Диссертация (1102103), страница 36
Текст из файла (страница 36)
В отличие от персонажей, повествователь не ведетразмышлений о различиях между «ты» и «Вы» но, как следует изприведенных примеров, прибегает к этим формам при отборе икомпозиции элементов повествования.Не менее показательным примером в этом отношении служит шляпа‒ деталь гардероба, обязательная в «нижнем» мире, один из атрибутовбюргерского сословия. Уже при первом появлении Йоахима на страницахромана говорится, что тот был «без шляпы» (III, 12); на второй деньпребывания Касторпа в санатории, появление Цимсена сопровождаетсязамечанием «Он и сегодня был без шляпы» (III, 59).
Оба замечанияпринадлежат повествователю, хотя и соответствуют перспективе Касторпа,о чем свидетельствует следующее за ними объяснение повествователя:Ганс Касторп «надел шляпу — из упрямства, ибо слишком крепко былубежден в том, что знает, как должен выглядеть цивилизованный человек,и не мог так легко на какие-то три недели отменить свои взгляды иперенять новые, чуждые ему обычаи» (III, 59).
Шляпа становитсясимволом бюргерского образа жизни, с четким представлением о должноми приличном. Момент, когда Ганс Касторп отступает от бюргерских нормтакже обозначен в романе при помощи этой делали: в пятой главе, «давобет», Ганс Касторп выходит на прогулку «без шляпы, […] с непокрытой161головой, хотя вначале возражал против этого обычая, уверенный в своемзнании общепринятых форм и приличий» (III, 326), относительностькоторых становится очевидной в разреженном воздухе «верхнего» мира.Легитимность подобной перемене стиля придает болезнь.
Т. Манн словнообращается к телесному началу, наиболее непосредственно данномучеловеку, чтобы поставить под сомнение привычную модель поведения.Будто бы привитые с детства нравы, ставшие словно «частью тела»,инкорпорированные, могут быть опровергнуты лишь через само же тело.Поэтому отнюдь неслучайно, что в последний раз перед сообщением оновой привычке Касторпа шляпа упоминается в довольно показательномконтексте: перед тем, как войти на лекцию доктора Кроковского, «ГансКасторп забросил шляпу и палку в гардероб» (III, 173). В тексте романаоба пассажа расположены довольно далеко друг от друга, тем не менее,связь отказа от сковывающих бюргерских приличий, символизируемыхшляпой и тростью, и учением о психоанализе очевидна.Однакошляпапродолжаетфигурироватьвхарактеристикеперсонажей на протяжении всего романа. Если до главы «КапризыМеркурия», где описан отказ Касторпа от привычки носить шляпу, этизамечания можно приписать его точке зрения, то в дальнейшем в них всесильнее чувствуется позиция повествователя: «прожигатели жизни итунеядцы со всех концов света, без шляп» (III, 439), характеризует онкурортную публику подчеркивая ее небюргерский характер.Шляпу как говорящую деталь используют в характеристикахкурортного общества не только Ганс Касторп или повествователь, но идругие персонажи.
Даже подчинившись обычаю гостей санатория, ЙоахимЦимсен продолжает считать шляпу признаком приличного человека.Русскуюпару,характеризуетнапоминающуюкакЭвердиков«нецивилизованны»,в«Будденброках»,прибегаятемсамымонкопределению Касторпа, озвученному повествователем. Цимсен, как и его162кузен,знает,«какдолженвыглядетьцивилизованныйчеловек»:поношенная кожаная куртка русского соседа Касторпа не допустима заобеденным столом, «она [жена русского гостя] тоже не вполне прилична,хотя носит шляпу с перьями…» (III, 61). Характерно, что Ганс Касторп иего кузен в начале романа приписывают определенные формы поведения ивнешнего облика именно цивилизованности. При помощи этого понятияих будет обосновывать и Людовико Сеттембрини.То, что поведение Эвердиков не вписывается в рамки бюргерскихприличий, как уже говорилось, следует из комментариев повествователя;замечание по поводу привычек русской пары вложено в уста Цимсена,затем передано возмущение Ганса Касторпа по поводу незримой сценылюбовной игры.
При этом повествователь, в отличие от случая Эвердиков,не высказывает своего отношения напрямую, но с большой долей иронииизображает палитру типичных бюргерских реакций на табуированнуюобласть половой любви, говоря о «чистоте души», «суровой стыдливости»,и, в последнюю очередь, «лицемерии и боязни правды» (III, 57). Сочетаниеэтих качеств нашло свое выражение в «не слишком оригинальном»«выражении добродетельной скромности» (Там же) на лице Касторпа.Частично противоречие в суждениях и отсутствие шляпы у самогоЦимсена объясняется четким представлением о шляпе как атрибуте мира«там внизу». Уезжая из санатория, Цимсен меняет костюм, и в том численадевает шляпу.
Теперь «он был в шляпе. Ганс Касторп – с непокрытойголовой» (IV, 115). Эта характеристика принадлежит исключительноповествователю, ее невозможно приписать перспективе кого-то изперсонажей.Короткиебезапелляционнопредложения,разделяютмир,гденетипичныевластвуютдляТ.четкиеМанна,связииобязательства и мир, свободный от них. Кузены меняются местами.Обмен ролями между персонажами обыгрывается и в повторяющемпервую сцену описании приезда консула Тинапеля. Наблюдение о том, что163Ганс Касторп был «без шляпы и без пальто» (IV, 122) противопоставляетгероя мерзнущему гостю и подчеркивает границу между двумя мирами.Кроме того, воплощаемый шляпой бюргерский габитус – признакистиннойпринадлежностигероя«настоящему»миру.Именноинсценированию этой легитимности служил тщательно составляемыйгардероб Феликса Круля, от которого с такой легкостью отказывается ГансКасторп.Этоосновополагающееотличие,однако,непрепятствуетповествователю давать характеристики персонажам, исходя из бюргерскихнорм и правил приличий, как в случае с санаторной публикой без шляп.Подобные моменты в тексте гораздо менее заметны, чем прямыевысказывания персонажей о бюргерстве или роль бюргерского мира вкомпозиции романа.Для всех рассмотренных выше примеров характерна одна и та жезакономерность: изначально повествователь исходит из точки зренияперсонажей, которым свойственен бюргерский взгляд на жизнь, сам жеприэтомироничноотстраняетсяотдиктуемыхсоциальнойпринадлежностью суждений.
Впоследствии повествователь, не прибегая кчужой перспективе, использует те самые детали, которые приобрелиособое значение в связи с нарушением бюргерских форм и правилприличий. Повествователь как бы объясняет значение детали или мотиваособенностями картины мира персонажа, а затем обращается к тем жедеталям на основании этой предыстории. Однако он прибегает к ним итогда, когда бюргерское основание в героях уже заметно пошатнулось,хотя мог бы воспользоваться новыми повествовательными приемами.Примечательно,чтонаделениезначениемвбольшинствесвоемпроисходит в экспозиции, первой и второй главах, написанных раньшеостального текста, а используются «бюргерские» детали и мотивы напротяжении всего романа.164Та же тенденция одновременного отрицания и подспудногособлюдения бюргерских форм и правил прослеживается не только приотборе повествуемых элементов, но и в самой манере повествования, вопределенной дистанцированности и сдержанности повествователя, атакже стилистике его рассказа.
При этом речь идет уже не об иронииповествователя, звучащей всякий раз, когда говорится о происхождениипротагониста или непосредственно затрагивается бюргерское начало.Подразумеваютсяособенностиязыка,вкусовыепредпочтенияповествователя, которые остались без комментариев, словно нечто самособой разумеющееся, и во многом определяют стиль повествования. Вчастности, лексика повествователя, как и в «Будденброках», тщательноотобрана, исключены какие-либо неправильности и вульгаризмы и, так же,как и в первом романе, прием красноречивого умолчания распространяетсяпосредством многочисленных эвфемизмов на лексический уровень романа.Это касается в первую очередь описаний телесного и эротического,образующих одну из основных тематических нитей романа. К примеру, Т.Манн планировал включить в описание предыстории протагониста егопервые опыты в любви, которые должны были следовать традиции,бытовавшей в среде богатого северонемецкого бюргерства.
Но в отличиеот «Будденброков», где описана история Томаса и цветочницы Анны, этачасть жизни Ганса Касторпа остается неупомянутой.Как уже говорилось, эротическое входит в текст романа вместе снедвусмысленным шумом, проникающим в комнату Касторпа из соседнейкомнаты его русских соседей. Повествователь следует пространственной ивременной перспективе персонажа, обладая при этом большим, чем ГансКасторп, знанием.
Тем не менее, повествователь не говорит напрямую опроисходящем,беспокойстваоставляяперсонажа:читателю«этобыладогадыватьсявозня,обхихиканьеисточникеивздохи,возмутительная природа которых не могла долгое время оставаться165загадкой для молодого человека» (5.1, 63)274. Эпитеты, выносящие напервый план животный характер доносящихся до Ганса Касторпа звуков иподводящие к эмоциональной и крайне негативной оценке «anstößigesWesen (возмутительная / неприличная природа)», дополняются не менеевыразительнымиопределениями«klebrigzuverunreinigen(липкозапачкать)», «Treiben (возня)», «ein Klatschen und Küssen (хлопки ипоцелуи)» (5.1, 63). Ни одно из этих определений, однако, нельзя назватьни прямым, ни грубым. Эффект достигается за счет использованиялексики, подчеркивающей животный характер происходящего, а такжеблагодаря перспективе героя, возмущенного поведением соседей.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
