поскольку судьба изображенной имсемьи представлялась ему общим, универсальным роком европейскогобюргерства, то в лекции Кроковского и прениях педагогов Ганса Касторпаречь изначально идет об абстрактных величинах.
«Унаследованная»писателем от предков бюргерская «форма жизни» обладает в романепринципиально другим статусом, чем размышления Кроковского и Нафты.В готовности Т. Манна включить в свой роман элементы по сути чуждых,но любопытных ему теорий заключается одна из важных особенностей еготворческой манеры. По наблюдению А. В. Михайлова, «как литератор, Т.Манн незаметно встал на новую позицию к уходящему (XIX в.) веку: он нестолько продолжает его, сколько пробует на язык все накопленное в нем,всякие духовные веяния, которые затрагивают его не по букве, но в своемзначении элементов общекультурного языка, со стороны этической ихудожественной»266.Кроме того, эпизод с лекцией доктора Кроковского интересен,поскольку в нем кратко излагается почерпнутая из психоанализа теорияподавления аффектов как источника болезни.
Эта теория лежит в основесамогоэпизода, изображающегопациентовсанатория,сжаднымвниманием внимающих к словам Кроковского267. Эпизод построен на266Михайлов, А. В. Указ соч. С. 659.Лекция Кроковского парафразирует пассажи из «Трех очерков по теории сексуальности» З. Фрейда.Подробнее см.: 5.2, 178 – 179; Finck, J. Thomas Mann und die Psychoanalyse. Paris, 1973. S. 59 – 63.Уже в «Будденброках» сцена смерти Ганно была построена на основе текста научного характера. В«Волшебной горе» Т. Манн еще в большей степени использует прием «высокого переписывания»,интегрируя и подчиняя логике собственного произведения не только работы Фрейда, но и учебники помедицине.
Э. Йозеф, анализируя приемы интеграции научных текстов в «Волшебной горе»,подчеркивает роль перспективы и стилистических контрастов. Учебник по медицине цитируется черезпризму сознания Ганса Касторпа, увлекшегося биологией. Ученые пассажи включают в себя просторечия,что возвращает читателя к фигуре «простого молодого человека». См.: Erkme, J. Hans Castorps„biologische Phantasie in der Frostnacht“. Zur epischen Integraton naturwissenschaftlicher Texte im267148столкновении болезни и эротики, прорывающем рамки «душевногосопротивления и коррекции» (5.1, 194). Это преодоление происходит как втеоретических размышлениях напоминающего своим видом монахаКроковского так и в действиях его пациентов.
Кроме того, оноосуществляется и на уровне повествования в той мере, в которойповествователь берется пересказывать, изображать и трактовать связьболезни и эротики, тему телесного. Показательна при этом оговоркаповествователя, который, пересказывая речь Кроковского, говорит:«душевное сопротивление и коррекция […] инстинкты приличий ипорядка – здесь он вполне мог бы сказать бюргерского толка» (5.1, 194;курсив мой – Ю.Л.). Предложение написано в сослагательном наклонении,которое в немецком языке в подобном контексте является показателемчужого слова. Повествователь сам связывает понятия сопротивления,приличия и порядка с бюргерским началом и, когда он в дальнейшемпересказе лекции говорит о «бюргерско-привычной мере (Bürgerlichübliche Maß)», не способной вместить в себя «напряжение и страсть(AnspannungundLeidenschaft)»настоящейборьбылюбвиипротивостоящих ей «стыда и отвращения (Scham und Ekel)» (5.1, 194),неясно, принадлежит ли это определение персонажу или повествователю.Лекция Кроковского показана сквозь призму сознания ГансаКасторпа, и его перспектива также влияет на звучание в тексте темы«бюргерского сопротивления» любви.
Ганс Касторп оказывается соседоммадам Шоша, присутствие которой придает всей сцене особое содержание.Неухоженные руки Шоша снова привлекают взгляд Ганса Касторпа ивызывают на его лице гримасу, которая тут же сменяется размышлением о«бюргерском сопротивлении», как раз в этот самый момент разъясняемомКроковским. Как такового размышления, однако, не происходит, или жеZauberberg von Thomas Mann // „Weil ich finde, daß man sich nicht ›entziehen‹ soll“. Gesammelte Aufsätze zuThomas Mann und seinem Werk / Hrsg.
L. Blum, H. Rölleke. Trier, 2001. S. 347 – 365. Теми же приемами Т.Манн пользуется и в случае с психоанализом Фрейда.149оно не передается повествователем. За многоточием следует подменаобъекта внимания, это уже не возмущающие протагониста неаккуратныеногти, но скрытая полупрозрачной материей блузки прекрасная рукамадам Шоша, о которой повествователь говорит, что «по отношению к нейне могло быть и речи о каком-либо бюргерском сопротивлении» (5.1, 197).Этот вывод можно счесть описанием состояния Ганса Касторпа,зачарованного фигурой мадам Шоша и забывшего в ее присутствии ибюргерские нормы, и схемы Кроковского, тем более что следующий абзацговорит о женском очаровании, а не о подавленных инстинктах.В речи повествователя, таким образом, сходятся его собственнаяперспектива, перспектива доктора Кроковского и Ганса Касторпа,отличающиеся в вопросе соотношения любви и бюргерского началаудивительным единодушием.
С точки зрения повествования показательно,что психоанализ и в том числе его учение о любви вводятся в текст в виделекциипрофессиональногопсихоаналитика.Благодаряегопосредничеству, несмотря на совмещение перспектив, создается дистанциямежду учением о психоанализе и повествованием. В лице Кроковского иГанс Касторп, и повествователь получают в размышлениях о человеческойприроде четкую референцию, адресующую кпсихоаналитическомуподходу.Помимо психоанализа, новым для творчества Т. Манна контекстом,в котором в «Волшебной горе» звучит тема бюргерского, являетсягражданская мысль Просвещения и теория коммунизма268.
Так же, как вслучае с психоанализом, Т. Манн дает слово носителям этих точек зрения,а новый для его творчества контекст вводит в текст в виде теоретическихпрений. При помощи подобного приема и мысль Просвещения, исоциализм так же, как и психоанализ, изначально звучат в романе какчужое слово и довольно четко связаны с определенной языковой268В этом отношении важным контекстом являются «Размышления аполитичного».
Многие темы,затронутые Т. Манном в этом эссе, легли в основу споров Нафты и Сеттембрини.150ситуацией, а именно лекции или спора. Сеттембрини и Нафта не простовоплощают свое понимание и отношение к бюргерству, но озвучиваютсобственные воззрения и тем самым делают их частью повествования.В отличие от лекции Кроковского, в споре Нафты и Сеттембриниповествователь,передаваясловаперсонажей,отграничиваетихперспективу от собственной и предстает скорее нейтральной стороной,отказывающейся от какого-либо резюме или оценки произносимого.Основной способ, которым он пользуется, чтобы произнести собственноесуждение над «педагогами» Ганса Касторпа – это сюжет романа. Оба«воспитателя» проигрывают свою борьбу за ученика, теряют дар речиперед лицом Мингера Пеперкорна, Нафта совершает самоубийство, аСеттембрини так и не заканчивает свой труд, статью, предназначенную дляэнциклопедии «Социология страдания» (III, 342).
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
