И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 51
Текст из файла (страница 51)
Слово «возмутило» компрометируется в своейвысокости этим, хотя и не близким, соседством с понятием безусловно низким — «болото».Ирония такого собственно стилистрпеского характера становится организующим принципом басни в целом, ее сюжета и конфликта. В басне «Кисельник» рассказывается:Гороховый кисель мужик носилИ конопляно масло.Бросив торговлю маслом и киселем,тварь» занялась воровством:«замараннаямасломУкрал из олтаря киселышк мои икону,И другу своему он это говорил;А тот его журил:«Кафтана твоего не может быти гаже,Ты весь от масла будто в саже;Пристойно ль в олтаре в такой одежде красть?Не меньше я тебя имею эту страсть,И платьице почище я имею,Да я из олтаря украсть не смею».Кисельник отвечал: «Не знаешь ты Творца,Отъемля у меня на Вышнего надежду,Не смотрит бог на чистую одежду—Взирает он па чистые сердца.23В этой басне тема внешней грязи, замарашюсти приобретаетнеожиданную глубину; грязь оказывается нравственной порчей,лицемерием, ханжеством, притворством.
Спор двух друзей-воровзаканчивается блестящим каламбуром, мастерским pointe или, как2223212А. П. С у м а р о к о в. Притчи, кн. 1, стр. ЗГ>.Там же, стр. 50.писал Тредиаковский, «шильцем», завершающим басню. Прямоеи переносное употребление понятия «чистота» (чистая одежда ичистые сердца) — одно из самых удачных применений Сумароковских принципов комического. Неожиданность в этой басне является не сюжетной, а психологической, поскольку о событии намрассказано раньше.
Неожиданным оказывается способ самооправдания и одновременно саморазоблачения персонажа.зУВесьма разнообразная и богатая техника комического у Сумарокова, от частных стилистических приемов и вплоть до общей композиции басен, подчинена изображению той жизненной сферы,в которой действуют только эгоистические страсти. Эта сфера неимеет социальных границ. Она в равной степени захватывает всюжизнь человека в обществе: от низов до самых верхов, от бедняка-крестьянина до знатного вельможи — опоры тропа.Картина общества, которая возникает в баснях Сумарокова,имеет особый характер.
Между читателем и изображенными в баснях персонажами сто'ит басенный рассказчик, который всяческиподчеркивает свое, особое, только ему присущее отношение к темсобытиям, какие в басне происходят. Про лошадь одного из персонажей басни «Терпение» рассказчик говорит:Имел он лошадь иль коня:Какою шерстью, то едино для меня.Буланая ль была, гнедая иль и н а я , ^Пусть лошадь будет вороная.2**И действительно, масть лошади не имеет значения для ходабасенного сюжета, не имеет сюжетного или какого-либо другогосмысла и самое рассуждение об этом. Оно нужно Сумароковутолько для того, чтобы показать особую позицию басенника, свободу его в выборе тех или иных сюжетных, или выесюжетных мотивов, его особое отношение к героям басешВ другой басне («Дельфин и невежа хвастун») рассказчикзаранее готов согласиться, что сюжет его басни неправдоподобен:Сплетён такой рассказ,Что будто жестоко Дельфины любят нас:Немножко должно мне теперь полицемерить,Рассказу этому и я хочу поверить.Хочу,Я пошлины за то в казну не заплачу.25Иногда неуверенность рассказчика в каком-либо однозначномответе выражается в виде рассуждения («Волк и собака»):Приятней города гораздо летом лес.В прекрасны майски дни был там нежирный пес:242JТам же, кн.
2, стр. 3." Там же, кн. 2, стр. К).213А я fie знаю прямо,Прогуливался ль тамоИль пищи он искал,Хотя в лесу и густо,Захочется ль гулять, когда в желудке пусто! 26Иногда рассказчик занимает заведомо ироническую позицию«неверия» в очевидные факты («Протокол»):Украл подьячий протокол,Л я не лицемерю,Что этому не верю.Впадет ли в тако.:ой расколДуша такого человека!Подьячие того не делали в век века.И может ли когда иметь подьячий страсть.Чтоб стал он красть!Но я не лицемерю,Что этому не верю;Подьяческа душаГораздо хороша.Да правда говорит гораздо красноречно:Уверила меня, что было то конечно;У правды мало врак;Не спорю — было так.27 QЧасто какое-либо само по себе незначительное событие такпространно поясняется, что само это объяснение перерастает в особый эпизод или картину — развернутое сравнение.
Так, о гордостиосла, надевшего «кожу львову», говорится («Осел во Львовойкоже»):Каков стал горд осел, на что о том болтать?Легохонько то можно испытать,Когда мы взглянемНа мужикаИ почитати станемМы в нем откупщика,Который продавал подовые на рынке,Или у кабака,И после в скрынкеБогатства у него великая река,Или, ясняй сказать, и Волга и Ока,Который всем теснит бока,И плавает, как муха в крынке,В пространном море молока,Или когда в чести увидишь дурака,Или в чину урода,Из сама подла рода,Которого пахать произвела природа.28Таким образом увеличивается емкость каждого басенного сюжета, он включает в себя дополнительные темы, типы, характеристики, черты нравов. В связи с этим расширяется в баснях охват262728214Там же, стр. 18.Там же, стр. 46—47.Там же, стр. 7—8.действительности-, притом очень конкретно изображенной, русскойжизни во всем бытовом разнообразии человеческих типов и отношений.^От Белинского и Булича в нашей науке установилась тради\ ° дня вполне справедливого, исторически обоснованного отношенияк сатирическому творчеству Сумарокова и особенно к его басням.
29V Острота сатирического разоблачения существенных зол русскойжизни, и прежде всего кривосудия, судейской неправды, — такова,по мнению большинства писавших о Сумарокове, его главная историческая заслуга/В советской науке басни Сумарокова исследовал, со свойственным ему талантом проникновения в самую сутьтворческих идей художника, Г. А. Гуковский, особенное вниманиеуделивший социальному их пафосу и общественному значению. 30Он безусловно прав, Чшгда отмечает ограниченность социальныхмасштабов басенной сатиры Сумарокова. Действительно, и Сумароков, и его последователи в баснях не выступали против социального неравенства; более того, они считали его естественными разумным и, следовательно, были убежденными представите;лями интересов русского дворянства как правящего сословия.*По существу этих утверждений, подкрепленных достаточнообильно приведенным материалом, возражений или сомнений невозникает. Но некоторые сомнения все же возникают при определении общего смысла басенного творчества Сумарокова.Т.
А. Гуковский писал: «Основные вехи, по которым должна была пойтисоциальная борьба, были намечены в литературе сумароковскойгруппой с самого начала ее образования. Враги были опознанысразу же и с двух сторон одновременно. С одной стороны — этопридворная „знать", дельцы, захватившие власть в государстве,„тесною толпой стоящая у трона" „чернь"; с другой стороны —это „подьячие" и „откупщики", т. е. купцы, мещане и бюрократы,стремящиеся к политической и экономической мощи путями, идущими вразрез с теми, по которым хотели вести страну либеральные помещики». 3 ^ И далее следует определение сумароковскойборьбы с подьячими как особого вида его творчества, в котором«этика была... лишь фактом производным; сущностью была политика, окрашивавшая социальные оценки в этические тона».
32Затем следует очень продуманное объяснение, кого же называлСумароков «подьячими», из которого следует, что в сущности онимел в виду всю бюрократию, снизу доверху, от мелких провин29См.: В. Г. Б е л и н с к и й , Полное собрание сочинений, т. VI, Изд.АН СССР, М., 1955, стр. 298—319; Н. Н. Б у л и ч . Сумароков и современная 30ему критика. СПб., 1854.Г.
А. Г у к о в с к и й . Очерки по истории русской литературыXVIII века. Дворянская фронда в литературе 1750—1760-х годов. Изд. АНСССР,М.—Л., 1936, стр. 56-89.31Тамже, стр. 70.32Там же, стр. 71,215циальных взяточников до крупнейших придворных воротил.Г. А. Гуковский приводит как доказательство такой емкости понятия «подьячий» у Сумарокова его статейку «О копиистах», в которой, имея в виду гофмаршала Сиверса, крупного вельможу, занимавшего видный пост при дворе, сатирик писал: «Озлобленныймною род подьяческий, которым вся Россия озлоблена, изверг наменя самого безграмотного из себя подьячева и самого скаредногокрючкотворца».33х Таким образом, ^«подьячий» для Сумарокова —понятие собирательное, это не только враг его личный или сословный, но враг «всей России», всей нации, которая им «озлоблена»; это общенациональный враг номер один, это общенародноебедствие.
Именно Сумарокову принадлежит великая историческаязаслуга принципиальной постановки борьбы с подьячими — какборьбы общенациональной, а не только сведения сословныхгчетов\/При такой постановке вопроса о подьячих точка зрения Сумарокова-баснописца приобретала огромное общественное значение,а басня становилась сатирой. Тот рассказчик, от имени которогоизлагаются события в баснях Сумарокова, становится общественно значительным лицом, в своем роде не менее весомой фигурой русской общественной жизни, чем «лирик» в одах Ломоносова. Не превращаясь еще в литературную личность, как это сталовозможно полустолетием позже у Крылова, басенный рассказчикСумарокова занял прочное место в русской литературе своеговремени (1750—1770-е годы) как выразитель общенациональногоотношения к общенациональному бедствию, к язве, разъедающейгосударственное тело.Особая художественная форма подчеркнутого, гротескно усиленного отношения рассказчика к рассказываемому в баснях Сумарокова вобрала в себя одновременно этический и эстетическийпринципы подхода к сатирическому изображению социальной действительностиУМир сумароковской басни — это мир, не просветленный разумным сознанием, это мир, где господствуют эгоистические страсти, мир корысти, мир «интереса» — если пользоватьсятерминологией Гельвеция.