Диссертация (1101185), страница 23
Текст из файла (страница 23)
Они не видят, кудадвижутся, так как не являются субъектами своих действий. С группой«дезориентация» тесно связана третья тематическая группа сравнений«стихия» (подгруппы: «растения», «дети», блок «море, корабль, ветер,шторм»). Опьянение и безумие как бы являются результатом воздействиянекой стихийной силы. Это воздействие сравниваетсяс действиемВозможно, и любовь Рупрехта к Ренате – это наваждение, имеющее магическийисточник. Оставшись один, Рупрехт «вдруг опомнился и с изумлением спросил себя»,почему он так покорно принял роль, предложенную ему его новой знакомой» [Брюсов:59],почему он начал служить ей.
Одно время он думал, что «она повлияла на него каким-либотайным магическим средством» [Брюсов:59]. Рупрехт движется за Ренатой, «как связаннаяс нею тень» [Брюсов:83]. От её существа исходит «магическая власть, замыкающая в свойпредел все его желанья» [Брюсов:204]. И сама Рената рассказывает Рупрехту, что «<…>некий голос, принадлежавший, конечно, врагу человеческому, сказал ей над ухом, чтодемоны отдадут ей Генриха, если она взамен поможет им уловить в их сети другуюдушу», к чему она и старалась приложить все усилья, «не останавливаясь ни передкакими обманами» [Брюсов:]. Впрочем, это признание Ренаты было не достовернее, чемдругие её рассказы, порожденные её умом, «роковым образом склонным ко лжи»[Брюсов:229].
Но если любовный плен и магическая зависимость описываются в романесходным образом, то с чем это связано?Исследователи неоднократно отмечали (например, С.П.Ильев, Н.А.Нагорная,Л.Чмыхов, О.В.Сергеев), что «Огненный ангел» – роман познания. «Сон – средство этогопознания», – пишет Н.А.Нагорная [Нагорная:75], а «любовная и оккультная инициациядополняют друг друга» [Нагорная:75]. Счастье, по словам Ренаты, подобно стакану вина,который нужно просто взять и выпить до дна. И Рупрехт, любуясь красотой Ренаты вкельнском соборе, «вбирает глазами её тёмный облик среди пёстрых церковныхукрашений и позолоты арок, которыми отличаются кёльнские церкви, – подобно тому,как вбирает пьяница губами виноградный сок» [Брюсов:101].
Страсть управляет егопоступками. От одной мысли, что Рената хотела посмеяться над ним, Рупрехт «становитсябудто пьяный» [Брюсов:]. Узнав в монастыре святого Ульфа, что сейчас увидит её, онедва может удержаться на ногах и «принужден опереться на стену, как человек совсемпьяный» [Брюсов:321]. Переживание страсти, как и пребывание в трансе, – пограничное,онирическое состояние. И в том, и в другом случае герой попадает в особую реальность (ореальности любви: «Можно было поверить, что надо мною новое небо и новые звезды, ичто все предметы кругом преобразились силой волшебства <…>» [Брюсов:218]), он невластен над собой. Страсть движет поступками Рупрехта, то погружая в бездействие, то,наоборот, давая силы действовать в самых сложных обстоятельствах. Так, курения,заволакивающие комнату во время сеанса церемониальной магии, «действуют на чувствакак пары вина, не то опьяняя сознание, не то придавая бодрости» [Брюсов:142].106физического закона.
Например, такая картина переживаний Рупрехта: «Несмея нарушить запрета, мучился я в постели всю ночь, словно пьяный, длякоторого мир шатается, как палуба каравеллы» [Брюсов:82]. Сначаласостояние героя сравнивается с опьянением. Во время которого мир нечеткийи неясный, «мир шатается».
Потом это пьяное ощущение шатающегося мирасравнивается с объективным законом морской качки. Причем, тут важноподчеркнуть «морскую» составляющую сравнения, перед нами действиестихии. Герои романа постоянно оказываются во власти стихии. И с этимсвязана возможность выделения таких тематических групп сравнений иметафор, как «дети» и «растения». Больную Ренату Рупрехт сравнивает сслабым ребенком [Брюсов:95].
Читая о видениях святой Бригитты, Ренатыиспытывает чувство «настоящего ужаса, как ребёнок, оставшийся один втемноте» [Брюсов:245]. Она доверчива и беспомощна. И даже когда онапросит Рупрехта убить графа Генриха, Рупрехт замечает: «<…> несколькимисловами перевернула всё моё представление о ней, словно ребёнок,перевёртывающий мешок, из которого сыплются на землю всележавшиетамвещи»[Брюсов:185].Группы«детиирастения»подчеркивают беззащитность героев, их подчиненность стихии.
Послепосещения геердстской ворожеи Рената описывается так: «она клонилась,как надломленный стебель, и поводья выпадали из её рук» [Брюсов:66].Она же после одержания была «изнеможенной, как слабая веточка,искрученная в водовороте» [Брюсов:94]. Рената подвергается воздействиюнекой силы, но эта сила, воспринимаемая героями как неодолимая стихия(они не могут ей управлять), является атрибутом вполне определенногосубъекта. Сюжетно в этих двух примерах субъекты воздействия –демонические силы. На уровне сравнений это наблюдение подтверждается.Ядро тематической группы «стихия», блок «море, корабль, ветер, шторм»формирует микросюжет.
Рупрехт объясняет Ренате свое решение изучатьмагию так: «и мы будем в силах управлять демонами, как ныне пользуемсясилами ветров для движения кораблей. Нет сомнения, что ветер безмерно107сильнее человека, и порою буря разбивает суда в щепы, но обычно капитанприводит свой груз к пристани» [Брюсов:125]. Магазин Якова Глока полонкниг о магии, «запертых в его лавке, словно ветры в пещере Эола»[Брюсов:126]. Изучение купленных книг сравнивается с плаванием побезбрежному миру духов, куда мир людей «вброшен как малый остров»[Брюсов:137], а другой берег, куда с помощью ветров собирается плытьРупрехт, «словно Новый Свет, ещё более поразительный, чем поля и долиныНовой Испании» [Брюсов:128].
Магический опыт заканчивается неудачей.Оборачиваясь разгулом ветров, штормом и кораблекрушением. Рупрехт иРената «напоминали потерпевших крушение в море, достигших какой-томалой скалы, всё потерявших и уверенных, что следующий водный вал смоетих и поглотит окончательно» [Брюсов:146].Сущность стихии, во власти которой пребывают герои, определяетсядвумя группами сравнений – «охота» и «власть». Слова о том, что в Геердтеживет известная колдунья, «были для Ренаты как свист заклинателя для змеи<…>»158.
Это известье сразу же подчиняет её себе, и, забыв обо всем, Ренатабросается к колдунье. Следующие сравнения из описания посещенияГеердсткой ворожеи проявляют свою принадлежность к группе «власть» ещеболее явно. Так, у входа в дом колдуньи «слышался говор на всехприрейнских наречиях, и голландский язык, и, порой, ротвельш. Былопохоже, как если бы в маленьком местечке остановился владетельныйкнязь, и это перед его покоями толпились просители и свита»[Брюсов:62]. После посещения Геердсткой ворожеи Рената сравнивается снадломленным стеблем.
«<…>Всю весёлость и всю говорливость Ренатыточно кто-то срезал серпом, и она не хотела произнести ни слова и почти неИнтересно, что, слушая «удивительные переливы» голоса графа Генриха,«словно открывавшие голубые дали» [Брюсов:193], Рупрехт тоже впадает в этосостояние, подобное зачарованности змеи заклинателем: Рупрехт «был как змея,выползшая из-под камня, чтобы ужалить, но зачарованная напевом африканскогозаклинателя» [Брюсов:194].158108подымала глаз» [Брюсов:66].
Читатель, конечно, догадывается, кто этоттаинственный жнец. И хотя временами он представляется героям как стихия,то есть, сила неуправляемая и бесцельная, действия его направлены. Иопределены в романе несколькими тематическими группами сравнений.Итак, каковы же характеристики этих действий?Портреты геердской ворожеи и мастера Леонарда объединяет такаячерта, как хищность159.
Во время общения с духами глаза геердской ворожеистановятся «круглыми, как у щуки, и чёрными, как два угля» [Брюсов:65].Пальцы мастера Леонарда «кривые и когтистые, как у стервятника»[Брюсов:113]. Мефистофель описывается как страшный рыбак, ловец душчеловеческих. «Была в голосе монаха необыкновенная вкрадчивость, или,вернее, было в нём какое-то магическое влияние на душу, потому что сразупочувствовал я себя словно запутавшимся в неводе его слов» [Брюсов:262],– вспоминает Рупрехт. Герои оказываются дичью, объектом охоты для этиххищников. Во время одержания в монастыре монахини прижимаются друг кдругу, «как овцы при появлении волка» [Брюсов:328].
Герои постоянноощущают себя загнанными, почти пойманными. Агриппе кажется, что его«травят, словно свора собак лису» [Брюсов:173]. Перед дуэлью с графомГенрихом Рупрехт чувствует, что он загнан «как зверь, которого травят, вВ портрете брата Фомы присутствуют все черты инфернального персонажа. Онхищен. Брат Фома рассматривает Ренату, «как кот, наблюдающий пойманную мышь»[Брюсов:345] и слушает речи в суде «с таким видом, как хищный зверь, у которого ктото пытается отнять его добычу» [Брюсов:353].
Как и геердская ворожея, онсравнивается со щукой. Он «как щука в рыбном садке» [Брюсов:344]. К магическомувлиянию брата Фомы добавляется восприятие его как некой стихийной силы. Рената стоитперед судом, «сгибаясь как стебель под ветром» [Брюсов:345]. Подземелье же, в котороебросают Ренату, сравнивается с ловушкой. Герои оказываются там, «как мыши вмышеловке» [Брюсов:371].