И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 43
Текст из файла (страница 43)
Мы и самимного таких стихов имеем, которые суть вымысел простолюдногонашего народа.. .».22В первоначальной редакции сатиры V (1731) Кантемира соотношение «людей» и «зверей» иное, чем в сатире XVII в.; ееосновная идея — противопоставление естественного, натуральногообраза жизни «зверей» неестественному, извращенному, неразум19Иного взгляда на отношения Кантемира к фольклору придерживается Ф. Я. Прийма, см.: Антиох К а н т е м и р , Собрание стихотворений,изд. «Советский писатель», Л., 1956 (Библиотека поэта. Большая серия),стр. 44—47.20Там же, стр. 220.21А. Д. К а н т е м и р, Сочтшепия, письма и избранные переводы, т.
I,СПб., 1867, стр. 529.22Там же, стр. 528—529.12*179ному миру человеческих отношений, где правят глупость и неразумные, нелепые страсти. Само появление законов и законодательства в человеческом обществе Кантемир объясняет необходимостью «укрощать» зло:Если б не зол человек, на что бы уставы?Законы уставлены, чтоб исправить нравыИ удержать склонность к злу, что нам с детства сродно;Нужда сделала закон; а то б, ей! несходноТо самое исправлять, что право собою.23Человеческие поступки в этой редакции сатиры только алогичны и бессмысленны, чаще всего идут во вред самому жечеловеку.
Отвлеченно взятая психология сочетается здесь у Кантемира со столь же отвлеченной (баснописной) зоопсихологией.Поэтому основной причиной всех этих неразумных поступковоказывается глупость — господствующая сила нравственнойжизни человека. И даже обилие живых черточек русского бытане может придать этой сатире ту конкретность обличения, которую можно найти в сатирической поэзии XVII в. Еще одноотличие между этой сатирой Кантемира и предшествующей емусатирической традицией XVII в. имеет принципиальное значение:«звериный» мир русской сатиры XVII в. является копией человеческого общества («Суд над Ершом»), его повторением, а не отрицанием.
В рыбьих масках судное дело Ерша решают те же дьякии судьи, которых видел автор сатиры рядом с собой, на русскойземле. Кантемир же во власти просветительского утопизма,именно в это время часто изображавшего идеальное обществоживотных как укоризну и напоминание людям. Свифтовскиегуингнмы — явление, очень характерное для ранней стадии европейского Просвещения.Перерабатывая V сатиру, Кантемир отбросил параллельзвери—люди, сведя «звериное» население ее к одной мифологической и очень условной фигуре Сатира, нужной ему, очевидно,все-таки для контраста с пороками людей. Теперь не отвлеченное поняиш_глупости управляет миром и определяет порочностьлюдей.ТКантемир переходит от обличения общечеловеческих слабостей т< борьбе с социальными пороками, причину которых оннаходит в корысти, в материальных интересах личности, в ееуме, а не в глупости. Точка зрения Сатира, пытающегося вразумить, направить на истинный путь тех плутов и обманщиков,с которыми сталкивает его судьба, им вполне понятна, вполнедоступна.
Однако они не могут ее принять и ей следовать, таккак это может привести их к разорению.Человеческие «злонравия вообще» в изображении Кантемираперестают быть таковыми, они получают очень конкретное объяснение и вполне национальный характер.23180Антиох К а н т е м и р, Собрание стихотворений, стр.
400.Кантемир как бы вновь обретает для своей сатиры русскуюпочву, почти утраченную им в первой редакции сатиры V, гдеглупость и зло были взяты в масштабе общечеловеческом. В этойредакции еще сильна была зависимость Кантемира от традицийрусской религиозной публицистики XVI—XVII вв.: возражаясвоим критикам, Кантемир вспоминает библейскую легендуо грехопадении Адама и Евы, па которую очень охотно ссылались в нашей публицистике и учительной литературе допетровского времени.
В поздней редакции эта ссылка выброшена, таккак вообще какое-либо объяснение изначальной порочности человека уже перестало быть нужно; его заменила социальная мотивировка, правда понимаемая несколько прямолинейно и механистически. В сатире Кантемира появилось некое подобие характера, и это вызвало общую ее перестройку.Каково же в целом отношение сатир Кантемира к сатирической литературе XVII в., прозаической и стихотворной?Была ли возможна между ними прямая преемственность илинет?Сатира XVII в. эмпирична и по преимуществу пародийна.Она держится очень близко к быту, но ее ирония в равной степени обращена и к адресату сатиры (к ее отрицательному герою), и к жертве той неправды, о которой в сатире говорится.Вернее сказать, жертва (в «Письме дворянина к дворянину»)сама смеется над своими несчастиями, сама издевается над своими горестями.Кантемир строит свои сатиры тоже как монологи от первоголица. Но у него это — саморазоблачение отрицательных персонажей, в речах которых возникают для читателя образы положительных героев, людей чести и добродетели, ревнителей просвещения и науки, врагов обскурантизма.
Сатиры Кантемирапроникнуты твердым убеждением в познаваемости мира и человека, в ясности нравственных и общественных норм поведения. Кантемир осознает себя проповедником общечеловеческой,универсальной морали, во имя которой он высмеивает и осуждаетвсе, что не выдерживает критики разума и нормального человеческого чувства.Теория прирожденной греховности человеческой природы заменена у Кантемира локковским эмпиризмом с его теорией изначальной чистоты индивидуального создания, на котором воспитание уже пишет тс или иные слова — страсти, привычкинаклонности.
Живое многообразие характеров и отношений Кантемир хочет уложить в рамки определенной системы интеллектуальных страстей или однолинейных характеров.Но если при всем том отрицательные персонажи сатир вбирают в себя живые черты быта и нравов эпохи, иногда дажепозволяют угадывать свои прототипы, то положительные человеческие образы сатир создаются в значительной степени только по181контрасту с отрицательными й оказываются йдеальйой схемой,без реального жизненного содержания. Это не значит, что сампо себе идеал Кантемира-сатирика был порожден толькофантазией поэта. За этим идеалом стояла идеология русскогопросветительства, твердо усвоившего общую идею науки нового?времени о человеке вообще, о норме естественного, натурального человека как всеобщем и единственном критерии общественного устройства и человеческой нравственности.
Разрыв с литературной и идейной традицией допетровской Руси был дляКантемира логическим выводом из убеждения в абсолютном превосходстве нового, созданного реформами, мировоззрения взаменстарого, религиозно-домостроевского.Как просветитель-рационалист, Кантемир был убежден в том,что «новая» наука нашда ключ ко всем тайнам мироздания, общественного устройства и человеческой психологии. Поэтому «новую» литературу он хотел создать вне всяких связей идеологических и стилистических с литературой допетровской.В этом смысле характерна переработка начала сатиры III,которое в первоначальной редакции было написано очень высоким, славянизированным слогом, а затем (в 1738 г.) замененодругим, сходным по содержанию, но совершенно иным стилистически:Первая редакцияМудрый первосвященник, ему жеМинерваОткры вся сокровенна и все, чтоисперваВ твари бысть и днесь яже мирвесь исполняют,Показа, изъяснив ги, отчегобывают:Феофан, ему же все известно,что знатиМожет человек и ум человечь24поняти!Р е д а к ц и я 1 7 3 8 г.Дивный первосвященник, которомусилаВысшей мудрости свои тайныоткрылаИ все твари, что мир сей от векнаполняют,Показала, изъяснив, отчего бывают,Феофан, которому все то далосьзнати,Здрава человека ум что может 23поняти!Выделенные курсивом слова и частицы, свойственные высокому слогу, Кантемир сознательно удалил и заменил другими.Эта «чистка» связана была с его пониманием стилистическойприроды сатирических жанров, в которых речь должна «приближаться к простому разговору».Высокий стиль почти не нашел себе места в творчестве Кантемира, за исключением «Петриды», незаконченной, может быть,именно потому, что ее стилистическое решение не удовлетворялопоэта и слишком противоречило общей направленности его творчества.2425182Там же, стр.
378.Там же, стр. 89.Кантемир ясно представлял себе свою поэтическую задачу —найти выражение для всей суммы идей и образов, впервые,как ему казалось, вводимых в рускую литературу. В «Предисловии к сатирам» он называет их «новым на нашем языке сочинением», границы словоупотребления в них определяются им«простотой слога» и «веселостью», а выбор стилистических решений — «здравым смыслом» и «осторожностью» в подборе новых слов и новых значений:Но смотрю, чтоб здравому смыслу речь служилаНе нужда меры слова беспутно лепила;Чтоб всякое, на своем месте стоя, словоНе слабо казалося, ни столь лишно ново,Чтоб в бесплодном звуке ум не мог понять дело.26Слово, как видно из этих стихов Кантемира, в его творчестве не должно было быть носителем каких-либо новых, не общепонятных связей и представлений. В примечании к этимстихам он разъясняет свою точку зрения на нормы словоупотребления: «Хвально в стихотворении употреблять необыкновенные образы речения и новизну так в выдумке, как и в реченииискать; но новость та не такова должна быть, чтоб читателюбыла невразумительна».Кантемир крайне скуп, осторожен в употреблении метафор итропов вообще, а когда он все-таки к ним обращается, то обязательно их поясняет в примечаниях.
Так, оказываются нуждающимися в объяснении, по его мнению, такие метафоры, как «жители парнасски», «лезть на бумажные горы», «медное сердце»,«короткий язык»; метонимии—«не сменит на Сенеку он фунтдоброй пудры».Основной упор в сатирах был сделан Кантемиром на приближение к «простому разговору», т. е. на придании стихуинтонационной гибкости и разнообразия живой речи. ПоэтомуКантемир вслед за Феофаном Прокоповичем категорически настаивал на сохранении в стихах «переноса» — несовпадения синтаксического и ритмического членения строки.