И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 42
Текст из файла (страница 42)
Тихонравов, Сочинения, т. 2, М., 1898, стр. 2.См. его работы: «Квирин Кульман» (1867), «Первое пятидесятилетиерусского театра» (1872), «Трагедокомедия Феофана Прокоповича Владимир"» (1879) и др.175ворил о театре, возникшем в Москве при Алексее Михайловиче:«Театр московского государя не был случайным явлением средитого могучего движения к новому, которое обнимало русскуюжизнь в XVII столетии. Новая „потеха", отодвигавшая царя отблагочестивых развлечений православной старины...
от церковных „действ14 прошедшего, порывавшая его связи с носителяминародного русского комизма: скоморохами и домрачеями, — новая потеха вызвана была не мимолетным желанием царя подивиться на игру иноземных актеров... Возникновение театра придворе Алексея Михайловича было одним из ярких знаменийнового духа, разлагавшего старую русскую косность и византийскую исключительность, которая столько веков сдерживаласвободное развитие творческих сил русского народа».7Тихонравов внимательно следит за «новым духом», который онумеет найти в самых различных явлениях духовной жизни второйполовины XVII столетия.
Каждое такое свидетельство входитв систему его представлений о единстве национально-культурного процесса. В свете этих представлений и широко привлеченных данных рукописной литературы XVIII в. иной облик получает у него и сама литература Петровской эпохи: «Исключившинекоторые передовые учебники, мы найдем в литературе петровской знакомые начала XVII века или простое повторение его литературных явлений.
Троянская история, Эзоповы басни и многие литературные произведения Петровской эпохи потому и нашли себетакое распространение в народном чтении, что они не были новостью для читателей, что в иной форме они передавали им старое содержание, с которым они давно свыклись, сроднились».8Отсюда вытекает и ответ на вторую задачу, поставленную Тихонравовым перед исследователями переходной эпохи: «Однимсловом, средневековое содержание народной европейской литературы, разными путями перешедшее в нашу, обновленное литературным движением второй половины XVII века, в более разнообразных формах передано восемнадцатому и составляет важнейшее достояние его литературы в первую половину века».9Следовательно, «важнейшее достояние» духовной жизни первой половины XVIII в.
— это все еще повествовательная литература XVII в. Так устанавливаются действительные связив живом процессе литературного развития, и вместо легенды о начавшемся в Петровскую эпоху «разрыве» с истинными традициями древнего благочестия и смирения мы видим обоснованиеиного взгляда — об органической преемственности русского литературного движения. Более того, в истолковании Тихонравоваи сама реформа Петра I оказывается ответом на глубокие внут789176Н. С. Т и х о н р а в о в , Сочинения, т.
2, стр. 93.Там же, стр. 6—7.Там же, стр. 7.регшие потребности русской жизни, настоятельнозаявившиео себе уже с середины XVII в.Вслед за Тихонравовым в русской дореволюционной и советской науке успешно исследовались судьбы литературного наследия XVII и предшествующих веков в русской культуре XVIII в.Живое и заинтересованное отношение к литературному наследиюXVII в. очень широких кругов читателей, переписчиков и соавторов-перелагателей — твердо установленная в нашей наукехарактерная черта всего литературного движения XVIII в.Применительно к судьбе очень распространенной рукописнойповести о Еруслане Лазаревиче это мнение было повторено ееисследователем: «Изучение рукописных вариантов повести о Еруслане подтвердило еще раз правильность неоднократно высказанного положения о тесной связи литератур XVII и XVIII веков, о продолжении литературных традиций XVII в.
в XVIII,о том, что русская повесть и русский роман XVIII в. имеют глубокие национальные корни». 10При этом исследователи не обходили молчанием и тот, бросающийся в глаза каждому непредубежденному читателю факт,что создатели новой русской литературы, начиная с Кантемира,с полным единодушием иронически и враждебно упоминают многое из того, что перешло в литературный обиход XVIII столетия из допетровской эпохи.Исследователь литературной судьбы повести о Еруслане Лазаревиче приводит очень обстоятельную сводку отрицательныхотзывов «дворянских» шпателей о Еруслане.
11 При ближайшемрассмотрении оказывается, что в число этих писателей-дворянпопали лица, никакого отношения к дворянскому сословию неимеющие. Привожу эти высказывания литераторов XVIII в.о Еруслане. В 1760 г. дворянин С. Порошин в предисловиик своему переводу романа Прево писал: «Не у одних у нас естьБовы Королевичи, Ерусланы Лазаревичи, ПетрыЗлатыеключи, — везде их много, но надобно предводимому разумом человеку справедливое полагать различие между такими вракамии связно, приятно и остроумно выведенными приключениями». 12В 1762 г. разночинец И. Барков в примечаниях к «Сатирам»Кантемира повторил авторское осуждение, стиля Еруслана. 13В 1765 г. разночинец В. Лукин привел как пример «худшего»10Л.
Н. П у ш к а р е в . Литературные обработки повести о ЕрусланеЛазаревиче в XVIII веке. В кн.: Древнерусская литература и ее связис новым временем. Исследования и материалы по древнерусской литературе. Изд. «Наука», М., 1967, стр. 211.11Там же, стр. 209.12П р е в о . Филозоф аглинской, или Житие Клевланда, побочногосына Кромвелева, им самим написанное, т.
I. СПб., 1760, предисловие,стр. 133.Сатиры Антиоха Кантемира. СПб., 1762, стр. 163.\2И. 3. Сермац177слога повесть о Еруслане Лазаревиче.14 В 1768 г. дворянин Сумароков презрительно отозвался о Еруслане в своей комедии«Рогоносец по воображению»; у него неграмотная дворянка, Хавронья, «Бову, Еруслана вдоль и поперек знает».15 И наконец,даже разночинец Михаил Чулков, крепко связанный с этой сферой литературы, в своем рукописном журнале говорит о себеиронически: «Набрался разума, чистого слога, изрядных замыслов и удивительного к истории расположения из книг „О побегеиз пушкарских улиц белого петуха от куриц", „О Фроле Скобееве" и „Азиатская Баниза"».16 В том же журнале сообщалось — опять-таки с иронией — об отставном приказном: «По прекращении приказной службы кормит он голову свою переписыванием разных историй, которые продаются на рынке, как-тонапример: Бову Королевича, Петра Златых ключей, ЕрусланаЛазаревича, о Франце Венециянине, о Герионе, о Евдоне иБерфе, о Арсасе и Размере, о российском дворянине Александре,о Фроле Скобееве, о Барбосе разбойнике PI прочие весьма полезные истории...».17 Поэтому утверждение Л.
Н. Пушкаревао том, что Чулков и Эмин 18 иначе, чем «дворянские» писатели,относились к повести о Еруслане, неубедительно. Только те, ктов XVIII в. жил еще литературным наследием XVII в., вродесоставителей «Лекарства от задумчивости и бессонницы» (1786)или сборника сказок «Старая погудка на новый лад» (1794), относились с полной серьезностью к сатирической или сказочноповествовательной традиции XVII в.Естественно, что если Чулков так пишет об этой литературе,то отношение Ломоносова и Сумарокова к ней могло быть толькопрезрительно-отрицательным. И ни о какой п р я м о й преемственности между литературой русского классицизма, даже в еесатирической линии, и сатирической литературой XVII в., повидимому, нет оснований говорить.
В этом причина безрезультативности большинства исследований, ставивших себе цельюустановление такой прямой преемственности. Сатиры Кантемира,басни и комедии Сумарокова, басни Майкова сопоставлялисьс сатирической традицией XVII в., иногда более, иногда менееудачно. Однако по существу этот вопрос до сих пор относитсяк числу еще даже правильно не поставленных, а не то чторазрешенных.Исследователи указывали, например, на сходство тематикирусской сатиры XVII в. и сатирических произведений Кантемира.14Сочинения и переводы В.
И. Лукина и Б. Е. Ельчанинова. СПб.,1868, стр. 13.15А. П. С у м а р о к о в , Полное собрание всех сочинений, т. VI, М.,1787, стр. 47.16«И то и сио», 1769, л. 46.17Там же.18Эмин иронизирует над слогом «Бовы» в «Адской почте» (1769,стр. 195).178Для самого Кантемира его писательство было полным разрывомсо всем литературным наследием XVII в. Кантемир полагал, чтоего творчеством начинается новая русская литература, для которой нет национальных традиций и примеров.
Народно-поэтическая сатира, бытовая повесть, былина — все это кажется Кантемиру примитивным, непросветленным, лишенным истиннойразумности и передовых идей века.19 Размышляя о судьбесвоих стихов, Кантемир предвидит для них самый ужасный конец:Когда уж иссаленным время ваше пройдет,Под пылью, мольлм на корм кинуты, забыты,Гнусно лежать станете, в один сверток свитыИль с Бовой, иль с Ершом...А в примечании к этим строкам он разъясняет: «Две весьмапрезрительные рукописные повести — о Бове-королевиче ио Ерше-рыбе, которые на Спасском мосту с другими столь жеплохими сочинениями обыкновенно продаются».20Наравне с «презрительными» повестями Кантемир осуждаети русскую эпическую поэзию. В примечаниях к одному из своихпереводов «Эпистол» Горация Кантемир приводит стихи из исторической песни о браке царя Ивана Васильевича:Как в те годы-то старые,В времена быль прежные,При старом, при славном царе,При Иване Васильевиче.Соизволил де царь-государь,Соизволил женитьсн-ста,Не у нас в каменной Москве,Да на той, на проклятой Литве.Поймает да царь-государьМарью Темрюковну,Молодую черкашенку,А за ней берет приданова,Как на сорок бояринов,Полтораста татаринов,Шестьсот донских казаков,Удалых добрых молодцев и проч.21Сопоставляя в своем примечании эти стихи с древнеиталийскими, о которых говорит Гораций, Кантемир пишет: «Нетрудно судить, каковой грубости были те стихи, которые голоедвижение природы производило в мужиках, всякого искусствалишаемых, без всякого предыдущего размышления.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
