И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 4

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 4)

Н. Купреяновазаключает эту часть своей статьи таким утверждением: «Чтотакое в конце концов Сид, Гораций, Цинна, Никомед, Гермиона,Федра, Нерон, Роксана и др.? Абстрактные сущности, формаль­но-логические категории универсального разума, да к тому жееще одновременно и „французские аристократы", выступающие„под античными именами",23 или же образы общечеловеческих,естественных характеров, созданные по образцу исторических, ноочищенные от всего случайного, внешнего, что содержится в исто­рических жизнеописаниях? Думается, что ближе к истине —второе».24Далее Е.

Н. Купреянова устанавливает существенные отличиямежду представлениями XVII в. о естественном человеке и от­ношением к человеку и моралью просветителей XVIII в.: «В от­личие от просветительской и современной морали естественнаямораль XVI—XVII веков выводила общее благо из частного, по­скольку само общее благо представлялось ей не условием, а ре­зультатом, суммой частных благ. Соответственно и критерий эти­ческой ценности носил тогда не общественный, а личный, эго­истический характер, то есть человеческие „страсти" и поступкиоценивались не по тому, что они несут другим людям, а с точкизрения блага и зла того, кто их испытывает и совершает».2>И, как добавляет наш автор, «принцип разумного „себялюбия"...лежал в основе этического сознания художников классицизма».212223Там же, стр. 13.Там же, стр.

14—15.К этим заключенным в кавычки словам у Е. Н. Кулреяновой данассылка: Истории западноевропейского театра, т. I. Изд. «Искусство», М.,1956,24стр. 617.Е. Н. К у п р е я н о в а . К вопросу о классицизме, стр. 15.2Г)Там же, стр. 17.14Не буду далее следовать за Е. Н. Купреяновой в ее разборахи анализах; думаю, что и приведенного достаточно для того,чтобы непредубежденный читатель увидел, насколько серьезно иосновательно опровергла она прежнюю точку зрения, к которойгенетически восходит пока еще общепринятый взгляд и на рус­ский классицизм.В каком же положении сегодня вопрос о русском класси­цизме? Где искать его решение?Прежде всего следует внести необходимые уточнения в пред-\/ложениую П.

Н. Берковым и мною постановку вопроса о русскомпросветительстве XVIII в.26 Хотя до сих пор против нее выдви­гаются возражения,27 к сожалению никак не обоснованные исто­рико-литературным материалом, мне кажется, что предложенныйнами исторический подход к истории русского просветительствабыл в принципе верен. Но для того чтобы не создавать почвыдля недоразумений и недоумений, следует точнее определитьотношение русского просветительства 1720— 1740-х годов к идео­логическому наследию Петровской эпохи.Русское просветительство возникло на идеологической почве,подготовленной эпохой Петровских реформ, и было прямым про­должением и развитием созданной при участии и под контролемПетра официальной идеологии «регулярного государства».

СамПетр был большим поклбнником гоббеовского «Левиафана» и,вполне по Гоббсу, считал, что основой власти в государстве яв­ляется «страх» и что человек в «естественном» состоянии под­чиняется только инстинктам (страстям). В одном из указов(от 5 ноября 1723 г.) Петр писал: «Понеже наш народ яко дети,неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когдаот мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно ка­жется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно из всехнынешних дел, не все ль неволею сделано и уже за многое бла­годарение слышится, от чего уже плод произошел».Русское просветительство, возникшее как одно из следствийсекуляризации общественной мысли, происшедшей в эпоху Пет­ровских преобразований, и многое от положительной программыПетра унаследовавшее (идею научно-промышленного прогресса,идею просвещения в собственном смысле, идею независимостинауки и мысли от церкви и т.

д.), не только не приняло идею«страха» как единственного средства обуздания и приневоливания к прогрессу, но, переосмыслив самое понятие «страха», сде26См.: П. Н. Б е р к о в. Основные вопросы изучения русского просве­тительства. В кн.: Проблемы русского просвещения в литературе XVIII века.Изд. АН СССР, М.—Л., 1961; И. 3. С е р м а п. Просветительство и русскаялитература первой половины XVIII века.

Там же.2' См.: А. М. Г у р е в и ч. Проблема просветительства в декабристскойпоэзии 1820-х годов. В кн.: Проблемы романтизма. Изд. «Наука», М., 1968,стр. 158—159,15лало из него осповную характеристику отрицаемого им миропо­рядка. В одах Ломоносова и трагедиях Сумарокова «страх» —это не норма, не закон, а нарушение законов необходимости, этокатастрофа.Бог в одной из первых ломоносовских од елизаветинскогоцарствования говорит, обращаясь к новой императрице:Утешил я в печали Ноя,Когда потопом мир казнил,Дугу поставил в знак покоя,И тою с ней завет чинил.Хотел Россию бед водоюИ гневною казнить грозою,Однако для заслуг твоихПробавил милость в людях сих.28Вместо «грозы» и «казни», непременных атрибутов абсолю­тизма, согласно традициям русской общественной мысли еще современ Пересветова, Ломоносов утверждает как основу властисовсем другую программу, где «казнь» подчинена иному, выс­шему началу — закону.

Продолжая свою речь к Елизавете, ло­моносовский бог диктует ей такие правила:ТобойТобойТобойТобойпоставлю суд правдивый,сотру сердца кичливы,я буду злость казнить,29заслугам мзду дарить.«Казнь» здесь уже не основной принцип власти, не суть са­модержавного правления, а только одна из его функций, подчи­ненная другому, более важному и основному для Ломоносова ивсего русского просветительства XVIII в.

принципу — принципуобщественного, общего блага, который на языке оды Ломоносованазывается «доброты».В оде 1746 г. на день восшествия на престол Елизаветы Пет­ровны снова эпоха предшествовавшая вспоминается в библейско-эсхатологических тонах, снова картина потопа и снова здесьнаходим «ужас» — синоним «страха»:Нам в оном ужасе казалось,Что море в ярости своейС пределами небес сражалосьИ что надуты вод громадыТекли покрыть пространны грады,Сравнять хребты гор с влажным дном.30И, наконец, в оде 1747 г.

Ломоносов находит наиболее пол­ное определение своего политического идеала в рамках абсолю­тизма — «возлюбленная тишина».28М. В. Л о м о н о с о в , Полное собрание сочинений, т. 8, Изд. АН СССР,М.—Л, 1959, стр. 85.29Там же.30Там же, стр. 140—141.16Человек и закон — такова основа политико-этических пред­ставлений основоположников русского просветительства, зачина­телей русского классицизма — Кантемира, Тредиаковского, Ло­моносова, Сумарокова.

Но такая формулировка с равным правомможет быть распространена на всех представителей русской об­щественной мысли середины XVIII в. — времени формированияи утверждения русского классицизма.Существенно новое в таком понимании человека и его связейс внешним миром заключается в открытии этого «великого про­тивостояния» человека внеположенным ему, вне его находящимсясилам природы и общества, естественной и исторической необхо­димости.Человек в представлении XVIII в., века Просвещения, раз­дваивается на человека этического и исторического.

Природачеловека, понятая как его изначально добрая субстанция, про­тивопоставляется его атрибуту — человеку историческому, со­циальному. Отсюда вместо целостного представления о человекег> мире и человеке в искусстве, характерного для классицизмаXVII в., возникает в эстетике двойственное представление о це­лях, содержании и назначении искусства. Старая, как сама эсте­тическая мысль человечества, идея соединения в искусстве«пользы» и «забавы» приобретает в XVIIT в.

новый смысл истановится предметом самых острых эстетических споров. Осо­бенную остроту эти споры получили в сфере комедии и басни,где классицизм XVII в. оставил образцы искусства, доведенногодо высочайшей степени художественного совершенства (коме­дии Мольера и басни Лафонтена). Именно в борьбе вокруг ипо поводу этих жанров наглядным образом сказалась новая, морализаторская тенденция века Просвещения — в противополож­ность XVII в. подчинить искусство морали, осерьезнить смех,общечеловеческую критику заменить сословной самокритикой.Взятая извне, не выведенная из исторического человека,а основанная на абстрактном представлении об этическом че­ловеке, мораль но могла быть высказана языком искусства, онатребовала прямого для себя выражения.

Борьба между нраво­учением, прямым изложением определенной системы идей и ху­дожественно-образным их выражением — таково основное движу­щее противоречие той новой литературы, которая возниклав конце 1720-х годов и просуществовала в России ПОЧТРГ целоестолетие и которую, следуя исторически сложившейся в литера­туре и науке традиции, мы продолжаем называть классицизмом.Все, что мы привели выше в качестве эстетико-гносеологических основ классицизма XVIII в., может быть отнесено в равноймере к классицизму французскому или русскому, а с некоторымиограничениями и К немецкому.

Характеристики

Список файлов книги