Проблема трагического в поэзии В.С. Высоцкого (1098084), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Кузнецова иИ. Жданова он становится реальностью, облекаясь в образы всеобщего оледенения. В целом образы зимы гиперболизированы в балладахВысоцкого. Гипербола у него важна для передачи смысла, поскольку его поэтика — во многом поэтика аффекта.Гиперболизация образов зимы может достигаться разными путями. Снег сопоставляется с отвлеченными понятиями: тишина, пустота, "белое безмолвие", подчеркивающими качества, связанные сосном-смертью.
Гипербола усиливается и подчеркивается также нагнетением цветового признака ("белый") вплоть до превращения егов антоним ("черный"):"Как давно снятся нам толькобелые сны —Все иные оттенки снега занесли, —Мы ослепли — темно от такой белизны, —Но прозреем от черной полоски земли".("Белое безмолвие", (1972))Привычные представления о черном и белом меняются местами. Белый,- 36 снег стирает краски ("цветные сны" — устойчивое сочетание — превращаются в "белые"), ослепляет, вызывая аналогии со сквознымобразом толпы слепых. От него темно в глазах — фразеологизм, послуживший основой для парадоксального сочетания "темно от такойбелизны".
И напротив, "черный" ("черная полоска земли") даетвозможность увидеть все в истинном свете. Аналогичные представления о противопоставлении черного и белого характерны и дляфольклора, и для литературы (поэзии М. Цветаевой, см., например,цикл стихов о Пушкине, "Ариадна", "Федра" [108, 117]. С оппозицией "черное — белое" связаны у Высоцкого представления о пространстве, подобные существующим у М. Цветаевой [108, 120 — 122]:по ровному снегу несут кони похоронные сани, а черный провалполыньи, омут могут обернуться спасением героя ("Я дышал синевой...").Но выводы о смысле инверсии цветообозначения черного и белого делать преждевременно.
Образы снега, льда, ветра могут иметьи прямо противоположное значение. Белый снег символизирует волю,свободу, "долгую жизнь без вранья", чистота снегов соотноситсяс чистотой слов и помыслов ("Ну вот, исчезла дрожь в руках"),чистотой женщины ("Она была чиста, как снег зимой"). Покрытыельдом горы таят опасность, но и необыкновенно притягательны своей величественной красотой:"Ты идешь по кромке ледника,Глаз не отрывая от вершины.Горы спят, вдыхая облака,Выдыхая снежные лавины".("К вершине", 1969)Ветры несут "оговоры и наветы", но и спасают романтических воинов мировой битвы, когда "впервые скачет время напрямую — не по- 37 кругу" ("Пожары"(1978)).Безусловно, зимний пейзаж в русской литературе приобрелмногогранное толкование [272, 169], Но, как представляется,многозначность эта определяется прежде всего фольклорным происхождением образа зимы. Мороз, Морозко — это прежде всего образ,связанный со стихией, отсюда мифологический ритуал обращения сМорозом (задабривание словами, едой и т.д.).
А, как известно,стихии не свойственны какие-либо нравственно-этические представления. В зависимости от характера героя Морозко может быть дарителем и щедро наградить младшую дочь, а может и погубить, как этослучается со старшей.Возвращение к фольклорным представлениям о стихии холода ипроисходит в поэзии Высоцкого. Поэтому образы снега, метели,вьюг,льдов имеют амбивалентный характер. Если герой оказывается в состоянии вырваться из "суеты городов", из круговорота жизни, тодаже гибель его будет вознаграждена стихией:"Нет алых роз и траурных лент,И не похож на монументТот камень, что покой тебе подарил, —Как Вечным огнем, сверкает днемВершина изумрудным льдом —Которую ты так и не покорил".("Здесь вам не равнина" (1966))Ледяная гора становится и причиной смерти героя, и памятником ему.
Неслучаен и образ вершины. "Изумрудный" — так можно увидеть лед только в больших ледяных массивах. Это, как показываетЛ.В. Зубова применительно к поэзии М. Цветаевой [108, 173], замерзание, затвердевание до такого состояния,когда лед видится зеленым.В эпитете "изумрудный" выражено значение интенсивности психоло¬- 38 гического переживания: страстное желание добраться до пика холода.
Поэтому и появляется сравнение вершины с Вечным огнем: найтив себе силы на настоящую жизнь в мирное время не менее трудную,чем на войне, а погибнуть не менее почетно. Потому символ огня —жизни, страсти, любви — и соотносится с образом льда как отчуждения и смерти.Мотивы зимы включаются в бесконечный круговорот, существующий в природе. Вовлечение человека в бесконечные превращения синевы, сияния в белый пар дыхания, дыхания в облака, облака в сугробы и лед служат у Высоцкого опять-таки средством гиперболизации образа.
Герой способен распоряжаться своей жизнью, собственной судьбой: "Пар валит изо рта — эк душа моя рвется наружу, —/выйдет вся — схороните, зарежусь — снимите с ножа!" Интересно,что предлагаемый в балладе "Я дышал синевой" выход ("В прорубьнадо да в омут — но сам, а не руки сложа") напоминает опять-такисказочный финал: Иванушка прыгает в кипящее в котле молоко илиледяную воду и выходит добрым молодцем.
Так и герой Высоцкогоспасается собственной смертью, скачкой на бешеной тройке, пьянством. И наградой ему в "белом безмолвии", в пустоте и молчанииснегов станет другой человек, звук песни, "вечный полярный день".Но все же в балладах Высоцкого, даже в последнем стихотворении поэта ("И снизу лед и сверху — маюсь между " ) , наряду состремлением к движению, с порывами к свету и свободе остаетсядвойственность отношения к вопросу о возможности обновления и совершенствования жизни.
Колебания в решении этого вопроса проходятчерез всю его поэзию. Борьба противоречивых мнений о возможностивыхода из круговорота составляет самую суть творческого сознанияВысоцкого и в этом отношении показательны образы, связанные состихиями. Они свидетельствуют о важных тенденциях в поэзии Высоц¬- 39 кого. Под стихией принято подразумевать не только явления природы (ветер, ураган и т.д.), но ее эйдосы [148, 118 — 120]. Достаточно вспомнить учение пифагорейцов и платоников о четырех стихиях(земле, воздухе, воде, огне) как учение о различной организациипространства.
Возникшая в древнегреческой философии идея о соотношении дионисийского и аполлонийского начал, благодаря чемувозникает космос из хаоса, пользовалась особой популярностью влитературе в разные периоды ее развития, поскольку поэты к первоэлементам Вселенной наиболее чутки. В поэзии Ломоносова и Державина стихии творят мир. У Лермонтова и Тютчева бушующие стихиисоздают неустойчивую гармонию бытия. В литературе рубежа XIX —XX веков разражается бурная дискуссия о стихии в связи с особойпопулярностью в символистских кругах идей Ницше о дионисизме (обэтом [158, 49 — 62]).
Возникают представления о стихии социальнойжизни в поэзии А. Блока (вплоть до поэмы "Двенадцать"). Они жеактуализируются в прозе 20-х годов ("Голый год" Б. Пильняка,"Россия, кровью умытая" А. Веселого и т.д.).Однако, как указывает А. Эткинд, именно в начале векаскладываются представления о создании нового человека, из которого было бы изгнано стихийное начало. Эта идея "была центральной для левых русских интеллектуалов, начиная с философов — марксистов и поэтов — символистов 10-х годов и вплоть до педологов30-х" [273, 181].
Она же настойчиво проводилась в жизнь в советское время, от Троцкого вплоть до брежневских и недавних перестроечных времен. Стихия настойчиво изгонялась из жизни человека. Природа должна была покориться разуму в балладах Н. Тихонова,в поэме "Торжество земледелия" Н. Заболоцкого, в "Пирушке", "Прорывая новые забои..." и других стихотворениях М. Светлова.
Остались позади романтические пейзажи Э. Багрицкого, "стихийно-игро¬- 40 вой" дар Б. Пастернака [272, 249] существовал на обочине официального литературного процесса, воспевающего покорение недр, вод,космоса. В поэзии 60 — 70-х годов возникают отголоски былых представлений о стихии в поэзии Е. Евтушенко, А. Вознесенского. Благоговейное отношение к природе, поиски тайного смысла в ней характерны для творчества Б. Ахмадулиной, А.
Кушнера. Могучие ее силыоживают в стихах Н. Рубцова, Ю. Кузнецова.В балладах Высоцкого происходит возвращение к фольклорнымобразам стихии. Это давало возможность освобождения от принятыхофициальных догм литературного творчества, воссоединения с культурной традицией, обретение нового взгляда на мир, ощущения "живой жизни".
Одновременно наличие подобных образов свидетельствовало о катастрофизме сознания поэта. Образ дома, а, скорее, бездомности в сочетании с мотивами стихии, круговорота говорит овозможной потере абсолютных ориентиров человеком в мире, превратившегося в "хаос ничем не сдерживаемых стихий" [81, 193]. Этуситуацию можно расценивать как враждебную самой сущности человека, с точки зрения Достоевского, и как наиболее благоприятнуюдля реализации его возможностей, для превращения в сверхчеловека, с позиций философии Ницше [81, 193].
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
