Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 61
Текст из файла (страница 61)
Хотя насилие в оде Руссо и осуждается, оно изображено вполне привлекательно. Очевидно, что за одой Руссо стоит большая традиция батальной французской оды. Возможно, к ней восходит батальный стиль Сумарокова. Стоит ли на основании звучащей в одах Сумарокова прямой агрессии делать заключение, что он и вправду желал России беспрерывных захватнических войн и был жестокосердым? Нигде в других жанрах жестокость Сумарокова себя не обнаруживает.
Но нет в них и выражения милосердия и кротости. Тогда как Ломоносов даже в своих политических проектах призывал к милости и кротости и сумел оставить в двух дошедших до нас анакреонтических одах образцы поэтического умиления («Я теплыми руками Холодны руки мял...», «Кузнечик дорогой... »), музе Сумарокова не свойственного. Скорбь и отчаяние, которыми проникнуты многие произведения Сумарокова, свидетельствуют о беспокойстве его духа, нечувствии высшего порядка и благодати.
Дисгармоничный мир, встающий из од Сумарокова, отвечает общему мироощущению, отраженному в его творчестве. Умение услышать стоящий над землей вой побежденных и скрежет зубовный врагов («На троне Мустафа скрежещет»), увидеть кровь и ужас бесконечных браней связано с верно отмеченным Гуковским отсутствием в сумароковских одах описания одического восторга.
Гуковский понимал описание восторга как тему оды и видел в отказе от нее проявление стремления Сумарокова к естественности.' Однако оды Сумарокова как раз подтверждают высказанное нами ранее наблюдение, что описание восторга не тема, не условность, а условие пиндарической оды. Сам Сумароков, вероятно, как и Гуковский, воспринимал описание восторжения как тему и довольно часто сводил ее к упоминанию того, что его лирический ге- ' Гуковский Г. А. Ломоносов, Сумароков, школа Сумарокова. С.
54. Глава 3. Торжественные оды Сумаронаеа 259 рой уже находится на небесах, без всякой мотивации его вознесения: «Олимп покрытый зрю я дымом» («На торжество мира с Портою», 1775), «Я зрю, что наглость не дерзает...» («На новый 1774 год»). Внутреннего смысла восторга и его описания он при этом явно не понимает. Упоминание о взгляде поэта из иного, не земного, пространства ему нужно для механического переключения темы оды: В какое место ты преходишь, Мой разум, мысли воспаля? О, Муза1 ты меня возводишь На Елисейские поля... («На восшествие императора Петра 1П», 1761.
и, 22). В самом изображении восторга заключена нелепость: разум воспаляет мысли. Сумароков восторгается не для того, чтобы увидеть мир отстраненно и передать весть о нем, а для того, чтобы проникнуть в мысли императрицы: Разум мой восторжен ныне, Любопытствие пленя, В сердце зря Екатерине, Извещает он меня, Что она на троне мыслит, Как часы владенья числит, Жертвуя своей судьбе. Душу зря необычайну, Я сию, Россия, тайну, Открываю днесь тебе. («На день рождения императрипы Екатерины П», 1768.
П, 84). И неверное устремление приводит к ошибочным выражениям, ведь разум не может пленять любопытство. Как и не может восторгнутый поэт видеть себя: В далеки в высоте пределы Я дерзостно мой дух вознес, Куда взлететь не могут стрелы, Я зрю себя в краях небес... («На взятие Хотина», 1769. и, 94). Следы описания восторга, иногда слабо различимые, можно встретить в самом неожиданном месте.
Отсутствие напряжения, связанного с воспарением и описанием этого акта, 260 Часть ГП. Классицистическая ода приводит к оскорбительной легкости, с которой поэт, не ведая, о чем говорит, изображает священный пламень. Упоминание о нем звучит как оговорка, требующая скобок: Парнасску под собою гору И токи Иппокрены зрю, И любопытну ныне взору В жару (в котором я горю) Представилась Минерва ясно... («На восшествие», 1762. П, 40). Но это же приводит к комизму.
В описаниях одического восторга Сумароков приближается к своим «вздорным одам» (примеров автопародии в его одах можно увидеть немало) и даже по своей нелепости иногда превосходит их.' «Бред мой истиной внемли», — заканчивает он оду «На день тезоименитства» (1763).' Как могло быть, что поэт, не просто владевший стихом и речью во всех других жанрах, но оставивший прекрасные образцы русского стиха, оказывался нелепым, косноязычным и беспомощным в жанре высокой оды? Причина этого, думается, в том, что он не относился серьезно к внутренней ее форме — одическому восторгу. На внешнем уровне это приводило к подражанию внешним приемам оды, заимствованным у Ломоносова. Как имитировал он в своих одах высокий стиль, не зная славянского языка и допуская грубые ошибки, так с равным успехом имитировал он приемы оды.
На внутреннем уровне отсутствие восторжения в его одах приводило к дисгармонии изображаемого в них мира. Не умея увидеть мир «умными очами», Сумароков изображал его фантастическим (с фуриями, тритонами), жестоким, наполненным кровью и воем. Но странным, требующим специального осмысления, образом какофонический стиль его од соответствует изображаемой им дисгармонии. Сумароков не создал особого типа оды, по всем своим признакам, как уже говорилось, его оды принадлежат к ломоносовскому типу.
Но по своему настроению, колориту они резко от- ~ Автопародийное начало «вадорных од» Сумарокова проницательно отмечал П. Н. Берков; смс Беряов П. и. Жизненный и литературный путь А. П. Сумарокова // Сумароков А. П. Избранные произведения. Л., 1957. С. 32. т У Сумарокова: истинной, что можно понять как «истинный бред», но думается, что предложенное прочтение осмысленнее. 261 Главе 4. Торжественные одм Хераскова личаются от од Ломоносова.
В своих одах Сумароков открыл русской поэзии неизвестный ей ранее мир, опоэтизирован мрак и ужас. Это воспримет Петров, и, пожалуй, только он. Торжественные оды Сумарокова представляют собой чрезвычайно серьезное явление в русской поэзии ХЧП1 века, значение которого предстоит еще только осознавать. В них впервые русское слово освобождается от духовной традиции, и это приводит к его обмирщению.
Незнание Сумароковым (первым из русских писателей) церковнославянского языка только на внешнем уровне отражает тот процесс, который происходит в его торжественных одах, на глубинном уровне он обнаруживается во встающем из них образе мира. Анализ стиля сумароковской поэзии (прежде всего духовных од), возможно, подтвердил бы наше наблюдение, но не исключено, что торжественная ода наиболее ярко отразила своеобразие сумароковского слова и стоящего за ним мира. Благодаря сумароковским одам в русской поэзии впервые возникло поле нравственного напряжения.
Ломоносовской оде тишины и милости Сумароковым была противопоставлена ода брани и ярости. Отныне любой автор, берясь за оду, вступал на поле борьбы между ломоносовским миром и сумароковским. Глава 4 ТОРЖЕСТВЕННЫЕ ОДЫ ХЕРАСКОВА Когда заходила речь о поэтическом пути М. М. Хераскова, он указывал на висевший в его кабинете портрет Ломоносова со словами «Вот мой наставник)ь.' Смысл этого восклицания мог быть только метафорическим, поскольку никакой настоящей школы Херасков, будучи кадетом Шляхетного корпуса, у Ломоносова получить не мог. Здесь имелось в виду, что Ломо- 1 Глинка С. Н.
Записки. СПб., 1895. С. 202. Ср. также свидетельство М. Н. Муравьева о восприятии Херасковым Ломоносова; «И знайте, что Михаил Матвеевич боготворит Гомера, и мало что не боготворит Ломоносоваь (лгураеьее М. Н. Мысли, замечания, отрывки // Муравьев М. Н. Полн. собр. соч. СПб., 1820. Т.
3. С. 319). Об отношении Хераскова к поззии Ломоносова смс Кочеткова Н. Д. М. В. Ломоносов в оценке русских писателей-сентименталистов // Ломоносов и русская литература. М., 1987. С. 268 — 270. 262 Часть лй Ккассваистическая ода носов — его идеал в поэзии, что именно ему он стремился подражать, у него учиться. Он многому научился. Первая ода «Государыне императрице Елисавете Петровне <...> сочиненная на торжественное воспоминовение победы Петра Великого над Шведами под Полтавою» была написана Херасковым в год окончания Шляхетного корпуса в 1751 году.' Посвященная давнему событию ода не могла служить непоэтическим, служебно-придворным целям, к тому же молодой человек, пасынок Н.
Ю. Трубецкого, для успешного продвижения по службе в своем пере не нуждался. Возможно, что и ее издание в Академической типографии на счет автора осуществилось благодаря связям. В оде сказывается знакомство с сумароковским «Гамлетом», к которому восходит неправильное употреблениесловатвердь:«потрясвогневетвердьсвоем»;«от страшных звуков твердь трепещет» («Беги, спасися ты, под нами твердь трясется»), примерно в это же время высмеиваемое Тредиаковским.' Но следов чтения од Сумарокова у Хераскова нет, он, по-видимому, не знал их.
Это подтверждает высказанное предположение об отсутствии распространения списков сумароковских од: ни Тредиаковскому, ни в Шляхетном корпусе, где интересовались поэзией и хорошо знали Сумарокова, оды известны не бьгли. Стало быть, идея почтить память Петра Великого и Полтавской победы самостоятельна, а не заимствована у Сумарокова. Напротив, следы знакомства с одой Хераскова обнаруживаются в оде Сумарокова 1758 года, в которой повторен не слишком удачный образ Хераскова воскрешения праха: «Восстань из недр земных, являйся» — «Исшедший из земных в мир недр» («О Прусской войне»).' 1 [Херасков М.[ Ода е.