Диссертация (1100352), страница 7
Текст из файла (страница 7)
ед. ч. настоящего времени, а также сложные процессывзаимовлияния классов и изменения схемы чередования гласных,происходившие в основном в ранненововерхненемецкий и современныйнемецкий период);2) посколькусильныеглаголыобладаютменееэволюционнопредпочтительным морфологическим устройством, то переход изсильных глаголов в слабые более вероятен, чем переход из слабыхглаголов в сильные.Еще одно подтверждение того, что сильные глаголы устроены менееэволюционно предпочтительно, чем слабые, вытекает из общелингвистическихсоображений. Анализ, проведенный выше, может быть распространен не только напротивопоставление сильных и слабых глаголов, но и на противопоставлениевнутренней флексии, разновидностью которой является аблаут [ЛЭС 1990: 551], иаффиксации вообще: внутренняя флексия всегда будет проигрывать аффиксациипо параметрам индексальности и морфотактической прозрачности; она можетвыигрывать у аффиксации по параметру иконичности, однако это далеко не31обязательно произойдет, как было показано выше на примере германских глаголов.Таким образом, мы можем говорить, что аффиксация более эволюционнопредпочтительна, чем внутренняя флексия.
Из этого должно следовать, что языковс внутренней флексией меньше, чем языков с аффиксацией, поскольку вероятностьперехода от внутренней флексии к аффиксации выше, чем в обратном направлении— и действительно, все языки за исключением изолирующих используютаффиксацию, в то время как систематическое использование внутренней флексиихарактерно только для семитских и некоторых индоевропейских, в первую очередьгерманских языков. Наглядные примеры перехода от внутренней флексии каффиксациипредоставляютиндоевропейскиеязыки:есливдревнихиндоевропейских языках внутренняя флексия (аблаут) еще достаточно хорошосохраняется в различных ветвях, в особенности в древнегреческом и вдревнеиндийском языке [Meier-Brügger 2010: 275–283], то со временем происходитразрушение этой системы, которое приводит к тому, что аблаут не разрушается, а,напротив,продолжаетиспользоватьсякакполнофункциональноеморфологическое средство и даже расширяет сферу своего применения только вгерманских языках, которые систематизировали и упорядочили индоевропейскоенаследие [Meillet 1917: 131 (Мейе 1952)].Таким образом, все вышесказанное демонстрирует, что концепцияестественной морфологии позволяет объяснить постепенное вытеснение сильныхглаголовслабыми,посколькуслабыеглаголыболееэволюционнопредпочтительны с общелингвистической точки зрения, чем сильные.Есть, однако, и другие факторы, которые способствуют тому, что рольслабых глаголов в языковой системе постепенно возрастает, а роль сильныхглаголов, напротив, снижается в ходе постепенного изменения лексическогосостава языка.
Можно выделить три фактора, способствующих этому:1) утрата старых слов;2) использование только слабого спряжения при освоении заимствований;3) продуктивность только слабого спряжения при образовании новых слов.32Как известно, лексический состав языка непрерывно обновляется, ипостоянное выпадение лексем происходит не только в маргинальных частяхлексической системы, но и в базовой лексике. Первым, кто обратил внимание насистематический характер изменений базовой лексики, был основоположникглоттохронологии М. Сводеш ([Swadesh 1951]), который представил изменениебазисной лексики как стохастический процесс (см. также [McMahon & McMahon2005]).
Впоследствии его идеи развивали многие ученые, в частностиС. А. Старостин [Бурлак, Старостин 2005]. Хотя сильные глаголы и составляютядро лексического состава германских языков, но и они подвержены выпадению: вкачестве примера можно привести такой глагол, как др.-в.-нем. quedan ‘говорить’,который полностью исчез в ранненововерхненемецкий период.
При этом в силудвух других факторов, которые будут подробно описаны ниже — невключениязаимствованийвчислосильныхглаголовинепродуктивностиэтогословоизменительного типа — число сильных глаголов не может пополняться.Росту удельного веса слабых глаголов способствует то, что они могутвключать в свое число заимствования. Среди сильных глаголов заимствованиятакже встречаются — так, например, прагерманский глагол *skrīban ‘писать’ (>совр. нем. schreiben) считается заимствованием из латинского scrībō [Seebold 1970].Однако сильные глаголы плохо приспособлены для адаптации заимствований,поскольку их внешний вид ограничен: корень сильного глагола должен бытьодносложным и может иметь только строго определенные типы корневых гласныхи их сочетаний с окружающими согласными, из чего следует, что значительнаядоля иноязычной лексики просто не может быть инкорпорирована в системусильных глаголов.
Глаголу *skrīban удалось войти в число сильных, потому что еголатинский источник содержал в себе корневой гласный ī, соответствующий Iклассу сильных глаголов; вероятно, немаловажной была и аналогия со сторонысильного глагола *wrītan с близким значением (‘царапать; писать’; ср. англ. write)и с тем же корневым гласным. Однако, например, глагол polieren ‘полировать’,заимствованный в ср.-в.-нем. из старофранцузского, не имел шансов войти в числосильных сразу по нескольким причинам: во-первых, сильный глагол не может33иметь двусложный корень, а во-вторых, сильный глагол не может иметь корневойгласный o (хотя один сильный глагол с корневым o и известен — ср.-в.-нем.quemen, komen ‘приходить’, он все же совсем по-другому устроен с точки зренияфонотактики).Таким образом, заимствования являются важным источником пополнениячисла слабых глаголов, в то время как число заимствованных сильных глаголовкрайне мало.Все новые слова, образующиеся внутри немецкого языка, также получаютслабое спряжение.
Если для прагерманского периода можно было говорить о том,что аблаут — продуктивное морфологическое средство и, соответственно, сильныеглаголы являются продуктивным словоизменительным типом [van Coetsem 1990:13, Mailhammer 2007a: 50], то в исторически засвидетельствованных германскихязыках, в том числе в немецком, продуктивным классом являются слабые глаголы[Nübling u.
a. 2010: 45].Из вышесказанного следует, что постепенное вытеснение сильных глаголовслабыми вполне объяснимо с теоретической точки зрения: сильные глаголы имеютменее естественные формы с точки зрения морфологического устройства, а такжеболее склонны утрачиваться в ходе обновления лексического состава языка и менеесклонны пополняться за счет заимствований и за счет вновь образуемых внутрисамого языка лексем.1.5. Механизмы перехода сильных глаголов в слабые в истории немецкого языкаСмена словоизменительного типа — это сложный и постепенный процесс.Анализ этого процесса невозможен вне модели, описывающей механизмыморфологических изменений в целом.Очевидно, что язык не передается из поколения в поколение как нерушимаясистема. Язык может изменяться, продолжая выполнять свою коммуникативнуюфункцию, в первую очередь благодаря избыточности: даже если говорящиеиспользуют не совсем идентичные языковые системы, небольшие помехи непрепятствуют эффективной коммуникации между носителями языка [Jespersen341922: 161–182; Бурлак, Старостин 2005: 25].
Важным двигателем изменений наразных уровнях языка является тот факт, что один и тот же элемент можетинтерпретироваться как занимающий разное место в системе: и в фонетике [Halle1962; Бурлак, Старостин 2005: 28–29], и в синтаксисе [Campbell 2004: 284], и вморфологии.Большинствоморфологическихизмененийописываетсякакрезультат аналогии (ср. [Hock 1991: 167–189]), но по сути аналогия обычно являетсобой не что иное, как переинтерпретацию исходного языкового материала,допускающего двойственную трактовку: к примеру, инфинитив некоторогоглагола может формально встраиваться как в парадигму одного типа, так и впарадигму другого типа, и из-за этого глагол может изменить свою парадигму содной на другую.Все морфологические теории в целом соглашаются с утверждением, чтохранить в памяти все формы всех слов невозможно [Haspelmath, Sims 2010: 60–75;Lieber 2009: 18–20].
Это невозможно в первую очередь потому, что для того, чтобыпомнить все формы всех слов, нужно их сначала запомнить, а значит, ихнеобходимо услышать, — а это очевидным образом нереалистично, посколькуколичество форм, услышанных каждым носителем языка, конечно, поскольку онсталкивается лишь с некоторой частью потенциально возможных словоформ.Соответственно, все остальное носитель языка достраивает, используя для этогоготовые словоизменительные модели.В какой мере человек запоминает формы, а в какой мере порождает их поправилам и моделям — это дискуссионный вопрос, однако сам факт наличия двухэтих механизмов не вызывает сомнений у исследователей [Haspelmath, Sims 2010:60; Clark 2009: 178].