И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 6
Текст из файла (страница 6)
А. Гуковский, то именно на примере Фонвизина можно всего37См • Г. П. М а к о г о п о п к о. Денис Фонвизин. Творческий путь.ГИХЛ, М.-Л., 1001, стр. 120-147, 269—282.22яснее показать разницу между классицизмом и реализмом в понимании «антропологического принципа».В «Капитанской дочке» Пушкин дал свою художественную»разработку персонажа, увековеченного Фонвизиным, — Митрофанушки. Официальная сторона воспитания-обучения Петруши:Гринева, его «занятия» с мосье Бопре представляют собой традиционную и привычную для русской комедии и прозы XVIII в.картину отношений с наемным учителем-иноземцем, одним измногих Вральманов, эксплуатировавших тягу к французскомуязыку, овладевшую российским дворянством в конце елизаветинского царствования.
Но в повести Пушкина Петр Гриневкак бы двоится. Сначала — это пустой и ребячливый дворянский недоросль, мечтающий о веселостях гвардейской службы:«Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицеромгвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого». А в Белогорской крепости в самых суровых испытаниях гражданской войны Петр Андреевич Гринев остается верен отцовскому наставлению: «Береги платье снову, а честьсмолоду». Поведение Гринева определяется этим принципом«чести», тем самым принципом, на котором основано поведениегероев сумароковских и княжнинских трагедий; тем принципом,о котором говорит Стародум в «Недоросле»: «Честный человекдолжен быть совершенно честный человек».38В том же «Недоросле» в словах Стародума намечена ситуация, воспроизведенная в «Капитанской дочке», но в совершенноином значении.
Осуждая обучение дворянских детей у невежественных учителей и воспитание под надзором крепостныхдядек, Стародум говорит: «Мы видим все несчастные следствиядурного воспитания. Ну что для отечества может выйти из Митрофанушки, за которого невежды-родители платят еще и деньгиневеждам-учителям? Сколько дворян-отцов, которые нравственное воспитание сынка своего поручают своему рабу, крепостному! Лет через пятнадцать и выходят вместо одного раба двое,старый дядька да молодой барин».39Вопреки категорическому суждению Стародума (и Фонвизина) в «Капитанской дочке» все происходит иначе, по другимзаконам. «Дурное» (только не воспитание, а образование) непорождает «несчастных следствий».
Пушкин не согласен с метафизическим представлением века Просвещения о прямой зависимости между поведением человека и его воспитанием в буквальном смысле этого понятия. Петр Андреевич Гринев, несмотря на «дурное» воспитание-образование, ведет себя так, какследует «честному человеку», потенциальный МитрофанушкаД. И. Ф о н в и з и н , Сочинения, т. I, ГИХЛ, М.—Л., 1959, стр. 153.Там же, стр. 168—169.;зстановится человеком «должности» (долга) и добродетели, дворянского долга и дворянской добродетели. Не сбывается в «Капитанской дочке» и другое предсказание Стародума — о результатах воспитания дворянского «сынка» крепостным «рабом».Петр Андреевич Гринев предстает в повести Пушкина какпредставитель дворянского рода, как птенец из «дворянскогогнезда», в котором есть изначально, в его природе заложенные,семейно-нравственныс традиции, не подверженные никаким колебаниям или извращениям.
Образованный Швабрин, изменяющий дворянскому понятию чести, оказывается у Пушкина,вполне по Фонвизину, продуктом того просвещения, о которомСтародум говорит Правдину: «Верь мне, что наука в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло. Просвещение возвышает одну добродетельную душу».40Но природу человеческую Пушкин понимает уже иначе, чемэто представлялось Фонвизину и другим художникам века Просвещения, воспитанным в эстетических и этических представлениях классицизма.
Для Пушкина герои его повести — это создание истории, притом не истории вообще, а именно русскойистории, которую он (в общем справедливо) понимал иначе, чемисторию таких стран, как Англия или Франция, и потому такрезко возражал Полевому, пытавшемуся, по мнению Пушкина,применить идеи Тьерри и Гизо к русскому историческому процессу.«Капитанская дочка» — это художественное выражение и аргумент в пользу заветной идеи Пушкина об исторической миссиирусского просвещенного дворянства, как носителя новой, европейской культуры, культуры общественного поведения в томчисле. «Человеческое» в Гриневе, как и в Савельиче, есть, поПушкину, выражение «исторического», хотя не перекрываетсяим, а находится в сложных и не всегда расчленимых отношениях.«Зло» в «злом» человеке — большей частью результат воспитания, считает Фонвизин, понимая общественное поведение человекакак следствие сформированного в нем воспитанием характера.Такова, как нам представляется в самом общем виде, принципиальная разница между Пушкиным и Фонвизиным, междурусским реализмом XIX в.
и русским классицизмом XVIII в.,между тем подходом к человеку, который стал возможен дляПушкина только в результате пройденной им школы романтического историзма и психологизма, и тем пониманием природычеловека, которому остался верен Фонвизин, не принявший«Исповеди» Руссо — один из самых важных эстетических источников европейского романтизма.414041Там же, стр.
169.См.: Ю. М. Л о т м а н . Руссо и русская культура XVIII века. В кн.:Эпоха Просвещения. Изд. «Наука», Л., 1967, стр. 255—257.24Из сказанного выше ясно, почему нам представляется неправомерным определение «Недоросля», несмотря на все неоспоримоезначение этой комедии-сатиры в истории русской литературыи русской общественной мысли, как явления литературы реалистической, ибо то, что у нас еще продолжают называть элементами реализма, приобретает это значение только в системе реалистического художественного миропостижения, а никак не раньше.Возвращаясь к вопросу, поставленному вначале, следует сказать, что предложенная нами постановка вопроса о классицизмедолжна быть проверена на совокупности литературного движения эпохи и только тогда из гипотезы — если приобретет необходимую доказательность — может превратиться в теорию, т.
е.теоретически раскрыть действительные художественные принципы русского классицизма.Г Л А В АПАвтор и тема в одеV,^Ода, в том ее виде и значении, какое она получила с середины1730-х годов у Тредиаковского и затем у Ломоносова, рассматривается обычно как жанр, в максимальной степени отражающийбезличностную, антииндивидуальную сущность литературы классицизма.В литературном создании XIX и XX вв. ода как бы представляла собой русский классицизм, со всеми его несовершенствамии слабостями. Судьба оды в русской литературе — это и судьбасамого классицизма.
Ее неограниченное и пеоспариваемое первенство среди других жанров и сокрушительное падение послеполувекового господства — самое яркое выражение обусловленности развития одического жанра общим ходом развития русскогоклассицизма в связи с особенностями движения национальной„культуры в XVIII в.2}Именно поэтому с оды всего естественнее начать анализ русского классицизма с помощью предложенного нами критерия —меры и степени проявления в каждом жанре подчеркнутого, ощутимого, нескрываемого отношения автора к его теме, к предметуизложения.1Оды Ломоносова уже к пушкинскому времени перестали читаться.-Однако спор о Ломоносове, начавшийся еще в 1750-е годы, небыл закончен.
С особенной остротой вопрос о месте оды в живомдвижении русской поэзии был поставлен в 1824 г. ВильгельмомКюхельбекером. Его статья «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» ] явилась програм1«Мнемозина», СПб., 1824, ч. II, стр. 29—44. О значении этой статьиКюхельбекера в истории русской критики см.: Ю. Н. Т ы н я н о в . Архаисты и поваторы. Изд.
«Прибой», Л., 1929, стр. 190—206; Н. И. М о р д о в и е й к о. Русская критика первой четверти XIX века. Изд. АН СССР,М.—Л., 1959, стр. 215—222; В. Г. Б а з а н о в. Очерки декабристской литературы. Поэзия. ГИХЛ, М.-Л., 1961, стр. 270—274.2(5М11ЫМ выступлением в защиту оды и одической традиции.