Диссертация (1098142), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Barnes 1979, II, 222. Однако сравнение с «Ипполитом», с моей точки зрения, со всейочевидностью показывает, что у Горгия тема ответственности и оправдания служит лишь фоном дляглавной его цели – показать огромную убеждающую силу речи (см. Versényi 1963, 44; Guthrie 1969, 192;Segal 1962, 102).77Вторая сохранившаяся речь Горгия, «Защита Паламеда», также может быть объяснена как иллюстрацияметариторического тезиса. Если «Елена», в которой использованы всевозможные словесные приемы,воздействующие на эмоции слушателей, демонстрирует способность риторически украшенной речи вводитьслушателя в заблуждение и убеждать в самом невероятном положении, то «Паламед», подчеркнутолишенный риторической обработки, содержащий в себе строгое и сухое логическое доказательство изащищающий истину (ср.
«Паламед» 24), но, как мы знаем из мифа, не убеждающий в ней, наоборотпоказывает невозможность завоевать души аудитории истинной, но неукрашенной речью. На смысловойконтраст этих двух сочинений Горгия справедливо обращает Д. Иннз (Innes 2006, 136, n. 19). В «Ипполите»,кстати, невозможность речи несмотря на всю свою силу доказать правду также оказывается важныммотивом. Наряду со всеми примерами губительного и вводящего в заблуждение воздействия речи, вситуации защиты Ипполита слова могли бы спасти, если бы убедили Тесея в истинной невиновности егосына, однако в этот момент слова теряют свою силу.81подчинены ей, наделяя ее дополнительной драматической выразительностьюи придавая ей особое философское измерение.Близость между произведениями Горгия и Еврипида заставляетпоставить вопрос о возможной связи между ними. Предполагать зависимость«Ипполита» от «Елены» едва ли возможно, как по соображениям хронологии(428 г.
– год постановки «Ипполита» – кажется слишком ранней датой длязаимствований из Горгия, чье влияние на афинскую культуру начинаетсяпосле его приезда в Афины в леонтинском посольстве в 427 г.78), так и посоображениям логическим. В «Елене», где сама тема оправдания служитлишь общей рамкой, а все внимание обращено на частный элементтематического комплекса, мы скорее всего сталкиваемся лишь со вторичнойразработкой топики, которая в «Ипполите» несет свой собственныйпервоначальный смысл.
С другой стороны, едва ли мы можем говорить озависимости Горгия от Еврипида. В трагедии тематическая структураприсутствует лишь имплицитно, выражаясь в отдельных репликахперсонажей и в общей организации действия, в речи же Горгия онаэксплицирована и выделена в строгие разделы; я не знаю примеров подобнойаналитической экспликации тематики драматического произведения, кромекак в литературоведческом анализе. Разумнее всего, поэтому, было быпредположить, что и Еврипид, и Горгий используют здесь общийсофистический топос; этот топос сочетает элементы судебной риторики с78Мы не знаем даты создания «Елены» Горгия. Буххайм (Buccheim 1989, IX) предлагает раннюю датировку– ранее 427 г., а значит и ранее постановки «Ипполита».
Другие, более поздние датировки основаны нагипотезах о связи с «Еленой» Горгия «Елены» и «Троянок» Еврипида. Например, Поленц (Pohlenz 1920, 166167) полагал, что «Елена» Горгия предшествовала «Троянкам»; сомнения в этой датировке высказал Гатри(Guthrie 1969, 192, n. 2). Пройс (Preuss 1911) поместил «Елену» между «Троянками» и «Еленой» Еврипида»,датировав ее 414 г. Однако, несмотря на убежденность в обратном некоторых исследователей Еврипида(Croally 1994, 155; Gregory 1991, 158; Scodel 1980, 90, n. 26; 99), я полагаю, что параллели между Горгием иэтими двумя трагедиями едва ли столь сильны и уникальны, чтобы можно было на их основании говорить онепосредственной зависимости между этими текстами (см., напр., Lloyd 1992, 100-101). Я бы согласился соскептическим отношением к возможности точной датировки «Елены», высказанным Спатарасом, см.Spatharas 2002.82темами, которые отражают философский интерес к проблемам речи и зрения,распространенный в интеллектуальных кругах в 5 в.83Глава 3αἰδώς и амбивалентность добродетелиПонятие αἰδώς служит одним из центральных мотивов «Ипполита».Слово αἰδώς и родственный ему глагол αἰδοῦµαι встречаются в трагедиинесколько раз, и, что еще важнее, это понятие лежит в основе практическикаждой ситуации и определяет многие поступки персонажей.
Семантика ифункционирование данного понятия в трагедии, таким образом, представляетсобой проблему, разрешение которой может пролить свет на некоторыеважные стороны общего замысла произведения. Однако прежде чем перейтик исследованию данной темы, стоит сделать несколько замечаний о значениии употреблении слова αἰδώς в Афинах 5 в. до н. э.В самом общем смысле αἰδώς обозначало чувство, продиктованноепониманием человека своего места в социальной структуре и своихобязанностей по отношению к другим.79 Эта социальная направленностьαἰδώς могла быть двоякой. αἰδώς предполагал как внимание к статусу другихлюдей, так и, подобно нашему понятию «стыда перед кем-то», внимание кмнению других о своих собственных поступках.αἰδώς можно определить как чувство, контролирующее поступкичеловека и заставляющее его вести себя в соответствии с существующей вобществе сеткой статусных отношений (отношений τιµή).
С одной стороны,человек должен вести себя так, как того требует его собственный статус(τιµή), вместе с тем он должен проявлять внимание к статусу других.Различные отношения, в которые он вступает с другими людьми,накладывают на него определенные социальные обязательства, и αἰδώςзаставляет его поступать в соответствии с этими обязательствами – т.е.79См., напр., Redfield 1975, 118.84поступать так, как того требует долг дружбы, долг отца или сына, мужа илижены, долг хозяина перед гостем, слуги перед господином и т.д.Существовал некоторый набор типичных ситуаций, к которым этопонятие применялось особенно часто, и весь этот набор мы встречаем в техили иных трагедиях Еврипида.
αἰδώς мог проявляться в почтении к богам(«Вакханки» 263), в соблюдении обязанностей по отношению к близким,например, к другу и гостю («Алкеста» 601, 857), к родственникам(«Гераклиды» 6), сына к отцу («Алкеста» 601), мужа к жене («Медея» 439).Особой сферой проявления αἰδώς было уважение к просителям («Медея» 326,349, «Гераклиды» 101). Часто αἰδώς получал значение моральногосамоограничения, удерживающего от поступков, способных причинитьущерб достоинству других или собственному достоинству перед лицомдругих – например, от трусости на войне («Гераклиды» 813). Одной изважнейших сфер такого самоограничения оказывается сфера сексуальная, такчто αἰδώς регулярно имеет значение целомудрия и скромности (ср., напр.,«Ифигения в Авлиде» 821, 833, 839), оказываясь синонимом слову swfrosÚnh(ср.
Платон «Хармид» 160e, 161a, «Федр» 253d-e).В большинстве своих употреблений αἰδώς противоположен понятиюὕβρις. В основе ὕβρις также лежит идея собственного и чужого статуса, ноесли αἰδώς подразумевает правильное их разграничение, обусловленноевниманием к чужому статусу, то ὕβρις, напротив, предполагает чрезмерноесамоутверждение, унижающее достоинство других. В той же мере, в которойαἰδώς коннотирует с самоограничением, ὕβρις связан с самопроизволом илипопустительством себе, и потому может становиться антонимом к αἰδώς иσωφροσύνη в смысле воздержности, целомудрия и скромности, принимаязначение душевной разнузданности и распущенности, в том числе и всексуальной сфере.Как мы видим, понятие αἰδώς было приложимо к разнообразнымситуациям, получая в них различные смыслы.
В 5 в., однако, в философскойлитературе αἰδώς начинает осмысляться как единое понятие и входит в85формулируемую в это время систему общественных и политическихдобродетелей. Например, в мифе о происхождении политическихдобродетелей, который Платон вкладывает в уста Протагора в одноименномдиалоге и который, возможно, до некоторой степени воспроизводит идеи ирассуждения самого Протагора, в качестве двух добродетелей, данных людямЗевсом с тем, чтобы они научились жить общественной жизнью, выступаютδίκη и αἰδώς.Часто исследователи отмечают в «Ипполите» только одну,сексуальную, форму αἰδώς. Тем самым, драматическим центром трагедиипредставляется конфликт излишнего целомудрия с силой эроса.
Сложноотрицать, что этот конфликт присутствует в драме и занимают важное местов ее структуре. Однако, как я попытаюсь показать, импликации понятияαἰδώς в трагедии значительно шире и разные его значения сознательносвязываются автором, так что оно выступает в своем самом общем смыслесоциального чувства или социальной добродетели. Различные частныеформы, которые принимает это понятие в ходе трагедии, служат для того,чтобы выявить разные, часто противоположные и конфликтующие аспектыэтой добродетели, показать ее в разном свете – как ведущую людей то кблагим, то к дурным поступкам и часто приводящую к гибели, и в концеконцов утвердить ее как главную нравственную ценность человеческойжизни.Слова αἰδώς и αἰδοῦµαι появляются в трагедии в различных ситуациях,выражая самые разные аспекты социального чувства.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
