Диссертация (1101069), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Textes réunis par A. Defrance et J.-F. Perrin. Paris :Editions Desjonquères, 2007. P.224.417Ibid., p.225.127введен Ж. Баршилоном418 и объединяет сказки, которые «более или менее грубонарушают то, что в то время называют приличиями (bienséances), то есть правила,которыепредписываютанатомическихимолчатьосексуальностифизиологическихпоследствияхвеедействительных(implications)»419.Вотечественном литературоведении для обозначения подобного рода сказокбольше распространен термин «гривуазные» (от франц. « grivois » Ŕ вольный,игривый)420,ихтакженазывают«галантно-эротическими»илипростогалантными421, иногда используется слово «фривольные». Термин « licencieux »,«непристойный», исторически датирован и может быть применен только клитературным произведениям XVIII века, что справедливо отмечает Р.
Робер,когда пишет, что «этимология слова [« licencieux »] сама по себе черезантифразу422 наводит на мысль о нарушении [благопристойности], свойственномтекстам, которые осмеливаются говорить о том, о чем говорить запрещено, аименно о физиологии и анатомии сексуальности»423. Категория «непристойного»в целом характеризует век Просвещения, и, по мнению М. Фуко, могласуществовать только в эпоху, когда, несмотря на цензуру и множествонравственных и социальных ограничений, много думали и говорили осексуальности424.В сказках подобное «нарушение благопристойности» осуществляется черезаллюзии, метафоры и перифразы.
Но чтобы говорить о «двойном смысле», очтении «во второй степени» (Ж. Женетт), необходимо присутствие определенныхзнаков или указателей (indices), которые приглашали бы к подобному прочтению.По мнению Р. Робер, эти знаки бывают двух категорий. Прежде всего, этоустановление «ироничной дистанции между повествователем и тем, что он418См. Barchilon, Jacques.
Le conte merveilleux français de 1690 à 1790. Cent ans de la féerie et de poésie ignorées del’histoire littéraire. Paris : Honoré Champion, 1975.419Robert, Raymonde. Le conte de fées littéraire en France de la fin du XVII e à la fin du XVIIIe siècle. Paris : HonoréChampion, 2002. P.232.420См. А.Д. Михайлов. Французская повесть эпохи Просвещения // Французская повесть XVIII века.
М.: Правда,1989. С.11-12.421См. также А.Ф. Строев. Судьбы французской сказки // Французская литературная сказка XVII-XVIII веков. М.:Художественная литература, 1990. С.28.422Франц. слово «licencieux» образовано от « licence », которое обозначает «вольность», «распутство».423Robert, Raymonde. Le conte de fées littéraire en France de la fin du XVII e à la fin du XVIIIe siècle. Paris : HonoréChampion, 2002. P..233.424См. Foucault, Michel. Histoire de la sexualité.
Paris : Gallimard, 1949.128рассказывает», что позволяет не «брать» текст в его «первичном значении», нопредполагать в нем «производное значение, которое на самом деле представляетсобойнастоящийобъект[повествования]»425.Должноприсутствоватьи«совпадение нескольких элементов, которые, за счет их количества, указываютчитателю на эротическое толкование»426. Сказочный дискурс оказывается сильномаркирован «условным языковым кодом», который включает не только «наиболеетрадиционный символизм»427 эротического характера, но также совокупностьтерминов, на первый взгляд невинных, но значение которых было совершеннопрозрачным в ту эпоху.
Таким образом, сексуальность тесно связана с беседой, исоблазнение совершается, прежде всего, при помощи слов, через дискурс,примеры чему можно найти и в «Софе» К. Кребийона, и в «Зюльми и Зельмаиде»Вуазенона.К тому же, ироничная дистанция, необходимая для «непристойной» сказки,аналогична дистанцирующей иронии в сказке пародийной, и часто французские« contes »1730-1760годовявляютсяодновременнопародийнымиинепристойными (гривуазными), что касается и Вуазенона. По М.М. Бахтину,подобный сдвиг от «чистой» пародии к «непристойной» представляется довольнологичным, так как говорит об эволюции пародируемого жанра, а «телесный»аспект, который отражает категория непристойного, уже присутствовал всредневековой пародии и возрождается в гривуазной сказке XVIII века.Устанавливая дистанцию, этот тип сказок также отводит особую роль читателю,которому адресован завуалированный смысл повествования, чье удовольствие«содержится в этой игре с формой, которая, как кажется, соблюдает ограничения,при этом ничего не называет, но все обозначает»428.
Это удовольствиедвунаправлено:этонетолькоудовольствиечитателя,связанноесрасшифровыванием первичного смысла, но также удовольствие повествователя,425Robert, Raymonde. Le conte de fées littéraire en France de la fin du XVII e à la fin du XVIIIe siècle. Paris: HonoréChampion, 2002. P.232.426Ibid., p.233.427Ibid.428Ibid., p.233-234.129который играет не только с условностями и клише жанра, но и с«зашифровыванием» этого первичного смысла.Интрига «непристойных» сказок основана на «традиционной коллизииромана или сказочного повествования Ŕ открытия любовного чувства героями,принцем или принцессой, при этом совершенно неопытными»429. Но в данномслучае в центре повествования находится не описание развития любовногочувства Ŕ любовная интрига служит лишь предлогом для «анализа нарастаниялюбовного желания и обстоятельств, наиболее благоприятных для зарождениясладострастия(volupté)»430,асказочноечудесноестановитсяхорошим«подспорьем» в подобной игре смыслами.Пародийно-гривуазные сказки Вуазенона являются хорошей иллюстрациейданной разновидности жанра, поскольку соединяют в себе оба типа знаков,необходимых для «чтения во второй степени»: ироничную дистанцию поотношению к повествованию, а также метафоры, аллюзии и слова с двойнымсмыслом.
Например, в «Султане Мизапуфе» вся история волшебных чар,наложенных злой феей на двух принцесс, дочерей королевы Земанжиры,построена вокруг метафоры «колец» (« anneaux »), которые, как пишетР. Труссон, «обозначают здесь то, что Дидро называет Ŗ[нескромными]сокровищамиŗ»431. Игра с именами принцесс тоже не безобидна: «[la féeTénébreuse] leur a fait présent des deux anneaux en question, n’avait eu aucun égard àla différence de leurs tailles ; elle avait, au contraire, pris plaisir à contrarier lanature <...> et conséquemment la bizarrerie de ses dons, elle appela [la] grande filleTrop est trop, et l’autre, la princesse Ne vous y fiez pas »432. Ироничная дистанцияздесь основана на мотиве даров феи, комизм которого строится на ихдвусмысленности и противоречивом распределении между принцессами.
Чтокасается метафоры «колец», то она доведена здесь до крайности, когда появляется429Ibid., p.235.Ibid.431Trousson, Raymond. Introduction // Romans libertins du XVIIIe siècle. Textes établis, présentés et annotés parR. Trousson. Paris : R.Laffont, 1993. P.494.432«[Мрачная фея] одарила их двумя вышеупоянутыми колечками, не принимая во внимание разницу в их росте.Наоборот, ей доставляло удовольствие противоречить природе.
<…> И в соответствии с причудливостью ее даров,она назвала более высокую дочь Чуресчур-много, а другую принцессу Ŕ Не-верьте-этому». Ŕ Voisenon, op.cit.,p.109.430130Фея колец (la Fée aux anneaux), а вместе с ней герои попадают в храм, куда можнобыло проникнуть только при помощи волшебного предмета Ŕ заколдованногозуба другой феи (la Fée aux dents) Ŕ который служит героям ключом,превратившись в «мизинчик» (« petit doigt ») Ŕ еще одна метафора, значениекоторой совпадает со значением слова « zizi » в имени великана.Похожая метафорическая образность встречается и в сказке «Тем лучше длянее».
Здесь метафоры также связаны с чарами, жертвой которых становитсяпринцесса Триколор. Но на этот раз вместо слова « anneau » появляется«распустившаяся роза, окруженная шипами» (« une rose tout épanouie, entourée depiquants »), которую сменяют «два пальца, которые показывали рожки» (« deuxgrands doigts qui <...> faisaient les cornes »), а чуть позже на их месте появляются«клещи, которые безжалостно сдавили [Патиссона]» (« deux pinces qui <...>serrèrent impitoyablement [Potiron] »)433.
Роза является «свадебным подарком» феиХитрость, а два пальца, показывающих рожки Ŕ подарком ее сына, принцаСкромника. Комизм ситуации усиливается неспособностью Патиссона справитьсяс чарами, так что ему приходится прибегнуть к помощи Великого наставника Ŕ новсе события происходят в рамках предсказаний последнего. Чудесное здесьпризвано множить довольно двусмысленные препятствия на пути героя, чтобыпомешать ему добиться желаемого, и это по нарастающей усиливает комичностьситуации.Таквпародийно-гривуазныхсказкахтравестируетсямотивпредсказания беды / вредительства, а вместе с ним и мотив испытаний, которымподвергается герой434.«Зюльми и Зельмаида» на фоне двух предыдущих сказок выглядит кудаболее безобидной, поскольку в ней нет подобного рода волшебных чар, анаиболее интересным эпизодом является соблазнение Зельмаиды через беседудвух главных героев, построенную на перифразах.
Например, Зюльми такописывает состояние, в которое его погружают его мечты: « <…> vous excitez enmoi des impressions que je ne connaissais pas ; <...> mon esprit et mon cœur, que la fée433Voisenon, op.cit., p.37-38.Robert, Raymonde. Le conte de fées littéraire en France de la fin du XVIIe à la fin du XVIIIe siècle. Paris : HonoréChampion, 2002.
P.234.434131nous assure être indépendants du corps, y sont nécessairement liés dans ces instants, etréfléchissent sur lui les effets de tous leurs mouvements. Oui, charmante Zelmaïde, dèsque je pense à vous, <...> je sors de mon état naturel, mais c’est pour passer dans un étatmille fois préférable »435. Схожим образом описывает свои сны и Зельмаида, вданном случае они послужат предвестником грядущих событий (то есть еесоблазнения): « Je ne sais comment cela se fit ; mais mon obstination à vous refusercette faveur [de laisser baiser la main] vous en valut d’autres auxquelles je ne songeaispas et dont je ne pouvais me défier. Vous étiez plus pressant, et moi plus agitée. <...> Jeme sentis alors dans un état que je ne puis dépeindre.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
