Диссертация (1100352), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Дресслеру, определяютэволюционную предпочтительность того или иного морфологического явления[Dressler 2000: 290–291]:261) иконичность: означающее морфологического знака должно иметьвнешнее сходство с его означаемым. Так, если словоформа, обозначающаямножественное число, длиннее, чем соответствующая ей словоформаединственного числа (англ. knives ‘ножи’ > knife ‘нож’), то это болееэволюционно предпочтительная ситуация, чем противоположная ей (нем.(франкский диалект) hon ‘собаки’ < hond ‘собака’);2) индексальность: связанные по смыслу (указывающие друг на друга)единицы должны находиться в непосредственном контакте, а не нарасстоянии друг от друга; в свете этого параметра испанский диминутивpuebl-it-o ‘деревенька; букв.
деревня-УМЕНЬШ-ЕД.МУЖ’ эволюционнопредпочтительнее, чем аналогичный по смысле диминутив, образованныйс добавлением не имеющего собственного значения интерфикса: puebloec-it-o ‘деревенька; букв. деревня-ИНТЕРФИКС-УМЕНЬШ-ЕД.МУЖ’;3) морфосемантическая прозрачность: эволюционно предпочтительныеединицы композициональны, то есть состоят из частей, при сложениикоторых не появляется новых значений по сравнению с тем, какиезначения эти единицы имели по отдельности, и не устраняются никакиекомпоненты значения; так, польская форма сослагательного наклоненияczyta-łby‘читалбы’имеетнизкийуровеньэволюционнойпредпочтительности, поскольку она формально образована от формыпрошедшего времени, но семантически не включает в себя значениепрошедшего времени, поскольку сослагательное наклонение в польскомязыке не закреплено за определенным временем, а может относиться какпрошедшему, так и к настоящему или к будущему (такая же ситуациянаблюдается с аналогичной формой читал бы и в русском языке);4) морфотактическаяпрозрачность:какменееэволюционнопредпочтительные оцениваются фузия, разрывные морфы, а такжесупплетивизм;5) взаимно-однозначное соответствие между формой и значением: так,турецкий показатель множественного числа -lar/-ler эволюционно27предпочтительнее, чем немецкий показатель 2 лица единственного числа-st, поскольку в первом случае соблюдается принцип «одна форма — однозначение», а во втором — нет: единый показатель -st выражает не одно, асразу два значения — лицо и число;6) использованиецелогословакакосновыдляпримененияморфологических правил: по этому критерию множественное число Pizzas ‘пиццы’ от немецкого слова Pizza ‘пицца’ более эволюционнопредпочтительно, чем конкурирующая форма Pizz-en, поскольку в первомслучае показатель множественного числа присоединяется к целому слову,а во втором случае — к корню.Несколько иные параметры эволюционной предпочтительности предлагаютдругие теоретики естественной морфологии (ср.
[Mayerthaler 1981], [Wurzel 1984]),однако по большей части они лишь по-другому группируют те же идеи, и поэтомумы при дальнейшем анализе будем придерживаться набора, предложенногоВ. Дресслером, и применим его к противопоставлению сильных и слабых глаголовв истории немецкого языка.Сильные глаголы не отличаются от слабых в отношении иконичности: каксуффикс с шумным зубным согласным, так и чередования гласных никак несвязаны со значением прошедшего времени, равно как и n ничуть не большесоответствует значению причастия II, чем t.
Языковеды нередко приписываличередованию гласных по аблауту в германских глаголах иконическую природу (см.об этом подробнее [Tanz 1971; Plank 1979; Stedje 1987; Wiese 2008: 132], а также[Even-Simkin & Tobin 2013], где обсуждается иконичность чередований гласных всовременном английском языке), то есть обнаруживали природную, а несимволическую связь между гласным e и значением настоящего времени, междугласным a и значением перфекта (давшего в прагерманском основу единственногочисла прошедшего времени), между отсутствием гласного и значением аориста(давшего в прагерманском основу множественного числа прошедшего времени) ипассивного причастия.
Так, например, Э. Прокош приводит в качестве примерафразы I think I can, I think I can и I thought I could, I thought I could и пишет: «The28front vowels [ɪ æ] aptly characterize the active interest in the successful performance, theback vowels [ɔ ʊ] the melancholy retrospect to what might have been» [Prokosch 1939:122; Прокош 1954]. Наиболее вероятна иконичность для продленной ступени, новсе же рассматривать возможность иконической связи между ступенями аблаута иих значением можно лишь для праиндоевропейского или прагерманскогоязыкового состояния, когда в системе аблаута существовали взаимно-однозначныеили почти взаимно-однозначные соответствия между формой и значением, но недля исторически фиксируемых стадий развития немецкого языка: дело в том, чтовследствие комбинаторных фонетических изменений старая схема аблаутазатемняется, и, к примеру, значение единственного числа прошедшего времени вдр.-в.-нем.
может передаваться не только с помощью гласного a, но и с помощьюгласных ei, ē (у глаголов I класса), ou, ō (у глаголов II класса), ā (у глагола ezzan‘есть’), а также с помощью гласных uo (у глаголов VI класса), ia и io (у глаголовVII класса), не восходящих к *a. Кроме этого, гласные a, ā, ē, ei, ia, io, ō, ou, uo немогут быть естественным образом связаны со значением единственного числапрошедшего времени не только в силу своего разнообразия и большого количества,но и потому, что часть из них (a, ā, ei, io, ō, ou, uo) может маркировать и настоящеевремя сильных глаголов.
Все вышесказанное свидетельствует о том, что нисильные, ни слабые глаголы не обладают иконичностью в письменный периодистории немецкого языка, а означающее аблаута связано с его означаемымусловной (произвольной) связью (см. [Соссюр 1977a: 100; Saussure 1916: 100]).С точки зрения индексальности сильные глаголы уступают слабым,посколькувсильныхглаголахграмматическиезначенияоказываютсявыраженными в разных частях словоформы: так, в словоформе wir halfen ‘мыпомогали’ грамматическое значение времени выражается огласовкой корня (-a-), аграмматическое значение лица и числа субъекта — окончанием.
При этомочевидно, что грамматические значения более тесно связаны между собой, чемкаждое из них — с лексическим значением, к выразителю которого примыкаютвыражающие их морфемы. Что же касается слабых глаголов, то в нихграмматические значения выражаются рядом друг с другом: показатель -te29выражает значение времени, а лично-числовые окончания непосредственнопримыкают к нему.Морфосемантическая прозрачность не различает сильные и слабые глаголы,поскольку и те и другие имеют один и тот же набор грамматических категорий, тоесть выражают одну и ту же семантику.С точкизрения морфотактическойпрозрачности сильныеглаголыпроигрывают слабым, поскольку они содержат разрывные морфы: так, в всловоформе wir halfen ‘мы помогали’ значение корня выражается фонемами /h-lf/.Показатели, используемые сильными глаголами, столь же взаимнооднозначно соответствуют значению, как и показатели слабых глаголов.
Такимобразом, по этому параметру различий между сильными и слабыми глаголами нет.Как сильные, так и слабые глаголы при образовании форм оперируютморфемами, а не словами: в отличие, например, от английского языка, где можноговорить о том, что словоизменительные показатели присоединяются к слову в егоначальной форме, которая используется как инфинитив и настоящее время (кроме3 л. ед.
ч.), в немецком языке подобная трактовка не соответствует фактам. Можнобыло бы считать, что в немецком языке морфологические правила для сильныхглаголов строятся с использованием корней, а для слабых глаголов исходнойявляется все же словоформа, а именно повелительное наклонение единственногочисла без факультативного показателя -e. Теоретически можно думать, что именнок повелительному наклонению присоединяются словоизменительные морфемы,однако такая трактовка не выдерживает критики: если в английском языкеначальная форма является базовой и по частотности, то повелительное наклонение,которое могло бы претендовать на звание начальной формы благодаря своемувнешнему облику, все же не является настолько частотной формой, чтобы мымогли считать ее основной.
Таким образом, между сильными и слабыми глаголамив немецком языке нет различия в отношении единиц, которые являются основойдля морфологических правил.Итак, мы видим, что сильные глаголы проигрывают слабым сразу по двумпараметрам эволюционной предпочтительности: по индексальности и по30морфотактической прозрачности. Возвращаясь к диахроническим предсказаниям,выдвинутым в [Dressler 2003: 463], можно сделать два вывода, которые полностьюсоответствуют картине, наблюдаемой в истории немецкого языка:1) слабые глаголы более устойчивы, чем сильные.
В первую очередь этокасается 2-го и 3-го класса слабых глаголов, в которых с др.-в.-нем.периода не изменились основные средства маркирования грамматическихоппозиций, если не считать редукции гласных и небольших изменений вовнешнем облике окончаний; глаголы 1-го класса в основном уподобилисьв спряжении 2-му и 3-му классу, не считая незначительного числаглаголов с обратным умлаутом типа wenden ‘поворачивать’ — er wandte‘он повернул’. Что же касается сильных глаголов, то их история быланамного более сложной (упомянем только такие факты их истории, какпочти полное выравнивание чередований по закону Вернера, унификациюединственногоимножественногочислапретерита,устранениечередований в 1 л.