И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 59
Текст из файла (страница 59)
Новиков считал, чтовернейший путь к одновременному достижению блага общего иблага частного — воспитание в духе разумно обоснованной морали. При этом меньше всего воспитание понималось как сообщение знаний; воспитание — это познание жизни, умение пониматьлюдей, а при случае сорвать маску с негодяя, лицемера, притворщика.Сатирические журналы 1769—1772 гг. явились итогом целогодесятилетия интенсивного развития русской сатиры, особеннобасни. Начатая журналом Сумарокова «Трудолюбивая пчела»(1759) и продолженная в его баснях и басенных сборниках Фонвизина, Хераскова, Эмина, Василия Майкова, Н. Леонтьева, эта1См.: А. Е л и с т р а т о в а .
Английский роман эпохи Просвещения.Изд.2 «Наука», М., 1966, стр. 31—45.См.: М. Л. Т р о й с к а я . Немецкая сатира эпохи Просвещения. Изд.Ленинградского гос. университета, 1962, стр. 15,г'йтрадиция получила новое значение в журналах 1769—1772 гг., ипрежде всего в журналах Новикова и Ф. Эмина.В конце первого года издания «Трутня» (1769) Новиков далоценку своему журналу и указал на русскую традицию, которойон следовал: «Намерение мое при издании сего журнала былото, чтоб угодить вам, любезные читатели, сколько возможно. Еслия в сем успел и сделал хотя некоторому из вас числу угодность,то довольно награжденным себя почту за труд мой. Мое самолюбие не так велико, чтобы сими безделками льстился заслужитьбессмертную славу...
Притчи г. Сумарокова как ныне беспримерны, так и у потомков наших останутся неподражаемыми,а „Трутень" и прочие подобные же ему безделки ныне есть ивпредь останутся безделками ж».3В развитии басни русского классицизма отчетливо видна борьбадвух пониманий природы этого жанра. Одно понимание идет отЛомоносова; сторонники его считают возможным строить баснюна полном подчинении ее сюжета нравоучению. Другое направление, сумароковское, разрабатывает иную форму басенногорассказа, в котором комическая «игра», «шутка» достигаетсядвояким способом: комическим саморазоблачением басенногоперсонажа и подчеркнутым участием басенного рассказчикав ходе басенного действия.Этическая оценка происходящего в сумароковской басне неносит характера прямого нравоучения, ибо носителем естественноразумного отношения к вещам оказывается в басне только автор,только поэт.
Характерное для просветительского мироощущенияXVIII в. противопоставление автора — носителя естественно-разумного отношения к миру, «философа» в том смысле, котороевкладывалось в это понятие общественной мыслью эпохи Просвещения, с одной стороны, и «неразумного», запутанного мирасоциальных и человеческих отношений, в котором отсутствуетестественный, разумный, нравственный критерий человеческогоповедения,— с другой, проявлялось в противопоставлении рассказчика рассказываемому в басне.Противоречие между прямым изложением определенногокруга этико-политических идей, между нравоучением и художественным, эстетически обоснованным способом реализации отношения писателя к действительности является движущим противоречием русского классицизма вообще.
В басне это противоречие проявилось в форме борьбы двух типов басенного рассказа,в журнальной сатире Новикова оно принимает другую форму.В одном из «читательских» писем, напечатанных в «Трутне»1770 г., содержится очень показательная для Новикова самооценка различных жанров его журнального творчества. В этом3Сатирические журналы Н.
И. Новикова. Изд. АН СССР, М.—Л., 1951,стр. 177.248«читательском» письме говорится следующее по поводу резкогоснижения уровня сатиры в 1770 г. по сравнению с прошлымгодом: «Мне кажется, что тебя избаловали похвалами, почемуты и вздумал, будто всякий вздор, да лишь бы напечатан был подзаглавием „Трутня", то примется читателями, равно как и хорошие сочинения, в нем напечатанные.
Ежели ты так думаешь,так поверь, что ты много ошибаешься. В прошлогоднем твоем„Трутне" большая часть сочинений были очень хороший и имотдавали справедливость, например: ведомости, портреты, рецепты, твой Демокрит, некоторые пиески в стихах, также и многие письма в прозе, заключающие в себе столько остроты и соли,сколько хорошего вкуса, здравого рассуждения и чистоты русского языка».4В этом перечислении указаны новые для русской литературыжанры журнальной прозы; ни один журнал до «Трутня» их неразрабатывал. Можно поэтому предположить, что сам Новиковособенно ценил эти «безделки», как он их иронически называет.В чем же литературная новизна этих «ведомостей», «рецептов», «портретов»?Как строятся, например, «рецепты»? Каждый такой «рецепт»состоит из «картины болезни» и собственно «рецепта», в которомуказывается, как «лечить» данную «болезнь души».
Например:«Госпоже Бранюковой. Сия боярыня поминутно бранится с друзьями, слугами и своими девками. Она не может ничего приказать, не побраня. Друзья ее или ветрены, или угрюмы, илиочень скупы, или расточительны; дети упрямы, слуги и девкиленивы, воры, пьяницы, моты, картежники; словом, она такбранчива, что ежели не найдет хотя малейшей причины когонибудь побранить, то бранит она самое себя. От беспрерывноговорчания часто бывает она больна разными припадками.
Ей потребен рецепт».5Потребность в брани и ругани дана у Новикова как будтотолько как выражение натуры госпожи Бранюковой, как психофизиологическая ее характеристика, ведь Бранюкова ругаетисех — и своих друзей, и членов своей семьи, и слуг. Никакойизбирательности в этой брани нет, перед ней все равны. Однакосодержание этой брани совсем не одинаково, в ней очень отчетливо видна разница. Дворян (друзей и детей своих) Бранюковаосуждает за поступки или слабости — ветреность, угрюмость,скупость, расточительность, упрямство. Зато слуг и девок госпожа Бранюкова обвиняет в преступлениях или, во всяком случае, в преступных наклонностях — воровстве, пьянстве, мотовстве, картежничестве. Так Новиков характерологический анализподкрепляет социальной мотивировкой.
Брань перестает быть про45Там же, стр. 237.Там же, стр. 144.249явлением дурного характера персонажа; ее «цветение» возможнотолько в определенных социальных условиях и ее направленность социально дифференцирована. Моральная несостоятельность этого недовольства всем и всеми подчеркнута ироническимзамечанием автора, что Бранюкова «ежели не найдет хотя малейшей причины кого-нибудь побранить, то бранит она самоесебя».Природный недостаток характера превращается у Бранюковой в социально опасное поведение, которое возможно тольков условиях полной бесконтрольности власти душевладельца надего «людьми».
Изначальное, природное в человеке приобретаетсовершенно особое значение в системе современных русских социальных отношений, в той форме крепостного права, котораяничем от рабства не отличалась.Какой же «рецепт» предлагается госпоже Бранюковой? Чемнадеется сатирик ее излечить? Ей рекомендуется «всякой деньпо большому стакану давать пить воды, настоенной с благоразумием. Сие утишит беспрестанное волнение в ее крови и произведет то, что она кропотливостью своею сама будет гнушаться,и после того увидит, что люди без погрешностей быть не могути что иногда оные прощать весьма нужно».6В этом «рецепте» уже нет ни слова о друзьях и детях, в немговорится только о «людях», т. е. о слугах и девках, и именнопо отношению к ним «благоразумие», принятое в достаточномколичестве вместе с водой, должно внушить Бранюковой умеренность, терпение и воздержанность.В «рецепте» для его превосходительства господина Недоумаречь идет уже о дворянской гордости, доведенной до степениманиакального человеконенавистничества.
Госпожа Бранюкована всех сердилась и всех винила, особенно, конечно, своих крепостных слуг и девок. Господин Недоум ненавидит всех «неблагородных», он «ежечасно негодует на судьбу, что определила онаего тем же пользоваться воздухом, солнцем и месяцем, которымпользуется простой народ. Он желает, чтобы на всем земномшаре не было других тварей, кроме благородных, и чтоб простойнарод совсем был истреблен».7Вздорная бранчливость Бранюковой и Недоума возводитсяна уровень политической теории об истреблении всех «неблагородных»; в этом «рецепте» общественная опасность чванства«породою» и непонимания основных истин естественного правапревращает Недоума в безумца, опасного для общественногоспокойствия. В «рецепте» Недоуму разъясняется социальныйвред дворянских предрассудков, их несоответствие морали и разумному пониманию общественного блага: «Надлежит больному67250Там же, стр. 146.Там же, стр.
130.довольную меру здравого привить рассудка и человеколюбия,что истребит из него пустую кичливость и высокомерное презрение к другим людям; ибо знатная порода есть весьма хорошеепреимущество, но она всегда будет обесчещена, когда не подкрепится достоинством и знатными к отечеству заслугами.Мнится, что похвальняе бедным быть дворянином или мещанином и полезным государству членом, нежели знатной породытунеядцем, известным только по глупости, дому, экипажам иливрее».8В своей ненависти к «неблагородным» людям Недоум проявляет такое отсутствие человеческого в самом себе, что дает сатирику право уже чисто художественными средствами, не этическойоценкой, а приемами художественной сатиры «разжаловать» Недоума из людей, превратить его в неодушевленный предмет илив животное, каким он и является с точки зрения морали естественного равенства и общественной пользы, которой руководствуется Новиков.Рассказав об увлечении Недоума картинами, изображающимиего родословное древо, сатирик заключает: «Короче сказать,деревья, чрез которые он происхождение своего рода означает,хотя многие сухие имеют отрасли, но нет на них такого гнилогосучка, каков он сам, и нет такой во всех фамильных его гербахскотины, каков его превосходительство».9 Итак «отрасль», веткародословного дерева, превращается в «гнилой сучок», а в сравнении с геральдическими звериными фигурами Недоум оказываетсясовершенной «скотиною».Подобное художественное замещение человека предметамиесть одно из излюбленных Новиковым средств сатирическогоразоблачения моральной несостоятельности своих персонажей.Тот же прием замещения Новиков применяет и в еще болеесерьезной ситуации, в известном «рецепте» для Безрассуда.Безрассуд практически осуществляет мечту Недоума, онсоздает для своих крестьян такие условия жизни, которые хужесмерти и в конце концов могут их совершенно уничтожить.
Безрассуд думает: «Я господин, они мои рабы, они для того и сотворены, чтобы, претерпевая всякие нужды, и день и ночь работать и исполнять мою волю исправным платежом оброка; они,памятуя мое и свое состояние, должны трепетать моего взора».10Такое отношение Безрассуда к крестьянам Новиков осуждаетдвояким образом — и прямой, от себя сказанной высокопатетической речью, и сатирическим приемом. В первом случае он говорит Безрассуду: «Безрассудной! разве забыл то, что ты сотворен человеком, неужели ты гнушаешься самим собою, во образе8Там9Там10же, стр.