Диссертация (1101069), страница 13
Текст из файла (страница 13)
URL :http://www.crl.midipyrenees.fr/upload/page/fichier/Article%20Jasmin%20Sctobre%202009.pdf166А.Ф. Строев. Судьбы французской сказки // Французская литературная сказка XVII-XVIII веков. М.:Художественная литература, 1990. С.8.167Lilti, Antoine. Le monde des salons. Sociabilité et mondanité à Paris au XVIII e siècle. Paris: Fayard, 2005. P.8. См.также Habermas, Jurgen.
L’Espace public. Archéologie de la publicité comme dimension constitutive de la sociétébourgeoise. Trad. fr. Paris : Payot, 1992.168Ibid.169А.Ф. Строев. Судьбы французской сказки // Французская литературная сказка XVII-XVIII веков. М.:Художественная литература, 1990. С.6-7.170Lilti, Antoine.
Le monde des salons. Sociabilité et mondanité à Paris au XVIIIe siècle. Paris: Fayard, 2005. P.8.53указывал и А.Д. Михайлов: именно «остроумие, легкость и краткость почиталисьпервейшими достоинствами любого литературного произведения»171.В тесной связи с культурой салона находится стилистика и эстетика рококо.Сам «формат» салона является своего рода воплощением рокайльного образажизни, о чем в своей диссертационной работе о рококо пишет И.В. Капустина: «Вэпоху рококо приобретает окончательное оформление культура Салона Ŕидеальной замкнутой модели объединения аристократической, интеллектуальной,художественной, музыкальной элиты.
Эта герметичность и камерность культурыпроявилась и в такой характерной примете стиля, как установление особыхŖинтимныхŗ отношений со зрителем и читателем, в обращении к некоейŖзнающейаудиторииŗ,проявившихсявовсехвидахискусстваивнеобыкновенном распространении аллегорического и символического языкацветов, жестов, подарков»172. На эту связь обращал внимание и А.Ф.
Строев:«Стремлениеклитературнойигре,литературномумаскараду,самопародирование, в принципе характерное для салонной культуры, пришлоськак нельзя кстати в эпоху расцвета рококо»173. Сказка была одним из жанров,тесно связанных с этим стилем с самых своих истоков: как пишет А.А. Морозов,«ŖНовые феиŗ, наделенные сверкающими крыльями стрекоз, витали средиблагоухающихсадов,причудливыхфонтанов,мраморныхбассейнов,подстриженной и упорядоченной природы», «перламутровая раковина стала ихсимволом, как и всего искусства рококо»174.
А, например, мадам Д’Онуа, помнению М.-Э. Сторер, была «впереди всех тех, кто предвещает век Ватто, вводячудесное в салонах»175. Но не только сказка Ŕ как пишет А.Д. Михайлов, «языком171А.Д. Михайлов. Французская повесть эпохи Просвещения // Французская повесть XVIII века. М.: Правда, 1989.С.6.172И.В. Капустина. Рококо: этапы развития и проблемы стиля. Опыт Франции и Германии. Автореферат дисс.
насоиск. уч. ст. канд. филол. наук. М., 2004. С.19.173А.Ф. Строев. Судьбы французской сказки // Французская литературная сказка XVII-XVIII веков. М.:Художественная литература, 1990. С.27.174А.А. Морозов. Немецкая волшебно-сатирическая сказка // Немецкие волшебно-сатирические сказки. Л.: Наука,1972. С.156.175Storer, Mary Elizabeth. Un épisode littéraire de la fin du XVIIe siècle : la mode des contes de fées (1685-1700). Paris:H.Champion, 1928. P.41. Зд. перевод А.А.
Морозова.54рококо, живым, остроумным, полным иронии, полупристойных намеков,пользовались едва ли не все писатели того времени»176.Клод Анри де Вуазенон, несмотря на свое слабое здоровье, был«завсегдатаем» многих модных салонов того времени. Этим он был обязан нетолько своему благородному происхождению, но и своему незаурядномуостроумию.Например,О. ЮзаннописываетВуазенонакак«хранителяфранцузской веселости, как его называл Вольтер», «изысканного писателя,неистощимого на выдумки», «немалого любителя писать сказки в манере, незнающей себе равных, талант которого представляется в наших глазах какнаиболее полное и наиболее живое воплощение легкомысленного обществавосемнадцатого века»177.
Р. Труссон, в свою очередь, отмечает, что «еголегкомысленный и перескакивающий с одного предмета на другой ум снискалему расположение приличного общества»178. Почти то же самое можно прочитатьв биографии Вуазенона, написанной О. Блонделем: «Это был, по выражениюодного из его слушателей, Ŗнескончаемый фейерверкŗ. Он обнаруживалудивительные возможности того французского языка, который навсегда останетсянепревзойденным языком салонов и приличного общества <…> Вольнодумец илинабожный, он всегда был любезен, и одним лишь этим он принадлежит своемувеку»179. Любопытно, что и О.
Блондель, и О. Юзанн описывают Вуазенона какфигуру, воплощающую и символизирующую собой французский XVIII век Ŕэпоху Просвещения и вольнодумства, салонов и «искусства жить рокайльно»180.Этому отнюдь не мешал его священный сан: недаром О. Блондель добавляет, чтоВуазенон был «в полном смысле этого слова типичным придворным аббатом,окруженным заботой и охотно принимаемым, как [кардинал] Берни, как он,сочиняющим стихи, как он, необходимым на всех увеселениях этих счастливых176А.Д. Михайлов. Французская повесть эпохи Просвещения // Французская повесть XVIII века.
М.: Правда, 1989.С.9.177Uzanne, Octave. Notice sur la vie et les œuvres de Voisenon // Contes de l'abbé de Voisenon. Paris: Quantin, 1878, p.X.178Trousson, Raymond. Introduction // Romans libertins du XVIIIe siècle. Textes établis, présentés et annotés parR. Trousson. Paris : R.Laffont, 1993. P.487.179Blondel, Auguste. Un abbé dans les salons (1708-1775). Genève : A. Cherbuliez et Cie, 1879. P.25-26.180См. Н.Т. Пахсарьян.
Искусство жить рокайльно // XVIII век. Искусство жить и жизнь искусства. М., 2004. URL :http://natapa.org/biblio/articles/art_vivre55бездельников»181. Так Вуазенон благодаря своему остроумию, вольно илиневольно, сам становится модной фигурой модных салонов. Как пишет снекоторой долей иронии Г. Денуаретер, «его лелеяли, разыскивали, приглашалина все увеселения и на все празднества; похвалы Вольтера приносили ему счастье;непременно нужно было, чтобы он был поэтом, ведь так говорил Вольтер»182.Тем не менее, далеко не все его современники и биографы склоннывысказывать столь благосклонную оценку как его самого, так и его творчества.Например, так о Вуазеноне писал Лагарп: «Аббат Вуазенон никогда не был нилитератором, ни хорошим писателем»183.
П. Ласовски, современный критик,разделяет это мнение: для него сам Вуазенон и его произведения воплощают«пустоту» (« futilité ») XVIII века184. Р. Труссон также не видит в произведенияхВуазенона глубины: «Ничто из [его произведений] ни глубокомысленно, нипоистине гениально, но развлекает и вызывает улыбку»185. Некоторые же,наоборот, вместо констатации своего суждения о творчестве аббата скорееанализируютпричинывозникновенияподобного«неблагоприятного»впечатления. Например, А.
Лилти, исследователь салонной культуры и светскойжизни в обществе (« sociabilité mondaine »), объясняет его следующим образом:«В стихах, стихотворных посланиях и сказках Вуазенона не нужно видетьисключительно признак автора умышленно второстепенного, поверхностного,пустого, лишь остроумного и будто отсутствующего, автора, которому несвойственна творческая работа. Это следствие самого функционированиясветской социабельности, в которую Вуазенон образцово вписывается»186.
Или,как справедливо пишет О. Блондель, перу которого принадлежит одна избиографий Вуазенона: «Если он был самим выражением своего времени, то онтакже был его Ŗпроизведениемŗ. <…> Тогда было вполне достаточно нравиться и181Blondel, Auguste. Un abbé dans les salons (1708-1775). Genève : A. Cherbuliez et Cie, 1879. P.5-7.Desnoiresterres, Gustave. Voisenon. Grand-vicaire de Boulogne. Poète et abbé de cour. Sociétés qu’il fréquente //Epicuriens et lettrés XVIIe et XVIIIe siècles.
L'abbé de Choisy, Favart et Voisenon, Lord Kingston et madame de laTouche. Paris : Charpentier, 1879. P.265.183Цитируется по: Trousson, Raymond. Introduction // Romans libertins du XVIII e siècle. Textes établis, présentés etannotés par R. Trousson. Paris: R.Laffont, 1993. P.490.184См. Wald Lasowski, Patrick. L'Ardeur et la Galanterie. Paris : Gallimard, 1986.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
