Н.Ю. Алексеева - Русская Ода (1006455), страница 59
Текст из файла (страница 59)
Часта ПЛ К«иссицистичссиая ода 248 сие приставки в слове восномнила звучит искусственно и вызвано только нуждами версификации и что глагол начать не может употребляться без дополнения. Что означают строки из оды на погребение императрицы Елизаветы Петровны: Кто без дерзости то скажет, Что безвинно Бог накажет Праведной Своей судьбой. (Н, 33 — 34). Или строки: Но днесь, народа храбра племя, Ты в мысли пребывай иной, Забудь могущее быть время И наслаждайся тишиной.
Вспевайте, птички, песни складно, Дышите, ветры, вы прохладно, Целуй любезную, Зефир; Она листочки преклоняет, Тебя подобно обоняет, Изображая сладкий мир. («На день рождения», 1755. Н, 15). Кто имеется в виду под любезной в этих пейзажных строках, напоминающих раннее стихотворение Тредиаковского («Поют птички Со синички...»), которое для Сумарокова и Ломоносова служило примером безвкусия?' По-видимому— тишина. Стоит ли говорить, что всневайте — дурная вольность, что пение птиц нехорошо называть складным, что вы в шестом стихе — слово-«затычка» и,наконец, что обонять употреблено поэтом вместо вдыхать.
Обычная для Сумарокова небрежность в стихе проявляется в частых словах-«затычках», в уродливых «пиитических вольностях» (долы, «Веселие на всех лицах» («На новый год», 1763), дышу), в нелепых, продиктованных удобством версификации, инверсиях («Против на нас восставша зла»). Она соединяется с небрежностью языковой, выражающейся в неверном употреблении местоимений («Которых россы побеждали, Повергли россов к их ногам» вЂ” вместо своим, это за- ~ См. в статье Сумарокова «Ответ на критику», обращенной к Тредиаковскому (Сумароков А. П. Ответ на критику (Х, 96)), и в эпиграмме Ломоносова «Зубнипкому» (Ломоносов М В.
Полн. собр. соч. Мс Л., 1959. Т 8. С. 630). Глава 3. Тарнееоаеенные адм Сумарокова 249 конченное предложение из 19-й строфы оды 1762 года «На восшествие на престол» императрицы Екатерины 11); в неправильных предлогах («Беги от всех сторон, народ!»); в неверном употреблениислов,например:обьемлет вместообнимает («Се вижу во краях безвестных Петрова деда я теперь, Объемлет во краях небесных От нас вознесшуюся дщерь» — «На Франкфуртскую победу», 1759), лом вместо шум (В дубровах слышан ветров лом), оживит вместо воскресит («В России Локка и Невтона И всех премудрых оживит»), возверзи вместо возведи: Возверзи ты свои зеницы, Восточный проникая ветр, И на свои воззри границы С брегов Невы, о, Третий Петр! (П, 31).
В последнем примере неясен смысл деепричастия проникая, по-видимому проникая взором ветер. Сумароков вообще любит глаголы проникать и простирать, употребляя их часто неверно: Свергается Нептун со трона И дно до самого Плутона Стремленья силою проник. («На восшествие», 1792. П, 40). Но дно проникнуть нельзя. Лучи багряиыя авроры Проникли чисты небеса... («Государыне Наталии Алексеевне», 1773.
П, 112). Здесь проникли употреблено вместо пронзили. Стих «Прострешь по северу зеницу» («Цесаревичу Павлу Петровичу в день его тезоименитства, июня 29 числа 1771 года») почти повторяет стих из парафрастической оды Сумарокова 143-го псалма: «Простри с небес свою зеницу», по поводу которого Тредиаковский писал: «Зеница есть славенское слово, а по нашему просто называется озарочко. Но никто еще толь дерзновенныя и толь несвойственныя фигуры не употреблял у нас, ибо говоря распростерть озарочко есть означать, что оно так простирается, как рука. Подлинно, можно сказать, что зрение далеко распростирается; однако чрез сие означается действие 250 Часть В1.
Класоикистичепсая ода видения, а не орудие, которым зрим. Но зеница есть орудие видения, а не действие его. Следовательно, авторово нростри зеницу есть ложная мысль и несвойственное зенице дело».' Как и в этом случае, Сумароков пренебрегал критикой Тредиаковского, тревожный тон которой становится понятным лишь при близком знакомстве с его одами.-' Так же неверно Сумароков употребляет глагол зиять: «Уже на них зияет смерть» («На восшествие», 1762) и нрониг(гильд Росснйска слава проницает Гремящею мой слух трубой...
(«На день коронования», 1763. П, 53). Предложенные примеры не составляют исключений, можно было бы почти подряд выписывать строфы Сумарокова, наполненные неясностью, ошибками, а нередко и нелепостью. К этому стоит добавить обычную для его од бедность стиховой интонации, частые параллельные синтаксические конструкции, как и многое в его одах, вынужденные, не выявляющие ни смысла, ни красоты языка, а подчас комичные: Увидишь ты ея чертоги И будешь мыть ея ты ноги. («На новый год», 1767. П, 76). Исключения составляют как раз хорошие строфы и красивые стихи: «Море, о, пространно море», «Зри на дщерей ты прекрасных, Утомленных и безгласных», «Елисавет, Москва страдала», «И российским Тамерланом Устрашает весь восток». По поводу последнего примера Пумпянский воскликнул бы: из этого звучного, глубокого дыхания хорея выросла восточная тема Лермонтова в ее хореическом ритме.
Но и первые три примера выбиваются из одической поэтики и интонации. Чтение од Сумарокова приводит к выводу, что его одический стиль отнюдь не соответствует его теории среднего стиля. Впрочем, ни в одном из своих высказываний о жанре оды Сумароков не предписывал ему среднего стиля и умеренности. ~ Тредиаковский В. К. Письмо, в котором содержится рассуждение... С. 446 — 447. з Лишь в олпом случае оп неизменно следовал поправке Тредиаковского, подчеркнуто употребляя существительное твердь в значении небеса: «Когда тряслась пад нами твердь» («Нв восшествие», 1762); «И вся тряслась пад ними твердь» («На тезоименитство», 1766). Ср.
с осмеянным Тредиаковским стихом: «Беги, спасися ты, под нами твердь трясется» (Ш, 340). Глава 3. Торжественные оды Сумарокова 251 Напротив, если верить Тредиаковскому, достоинством своей первой оды он как раз почитал ее высокость. Не требует ли сложившийся миф о средней умеренной торжественной оде Сумарокова пересмотра? По всем своим признакам оды Сумарокова не более умеренны, чем ломоносовские: в них часто звучат высокие слова и по своему смыслу, и по своему семантическому ореолу, часто употребляет Сумароков и слова, и формы церковного языка и не менее часто, чем Ломоносов, прибегает к гиперболам. Но совершенно при этом прав был Гуковский и его последователи, утверждая, что оды Сумарокова не производят впечатления высоких од.
При воспроизведении почти всех приемов од Ломоносова, при широком использовании его словаря, формул, образов оды Сумарокова действительно остаются вне парящими в высоту>. В этом несоответствии заключается первая проблема, которую они перед нами ставят. Отчасти это впечатление вызвано особенностями стиля сумароковских од, как уже говорилось, почти лишенного тронов. Но оно имеет и более глубокие основания. Отсутствие в одах Сумарокова организующих пространство опорных слов- понятий, исполненных целостного и незамутненного другими смыслами значения, на которых основан мир оды Ломоносова, приводит к дроблению смысла и отсутствию ценностной вертикали оды.
Сумароков часто говорит о покое, тишине, веселии, но слова эти в его одах не выделяются в ряду других, не распространяют вокруг себя смыслового сияния, а выглядят по-деловому будничными: Ни новых стран, ни новой дани, Елисавета не ждала, Гнущаяся кровавой брани, Европе тишину дала. (»О Прусской войне», 1758. П, 22).
Тишина часто соседствует у Сумарокова со своей противоположностью, что затеняет ее значение: В пещеры ветры созывает, Во узы, в тишину и мрак... (»На восшествие», 1762. П, 40). Во время тишины и брани Всегда войдем во славы храм. (вНа новый год*, 1764. П, 61). Часть 1П. 1(аассицистичасиая ода 252 Более глубокие причины производимого сумароковскими одами впечатления заключаются в их опорных мотивах. Один из самых запоминающихся касается адских пропастей. Уже в оде «На государя Петра Великого» изображается, как «смрадные стрельцы <...> среди геенны <...> испускают вечный стон», попутно говорится, что там же «отчаянно рыдают И власы свои терзают Все отечества враги» (П, 23), но и раньше, в 19-й строфе, упоминается и подземное царство, и ад: «В ярости Плутон бунтует, Мещет смертоносный яд„Огнедыщущий воюет, Грозно к нам пылая, ад».
Тема ада, в котором мучаются враги, Невежество, сам Плутон, Истина, создает фон сумароковских од, она возникает неожиданно, но постоянно: О, радостию полный день! России радостны успехи С иея во ад низвергли тень. («На восшествие», 1762. Н, 37) Премудрыя главы корона Есть правды сильна оборона И адску тьму гонящий свет. («На тезоимеиитство», 1766.
Н, 73) Даже привычное в одах изображение народной радости и городского веселья, с фейерверками и восклицаниями, Сума- роковым дано не с небесной точки зрения и даже не с земной, а из пропасти, все видится снизу, глазами фурий: Плутон колеблется в досаде И вся бессолнечна страна, Трепещут фурии во аде: Им видно солнце и луна, Й в небе звезд им видны блески, Торжественные слышны плески Граждан, вельмож и храбрых войск... («На восшествием 1762. Н, 40).
Изображения адских пропастей относятся к самым выразительным местам сумароковских од и запоминаются его младшим современникам; так, последние строки из приведенной ниже строфы почти без изменения повторит В. П. Петров ' См. с. 291 иастояшей книги. 253 Глава 3. Торокестввекные оды Сумарокова Невежество стези теряет, Повсюду ощущая срам, Падет но пропасти разверсты, Грызет, ярясь, во злобе персты И тщетно отрыгнет яд, Дрожит, томится н трепещет, Мертвеет, стонет и скрежещет, Покинув вечно Невский град. («На тезонменнтство», 1766.
П, 72). Как можно убедиться из приведенных примеров, изображение Сумароковым ада и адских мук поэтично, и за ним не может не стоять своя поэтическая традиция. По всей видимости — французская. Связь изображения ада с французской одой косвенно доказывается ранней сатирической притчей М. М. Хераскова «Путешествие Разума», в которой Разум, попадая в «больницу стихотворческих сочинений», беседует со всеми известными жанрами. Слова Оды: «Теперь я полечу в Эфир, после побываю на Луне.