Диссертация (1101069), страница 39
Текст из файла (страница 39)
Все это вочередной раз указывает на дистанцию рассказчикапо отношению кповествованию, типичную скорее для сказочного жанра, чем, например, дляидиллии.Ироничны и описания нравов города Танкан, в которых, однако, нетрудноугадать критический взгляд на нравы Парижа: « Il n’y avait aucune maison àTunquin où l’on ne trouvât des amis lourds, des vers plats, et des magots de porcelaine,bien moins magots que ceux qui les avaient donnés »527.
Идеальный союз главныхгероев служит фоном, невыгодно оттеняющим нравы света, присущее имтщеславие и зависть: « ...le tableau de si belle union blessa la vue du plus grandnombre. La navette de bois parut plate et ignoble aux yeux de la sotte vanité qui enfabriqua d’or. La mode les adopta et leur donna la vogue »528. Вуазенон прибегаетздесь к аллегории, чтобы через образ челнока из мирта и из золотапродемонстрировать, как в свете искажаются подлинные чувства, когдаискренности и простоте предпочитают внешний блеск и пустоту, которую онскрывает.
И хотя в этой сказке нет сколько-нибудь явно выраженной моральнойсентенции Ŕ ни в начале, ни в конце Ŕ ее основная идея довольно прозрачна:найти подлинную любовь, обрести «блаженство», как уже говорилось выше,можно только вдали от света. В данном случае наряду с изображением нравовпредставлен тот самый «пример для подражания», больше напоминающий527«В Танкане было ни одного дома, где не встречались бы неуклюжие друзья, заурядные стихи и гротескныефарфоровые статуэтки, которые были гораздо менее уродливы, чем те, кто их подарил». Ŕ Voisenon, op.cit., p.2.528«Вид столь прекрасного союза задел взоры очень многих. Челнок из дерева показался безвкусным иотвратительным глупому тщеславию, и оно стало делать их из золота.
Мода их переняла и сделала ихпопулярными». Ŕ Voisenon, op.cit, p.9.162счастливое исключение из правил Ŕ отсюда те сказочные условности, говорящие,в том числе, о недостижимости подобного идеала, но одновременно дающиминадежду на него.В творчестве Вуазенона можно найти и сказки, самим автором отнесенные кжанру « conte moral »: «Он был прав» (« Il eut raison »), «Он был неправ» (« Il euttort »), «Ни слишком много, ни слишком мало» (« Ni trop, ni trop peu »). Сказки«Он был прав» и «Он был неправ», которые можно рассматривать каксвоеобразный «диптих», Вуазенон публикует в 1755 г., определяя первую как« conte philosophique et moral » («нравоучительную и философскую сказку»), авторую просто как « conte moral » («нравоучительную сказку»).
Однако и здесьоказывается, что автор вовсе не стремится преподнести какой-либо нравственныйурок своим читателям, он скорее склонен изображать нравы общества и напримерах своих персонажей, указать ему (обществу) его недостатки иразрушительные условности. Таким образом, эпитет « moral » в обозначениижанра в данном случае отсылает скорее к констатации того, какие нравысвойственны современному Вуазенону свету, чем имеет своей целью «поучать»,хотя некоторое назидание в этих сказках все же присутствует и часто влечет засобой философское размышление.
За этим стоит то различие между дидактикой иморализацией, которое достаточно ясно проявилось в XVIII веке: если литературеXVII века скорее свойственна дидактичность, она поучает, часто говорит втерминах должествования, указывая, как именно надо себя вести, то литератураXVIII столетия Ŕ особенно литература рококо Ŕ говорит о том, как бывает вжизни, как естественно несовершенны люди, и морализация здесь, прежде всего,Ŕ описание нравов, их картина, история, предложенная читателю дляразмышления.Интересно рассмотреть, как построены оба произведения. Сказка «Он былправ» начинается не с моральной сентенции, как можно было бы ожидать, а ссинопсиса, который, как замечает сам рассказчик, напоминает парадокс: « Azémaétait un homme sensé ; il ne voulait point se marier, parce qu’il savait qu’on trompe tousles maris, et il se maria.
On lui proposa deux partis ; l’un était une jeune Beauté qu’il163aimait, et qui lui eût été fidèle ; l’autre était une Veuve qui lui était indifférente, et quine l’était pas pour tout le monde ; c’est ce qu’on lui fit connaître clairement. Cettedernière fut l’objet de son choix ; et il eut raison »529. Парадоксальность этогосинопсиса заключается в противоречивости действий главного героя и вдвусмысленности выражения « il eut raison », «он был прав» Ŕ прав с точки зренияобщества или с точки зрения личного счастья? Уже с самого начала читатель сбитс толку и тем самым вовлечен на путь критического восприятия сказки Ŕ на этонамекает и ее жанровое определение: «философская и нравоучительная сказка».Важно и то, что эта сказка, как и «История Блаженства», представляет вниманиючитателя не «пример для подражания», а изображение противоречивойчеловеческой природы, и то, что поначалу напоминает парадокс, «окажетсядоказательством»:« Cecial’aird’unparadoxe,celavadevenirunedémonstration »530.Парадоксальными выглядят и многие суждения рассказчика в этой сказке,напоминающие максимы, да и само повествование, которое должно было бы датьобъяснение описанному в начале «положению дел», отнюдь не снимаетпарадоксальности ситуации: Азема предпочитает вдову, опираясь скорее намнение общества, чем на собственные чувства и возможное счастье, к которомуизначально стремился: « Si j’épouse cette Coquette <…>, elle me sera fidèle ; mais onn’en croira rien, et pour lors l’on m’accablera de brocards : souvent un mari passe pourune bête, moins parce qu’il manque d’esprit que parce qu’il joue le rôle d’un sot.
Si jem’unis à cette Veuve <…>, elle aura un amant, je l’avoue ; mais cet Amant sera ungalant homme qui sera digne d’être mon ami ; il aura des égards pour moi, et j’en tireraipeut-être un meilleur parti que ma femme même »531. Таким образом, личное счастье529«Азема был разумным человеком; он вовсе не хотел жениться, потому что знал, что всем мужчинам изменяют,и женился.
Ему предложили две партии: юную Красавицу, которую он любил и которая была бы ему верна, иВдову, которая была ему безразлична, но не была безразлична всем остальным, что ему дали ясно понять. Именнопоследняя стала объектом его выбора; и он был прав». Ŕ Uzanne, Octave. Contes de l'abbé de Voisenon. Paris:Quantin, 1878. P.163.530Ibid., p.164.531«Если я женюсь на этой Кокетке <…>, она будет мне верна; но в это никто не поверит, и тогда меня будутосыпать насмешками: часто муж слывет глупцом не потому, что ему не хватает ума, а потому, что он играет рольглупца.
Если же я заключу брачный союз с этой Вдовой <…>, у нее появится Любовник, я это признаю; но ееЛюбовник будет порядочным человеком, достойным того, чтобы стать моим другом; он будет оказывать мне знакиуважения, и я, быть может, извлеку из этого даже большую выгоду, чем моя жена».
Ŕ Ibid., p.173.164персонажа оказывается в тесной зависимости от мнения общества, что, с однойстороны, сильно расходится с традиционным счастливым концом волшебнойсказки, где важным критерием выбора супруга или супруги является любовь(вспомним ту же «Золушку» Ш. Перро или даже «Зюльми и Зельмаиду» и«Челнок любви» Вуазенона), а с другой Ŕ наглядно иллюстрирует нравы света, вкотором счастье, а вместе с ним и верность имеют цену не как таковые, но толькоесли они признаны обществом. В этом «рассуждении» Аземы, которымзавершается сказка, можно увидеть и иронию по отношению к разного родарассуждениям вообще, поскольку несмотря на его логичность и дажеубедительность, оно выглядит не менее парадоксальным, чем в начале, исвидетельствует лишь о том, что главный герой предпочел уступить законамсвета.
Здесь Вуазенон в очередной раз затрагивает тему брака и искренней любвии снова приходит к выводу, что в свете она невозможна в силу ряда условностей,как невозможно обрести в нем и подлинное «блаженство»: « ...il est aisé de rendreun Amant heureux, sans que cela prenne sur le bonheur d’un époux ; il ne s’agit que derespecter l’opinion. Une femme étourdie fait plus de tort à son mari qu’une femmesensée et tendre »532. Счастье, упомянутое здесь, не имеет ничего общего с темподлинным блаженством, о котором Вуазенон пишет в «Истории Блаженства» Ŕэто «светское» счастье, суть которого лишь в том, чтобы «уважать общественноемнение», и добиться этого не так уж сложно, если женщина «разумна и нежна».В этой сказке Вуазенон не отказывается от чудесного: за воспитаниемАзема призван следить дух-«хранитель», к помощи которого взывает его мать,находясь на смертном одре; кроме него на страницах сказки можно встретить иФею фонтанжей, которая помогает герою вернуть растраченное состояние.Однако их участие в сюжете довольно ограниченно, что характерно дляназидательной сказки: они нужны лишь для того, чтобы помогать герою несбиться с «верного» пути (впрочем, довольно типичного для молодых людей тоговремени) и обрести «ясность ума» (« rendre l’esprit juste »).
Однако, как полагает532«Любовника легко сделать счастливым так, чтобы это не ущемляло счастье супруга, необходимо лишьсчитаться с общественным мнением. Легкомысленная женщина хуже обходится со своим мужем, нежели женщинарассудительная и чувствительная». Ŕ Ibid., p.172.165М. Фурно, помощь духа довольно двусмысленна, поскольку он практически недает герою наставлений, «наоборот, он позволяет герою совершать Ŗглупостиŗ,ведь именно на них учатся»533: « On m’a recommandé de vous rendre prudent ; pourle devenir, il faut faire des sottises : vous ne croiriez peut-être pas que pour cela on aquelquefois besoin de conseils ; je présume cependant que vous pourriez vous en passer<…> On ne peut choisir [les fautes] qu’en les connaissant, et ce sont de cesconnaissances qui ne s’acquièrent qu’en chemin faisant »534.
При этом дух все жесодействует Азема в приобретении необходимых знаний о свете, и даннаяпомощь, скорее даже мнение более опытного, искушенного в светской жизнинаставника оказывается очень важной, ведь именно благодаря ей Азема в итоге«был прав»; герой же сказки «Он был неправ» подобной волшебной помощилишен, и последствия этого отражены уже в самом заглавии.