Диссертация (1101069), страница 26
Текст из файла (страница 26)
Чтокасается принцессы Триколор, то она тоже не похожа на «самую совершенною изпринцесс» сказок конца XVII века: как и принц Патиссон, она являетсявнебрачным ребенком. Из подобных «штрихов к портрету» того или иногоперсонажа также рождается несоответствие сказочному канону, а вместе с ним Ŕкомическое.2.3.3. Другие сказочные мотивы.Помимо отступлений от нарративной сказочной схемы и ее периодического«выворачивания наизнанку» о пародийном характере сказок свидетельствуют идругие элементы, например, трактовка таких традиционных мотивов, как355«…Ей очень хотелось выдать свою дочь за сына короля Тункена, потому что его посол был красив и хорошосложен». Ŕ Voisenon, op.cit., p.14356См.Laming-Emperaire,Annette.« PATAGONS »//EncyclopædiaUniversalis.URL :http://www.universalis.fr/encyclopedie/patagons/357«[Фея Досада] была столь малопривлекательна, что ни один мужчина не осмелился жениться на ней».
ŔVoisenon, op.cit., p.12.108похищения или превращения, а также различные сказочные «клише». В «Зюльмии Зельмаиде» фея Обманщица не только превращает Зюльми в собачку, помимоэтого она сама много раз в течение повествования перевоплощается в других фейŔ в фею Разумницу (которая способствует сближению героев), в фею Честолюбия(чтобы смущать сердца и умы юных воспитанников феи Разумницы), в феюЧерепаху (которая похищает Зельмаиду), в фею Не-знаю-что-сказать (котораяугрожает превратить Зюльми в барсука, в оборотня, в серого кота и в водянуюсобаку (барбета), но в итоге превращает его в «прехорошенькую шавку» 358) и вфею Привратницу (благодаря которой герои вновь воссоединяются).
Такимобразом, почти все феи, которых герои встречают на своем пути, являютсяперевоплощениями феи Обманщицы, а их обилие создает комический эффект.Эти превращения Ŕ еще и игра с читателем, которому не сразу сообщается о том,что все это Ŕ лишь «маски» одной феи, хотя в самом начале сказки и сказано, чтоона «обладала даром принимать любое обличье» (« …elle avait le pouvoir deprendre telle figure qu’elle voulait »359). При этом ее сложно считать антагонистом(или «злой» феей), поскольку как ее помощь, так и вред всегда неоднозначны, аиногда это и то, и другое одновременно (как в случае с превращением Зюльми,благодаря которому он нашел Зельмаиду; в этом же ключе можно рассматриватьи похищение принцессы).
Эта двойственность отражена уже в ее портрете(« Trompeuse n’était point une de ces fées terribles qui ont des cheveux de serpents, desdents de rouille, des yeux comme des charbons ardents, et un char tiré par des dragonsvolants. Elle était bien plus dangereuse ; elle était attirante au lieu d’être effrayante, elleavait le pouvoir de prendre telle figure qu’elle voulait, et avait toujours soin d’enprendre une aimable, pour nuire plus sûrement, et pour être adroitementmalfaisante »360), она подтверждается и ее поступками (« …en les servant, ellevoulait en tromper d’autres, et se préparait peut-être un jour à les tromper eux-358« Un petit choupille fort joli ».
Ŕ Voisenon, op.cit., p.233 (с.212).«Она обладала даром принимать любое обличье, какое ей заблагорассудится». Ŕ Voisenon, op.cit., p.202 (с.192).360«Обманщица была вовсе не из тех фей, что запугивают людей змеевидными кудрями, зубами, источеннымиржавчиной, очами, пылающими будто раскаленные угли, и повозкой, запряженной крылатыми драконами. Онабыла куда опасней; не отпугивала, а завлекала, обладала даром принимать любое обличье, наделенное всяческимипрелестями, дабы вернее принести вред и половчее сотворить зло».
Ŕ Voisenon, op.cit., p.202 (с.192).359109mêmes »361). Все это лишний раз подчеркивает, с одной стороны, неоднозначностьфеи Обманщицы, а с другой Ŕ демонстрирует игру со сказочным каноном, и изподобного смешения традиционных ролей в одном персонаже рождаетсякомическое.Однако двойственность феи можно рассматривать не только в аспектепародийности, в этом можно увидеть и философский подтекст. В отличие отсказок первой волны моды разделение между злом или добром в сказкахсередины XVIII века становится менее радикальным, а также большеприближенным к жизни, даже отражающим ее. На философичность указывает иимя одной из фей Ŕ фея Разумница или даже «разумная фея» (la fée Raisonnable),через образ которой автор полемизирует с чрезмерной опорой на разум,свойственной мыслителям XVIII века, демонстрируя, насколько он становитсяуязвим, когда дело касается чувства, и куда могут завести попытки молодыхлюдей «разумно порассуждать друг с другом»362.Игра с жанром в этой сказке также проявляется через описание местности,где расположен дворец феи Разумницы: « Son palais était bien loin d’ici (Tavernieret Paul Lucas, qui mentent beaucoup, en auraient dû parler dans leurs voyages).
Enfin,les nouvellistes du Palais royal, à force de parcourir sur la carte les bords de l’Escaut, dela Lys et du Rhin, ont découvert qu’il était situé dans le pays des fées »363. Некоенеопределенноепространство(как,например,характерноедлярусскойволшебной сказки «в некотором царстве, в некотором государстве»), в которомобычно разворачиваются сказочные события, дано здесь через попыткуопределить точное местоположение дворца феи, что можно считать влияниемвека Просвещения. В этом тоже выражается пародийное «выворачиваниенаизнанку», ведь о дворце феи упоминали «известные врали», что несколько361«…помогая юной паре, она намеревалась обмануть кой-кого другого, а там, в свое время, посмеяться и надними».
Ŕ Voisenon, op.cit., p.205 (с.194).362Zulmis: « …puisque le hasard nous y ressemble, et que nous sommes tous deux disciples de la fée Raisonnable,éprouvons, en raisonnant ensemble, si nous avons bien profité de ses leçons » / Зюльми: «Коль скоро случай свел нас, аоба мы Ŕ ученики феи Разумницы, попробуем разумно порассуждать друг с другом, дабы испытать, хорошо ли мыусвоили ее уроки». Ŕ Voisenon, op.cit., p.205 (с.194).363«Дворец ее находился далеко отсюда (Тавернье и Поль Люка, два известных враля, должно быть, упоминали онем в своих путевых заметках).
Торговцы новостями из Пале-Рояля после безуспешных стараний отыскать его покарте на берегах Эско, Ли и Рейна обнаружили его наконец в царстве фей». Ŕ Voisenon, op.cit., p.200-201 (с.191).110дискредитирует его «реальность» в глазах читателя, а попытки обнаружить его накартах закончились выводом, что он расположен в «стране фей». В «Зюльми иЗельмаиде» можно также встретить такой типичный сказочный топос как лес Ŕименно там герои оказываются после того, как покинули дворец феи Разумницы,и именно там им уготовано серьезное испытание расставанием.
Рассказчик непреминет заметить: « Un jour ils rencontrèrent dans un bois (car c’est toujours dans unbois qu’il faut que ces choses-là arrivent), ils rencontrèrent une tortue »364. Рассказчикиронизирует и над волшебным предметом, который встречается в этой сказке Ŕтаинственной свечой: « C’est cette bougie qu’on a nommée dans la suite la lumière dela raison »365.
Подобные замечания, рассыпанные по всему повествованию,подчеркивают дистанцированность того, кто рассказывает, по отношению к тому,о чем он рассказывает, а вместе с тем и по отношению к жанру, что влечет засобой такое же восприятие читателя.Что касается морали, характерной для сказок Ш. Перро и его современниц,то у Вуазенона она не исчезает, и в «Зюльми и Зельмаиде» именно с нееначинается повествование: « Si l’on suivait toujours les règles de la nature et del’équité, il n’y aurait que des heureux sur la terre ; on ne verrait ni mères rigides, nifilles dissimulées, ni maris maussades, ni femmes infidèles. On se conduit par desprincipes bien différents : une fille trompeuse devient un jour une mère défiante ettrompée ; les époux s’achètent au lieu de se choisir, et l’on enlaidit l’hymen en leséparant de l’amour»366.
Само построение морали нетипично: более общаясентенция, вынесенная в начало, сменяется более конкретной констатациейфактов, при этом они противопоставлены друг другу, и вторая будто опровергаетпервую. Назидание завершается еще более необычно: « Cette morale est nécessairepour justifier Zelmaïde »367. С одной стороны, Вуазенон в духе просветителейпроповедует следование законам природы и нравственности, честность и364«Однажды в лесу (ибо такое случается непременно в лесу) встретилась им черепаха». Ŕ Voisenon, op.cit., p.214.«Эту свечу и прозвали впоследствии светочем разума». Ŕ Voisenon, op.cit., p.201 (с.191).366«Когда бы мы неуклонно следовали законам природы и справедливости, на земле все жили бы счастливо: небыло бы ни непреклонных матерей, ни скрытных дочерей, ни ворчливых мужей, ни неверных жен.
Однако мыисповедуем совсем иные взгляды, и лживая дочь, глядишь, обернется недовечивой и обманутой матерью; супругипокупают, а не выбирают друг друга, и узы брака теряют красоту, будучи отторгнуты от любви». Ŕ Voisenon,op.cit., p.199 (с.190).367«Назидание сие необходимо, дабы оправдать Зельмаиду». Ŕ Voisenon, op.cit., p.199 (с.190).365111искренность, верность чувству, с другой Ŕ все это нужно ему для того, «чтобыоправдать Зельмаиду», то есть кажущееся общечеловеческое звучание назиданияснижается его «утилитарным» характером. И в отличие от морали сказокШ. Перро здесь нет ни намека на долженствование, скорее выражение мягкогопожелания, условность которого и даже некоторое сомнение в реальности егоосуществления подчеркивает сослагательное наклонение: « Si l’on suivaittoujours..., il n’y aurait que...
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
