И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 53
Текст из файла (страница 53)
Рассказчик у Ржевского больше занят«формой», построением басни, чем ее содержанием, как этообычно у Сумарокова, хотя и у последнего попадаются басниособенно изысканного построения, вроде басни «Олень»:Олени, так как мы, животного же роду,Такую же имеют моду,Что пьют они, да пьют одну лишь только воду.К реке прибег испить олень.13 воде увидел он свою оленью тень.И тьму ногам он делал пень,И говорил: «Судьбы и щедры всем и строги,Прекрасные даны мне роги,И самы пакостны с собой таскаю ноги».Пес гончий тек ему во след;Не хочет мой олень таких себе бесед,Бежит; не мил ему сосед.В минуту в лес ушел он резвыми ногами,В лесу цепляется рогамиИ медлит на бегу он этими врагами.Видна из басни суета,Когда за лучшее почтется красота,Что лучше наша часть не та.47Но у Сумарокова рифмы повторяются в притче, написаннойне разностопным стихом, а с чередованием четырехстопного и"J «Свободные чаемо, 1763, февраль, стр.
95—96.Л. П. С у м а р о к о в . Притчи, кн. 1, стр. 67.221шестистопного ямбов, и не с такой настойчивостью, как у Ржевского. У последнего комизм рифменный не совпадает с комизмомсюжетным, а имеет самодовлеющий для поэта интерес. Так, например, в басне Ржевского «Купец во дворянстве» в сущностинет сюжета и комическую нагрузку несет на себе вступление,прямого или даже косвенного отношения к басне как таковойне имеющее:Купчина,Иль иначе купец,Дворянского добился чина;Да то и невеликая причина,Когда скажу: купецБыл не скупецИ не глупец,Да притча-то не в том, что мой богат купчина,И что дворянского добился чина:Железом режется лучина,А серебром препятство чина.48В баснях Хераскова, вошедших в его сборник 1764 г., проявилась иная тенденция — к созданию «последовательной манерыбасенного изложения, очищенной от сумароковской ретардации».49 Но освобождение от сумароковской «разговорчивости»в творчестве его последователей неизбежно приводило к утратекомизма и превращению басни в жанр дидактический.
У Хераскова поведение басенных персонажей выводится не из их характера, а из общей идеи басни. Так, Верблюд у него гордитсясвоим высоким ростом, но, увидев Слона, «повесил уши». Мораль басни очевидна и, в сущности, содержится уже в самомназвании ее («Верблюд и Слон»).Наиболее последовательными продолжателями Сумароковабаснописца можно считать Н. Леонтьева и В. Майкова. У первого, сходно с персонажами басен Сумарокова, вол, попавшийв клепцу (капкан) сам себя утешает следующим рассуждением,рассчитанным на комическое впечатление:Но напоследок тем при смерти утешался,Что твари, кои всех разумнее слывут,Подобно, как и он, себя не берегутИ ложное добро за счастье принимают,А оттого в клепцу нередко попадают.50Встречаются у Леонтьева и обращения к читателю (басни<«Пчелы», «Орел и черепаха»), характерные для Сумарокова испособствующие уничтожению дистанции между читателем ибасенником.Современный исследователь строго отзывается о басняхВ.
Майкова: «С художественной стороны басни Майкова еще да484950223«Свободные часы», 1763, апрель, стр. 202.Г. А. Г у к о в с к и й . Русская поэзия XVIII века, стр. 158.Н. Л е о н т ь е в. Басни. СПб., 1766, стр. 6.Леко не совершенны. Поэт не владеет необходимой краткостью,выразительностью изложения. Его рассказы уснащены лишнимидеталями, справками, которые задерживают развитие сюжета».51Другого мнения был о баснях В. И. Майкова их первый исследователь, автор самой основательной в нашей науке работыо нем — Л.
Н. Майков. Он считал, что В. И. Майков в своихбаснях, «отрешившись на время от условных литературных требований. .. возвращается в лоно той жизни, в которой сложилсяого личный характер, и воспроизводит ее в своих сочиненияхс меткостью и правдой, не затуманенной никакими предрассудками. При соблюдении этого главного условия небольшой объембасен Майкова и простота их формы и содержания способствуютхудожественной их выдержанности и целости».52 Даже в разработке традиционных басенных сюжетов Майков находит новыекомические положения и вариации. Так, в басне «Лягушки, просящие о царе» лягушки у него пытаются по-своему развеселитьцаря-чурбана и говорят:«Знать, царь не ведает лягушечья языка;Повеселим царя,У нас изрядная вокальная музыка».Запели все: одна кричит,Другая тут ворчит,А третья хлехочет,Четвертая хохочет,Иная дребезжит,Но царь лежит —Музыки их не внемлетИ головы, как мертвый, не подъемлет.53Л.
Н. Майков отметил в баснях В. И. Майкова еще одно, поего мнению, особенное, только ему присущее свойство. Он писал:«Между баснями Майкова мы находим несколько таких, которые стоят в более или менее тесной связи с нашим сказочнымэпосом, и опять-таки с тем его отделом, в котором господствуютне наивные верования отдаленной старины, а позднейшие комические мотивы, извлеченные народом из наблюдений над действительной жизнью.
Так, басня «„Крестьянин, медведь, сорокаи слепень" заимствована Майковым из народной сказки, котораясвоим наивным неприличием свидетельствует о позднем своемпроисхождении; Майков передает ее довольно близко к подлиннику, с единственной целью позабавить читателя, хотяв конце и прибавляет, по классическому обычаю, нравоучительное заключение».5451А.
В. З а п а д о в . Творчество В. И. Майкова. В кн.: Василий М а й к о в , Избранные произведения, изд. «Советский писатель», М.—Л., 196П(Библиотека поэта. Большая серия), стр. 26.52Л. Н. М а й к о в. О жизни и сочинениях В. И. Майкова. В кн.:В. И. М а ы к о в, Сочинения и переводы, СПб., 1867, стр. LXIX.53В. И. М а й к о в , Избранные произведения, стр. 138—139.мЛ. If. М а н к о й . О жизни и сочинениях В. II.
Майкова, стр. LVI.22.4Другие сюжеты басен, заимствованных В. И. Майковым излитературы XVI—XVII вв. и народного творчества, указаныЛ. Н. Майковым далее, а также в его комментариях.Эти частные сближения, достаточно притом убедительные,следуют из общего убеждения Л. Н. Майкова в том, что творчество В. И. Майкова — его басни, сказки и поэма «Елисей» —«соприкасается» с сатирической и повествовательной литературой XVII—начала XVIII в.: «Нравственная неразборчивость искандалезность содержания при основном поучительном стремлении составляют отличительную черту этих произведений.
Новместе с такой неблаговидной стороной мы находим в них и более здоровую — сатирическую струю: русская новелла XVII —XVIII столетия не без меткости и остроумия задевает некоторые пороки современного ей общества». 55Очень интересное соображение Л. Н. Майкова о значительном соприкосновении басенного творчества В.
И. Майкова с сатирической новеллистикой XVII—начала XVIII в. и с народнойсатирической сказкой было недавно распространено и на басенное творчество Сумарокова. 56К. В. Чистов пишет о «богатом использовании» «русских народных анекдотов, анекдотических и бытовых сказок и пословиц» в определенной категории притч Сумарокова. 57 Однакопочти каждый раз, когда исследователь указывает на какую-либонародную сказку как на источник басни Сумарокова, он отмечает, что данный сюжет встречается и в литературе книжной.Так, по поводу сюжета притчи «Спорщица» он сообщает, чтоэтот сюжет встречается еще в «Великом зерцале», а притча«Кисельник» восходит к анекдоту, рассказанному в проповедиФеофана Прокоповича.
58Действительно, и Сумароков и Майков не видели ничего зазорного, предосудительного и запретного в использовании скьжетики народного анекдота или народной сказки для своихпритч. Им нужны были комические положения, ситуации, обороты, пословицы, и они широко черпали их из фольклора, главным образом из той его части, которая входила в рукописныесборники, еще в середине века успешно конкурировавшие с печатной книгою.Сам по себе факт обращения Сумарокова и Майкова к рукописному фольклорному материалу важен и знаменателен, но приэтом следует ясно представлять себе, что фольклор для них ещене был особой сферой национальной культуры, равновеликой по5556Там же, стр.
LIV—LV.См.: К. В. Ч и с т о в . «Притчи» Сумарокова и русское народное творчество. Ученые записки Карело-Фпиского пед. института, Петрозаводск,1955, т. II, вып. 1, стр. 145—160.57Там же, стр. 150.58Там же, стр. 150, 152.224своему богатству и значению всему, созданному нацией ужев историческую эпоху, на стадии цивилизации. Поэтому сюжеты,взятые у Пильпая или Эзопа, воспринимались Сумароковым ибаснописцами его школы в одном ряду с народными анекдотамии странствующими историями.
То, что мы называем «фольклором», Сумароков не выделял из всего известного ему национального словесно-художественного наследия.X Басня как явление литературы общенациональной была создана в 1760-е годы, в первую очередь Сумароковым, и именнов таком своем качестве оказала заметное влияние на создававшиеся в это время комедию и сатирическую журнальную прозуТV4 15И. 3. СермацГ Л А В АXIСмех и нравоучениев комедии1В конце 1750—начале 1760-х годов в связи с созданием государственного театра перед русской литературой появилась новаязадача — найти пути и способы создания национального драматического репертуара. Если трагедии Сумарокова были общепризнанным талантливым решением проблемы создания национальной трагедии, то с комедией положение сложилось неблагоприятно.
Комедии Сумарокова 1750 г. имели по преимуществупамфлетно-полемическую цель и уже потому не могли стать образцом нового для русской литературы жанра. Исследователькомедийного творчества Сумарокова, настаивая на том, что образы и ситуации первых его комедий взяты из «реальной действительности», сам же превосходно и убедительно показываетзависимость первых комедийных опытов русского драматурга отразличных традиций (комедии Гольберга и Мольера, русскиеинтермедии, комедия дель арте и т. д.).1 Каждая из трех раннихкомедий Сумарокова «представляет собой ряд более или менеемеханически связанных сцен; одна за другой на театр выходяткомические маски, действующие лица, представляющие осмеиваемые пороки, и в диалоге, не двигающем действие, показывают публике каждая свой порок.
Когда каталог пороков и комических диалогов исчерпан, пьеса заканчивается. Борьба заруку героини не объединяет даже малой доли этих диалогов».2Интерес ранних комедий Сумарокова исчерпывался их злободневностью, поскольку реального быта в них не было совсем;сам он не придавал им, по-видимому, большого значения и вернулся к комедийному творчеству много позднее, когда русскими1А.