И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Княжнин в предисловии к «Росславу» заявил,что он пишет трагедию, в которой будет изображена не «страстьлюбви», а «любовь к отечеству». В трагедии Николева тиран излодей «российский царь» Мстислав объявляет «страсть любви»владычицей мира:Любовь, которой все подвластны смертны роды!Владычица сердец, владычица природы,Превыше всех страстей, законов и ума,Она в подсолнечной всему закон сама,И мужество и честь бессильны перед нею,Она сотворена природы быть душею,Она судила мне тобою ввек гореть!И, строго воружась на слабо вещество,Вини! но не меня, творца и естество.666465Там же, стр.
239.См.: А. К а д л у б о в с к и й . «Сорена и Замир» Николева и трагедииВольтера. Известия Отделения русского языка и словесности, СПб., т. XII,1907,66 кн. 1, стр. 185—204.Н. П. Н и к о л е в . Сорена и Замир. В кн.: Стихотворная трагедияконца XVIII—начала XIX века. М.—Л., 1964, стр. 71.148Мстислав, который является в известном смысле повторениемсамого значительного из сумароковских злодеев, Димитрия Самозванца, движим не злостью и ненавистью к человечеству, какего предшественник, а любовью к Сорене. Любовь, следовательно,оказывается причиной отказа Мстислава следовать рассудку,долгу, царским обязанностям:О строгий судия деяния людей!Бог равнодушия! Раб пламенных страстей!Рассудок! коль тебе в нас сердце не подвластно,Почто против него бунтуешь ты всечасно?Бунтуй! ..
Не допускай злодейство к торжеству!Дай силы новые душе и веществу! 67Формально в трагедии Николева все происходит как у Сумарокова, т. е. тиран посрамлен, хотя (в отступление от благополучных развязок Сумарокова) гибнут и Замир и Сорена. Но посуществу главный конфликт трагедии Николева — это противопоставление современного человека, в котором конфликт его природы (страстей) и рассудка не разрешим вообще и во всякомслучае не разрешим официальной религией, язычникам половцам, которые являют собой пример душевной цельности, чистотыи героизма.
Вместо героического патриотизма Росслава Николевпоказал современного человека как жертву раздвоенности. Именнопоэтому Николев мог поселить половецких князей в Полоцке, онсделал это не по невежеству, как думали позднейшие критики,а по совершенному безразличию к историческому обоснованиютрагедийного конфликта. Еще в большей степени, чем Княжнин,Николев интересуется философско-политическим содержаниемконфликтов своей эпохи; он не видит надобности в поисках исторического их объяснения и довольствуется тем же, что и Княжнин, прямым общением с театральным залом и той же системойдекларативных афоризмов.Сентенции и афоризмы в трагедии Николева высказываютсяв основном положительными ее героями. Самый же характер этихафоризмов совершенно не зависит от того, кто эти афоризмыв данный момент произносит — Сорена или Замир.
Так, например,Замир говорит Сорене о том, каковы ему показались гражданеПолоцка после его возвращения:Везде... везде встречал тирана иль раба!68В следующем явлении Сорена говорит своей наперснице:В злодеях злости нам не можно излечить.Все в добрых есть добро, в тиранах все тиранство.69Там же, стр. 99.Там же, стр. 85.Там же, стр.
87.149Но в отличие от Княжнина Николев сохраняет в своей трагедии резонера — Премысла, который, подобно Пармену в «Димитрии Самозванце», наставляет Мстислава и высказывает несомненные общие истины без всяких эмоций:Политика царей не есть закон коварства,Но добродетели и целость государства.Свет можно обмануть, но бога никогда.Злодейство перед ним злодейство ость всегда.70Характерно для реплик и монологов Премысла, что в нихочень редки выражения его эмоций, и поэтому его речи почтилишены восклицательных знаков, очень частых в речах Мстислава, Замира, Сорены.Обращенные более к зрителям, чем к сценическим протагонистам, монологи и реплики афористически-сентенциозного типав трагедиях послесумароковской эпохи, особенно у Княжнина иНиколева, приобретают совершенно особое значение.
Они как быотрываются от контекста трагедии и начинают жить самостоятельной литературной жизнью. Французская трагедия XVIII в.знает даже особый термин для таких стихов — «vers a retenir»,т. е. стихи для запоминания, для памяти. Русская сцена не пользовалась каким-либо специальным обозначением для таких трагедийных афоризмов, хотя они с 1780-х годов стали почти обязательным элементом в структуре послесумароковской трагедии.И драматурги стали заботиться уже не столько о полноте и тщательности разработки и отделки целых монологов, сколько обударной силе афористических строк. Так, в монологе Зафиры(«Росслав», действие V, явление 3), состоящем из двадцати однойстроки, на особенное внимание зрителей и, конечно, на запоминание были рассчитаны только две строки, которые могли бытьили не быть в составе данного монолога, так как в них высказывалось обобщение, совершенно не обязательное в данном контексте.
Зафира, возмущенная трусостью воинов, не решающихсяподдержать ее в борьбе с Христиерном, высказывает мысль гораздо более общего порядка,— мысль, применимую к политическим ситуациям в любой стране и в любое время:Коль царствует порок, а добродетель мертва,Когда иль всё тиран, иль всё на свете жертва.. РЭмоциональная сила подобных афористических высказыванийтрагедийных персонажей обусловливалась не только их предметным, прямым значением, но и их функцией — непосредственногообщения автора со зрительным залом.
«Душевный голос» автора,о котором писал Сергей Глинка, имея в виду трагедии Сумарокова, в трагедиях Княжнина и Николева получил возможность7071150Там же, стр. 117.Я. Б. К н я ж н и н , Избранные произведения, стр. 244.прямого выражения, он стал вне- и надсюжетным элементомтрагедийной структуры, основным лирическим монологом, в котором уже не персонажи, а сам автор высказывался и прямо обращался к своей аудитории. Трагедия углубленного самоанализаи внутридушевных конфликтов сменилась трагедией декламационной, декларативной.
Лиризм в ней отделился от действия. В трагедиях Сумарокова само действие было сосредоточено в сфередушевно-лирической. Теперь лиризм сосредоточился в прямых,«рупорного» типа высказываниях, а персонажам осталось действие. Поэтому для трагедий драматургов послесумароковскойэпохи характерны усложнение сюжета в духе драматургии Вольтера и его школы, использование сценических эффектов разногорода, вплоть до появления гробницы на сцене в трагедии Княжнина «Владисан» (1787). Простота композиции и сюжета трагедий Сумарокова была забыта, равно как и отчетливость егоэтико-исторической концепции.Развитие традиций трагедии Княжнина—Николева в началеXIX в.
осложнилось появлением новых художественных элементову драматургов нового поколения. Трагедийное содержание, трагедийная проблематика получили конкретно-исторический второйплан. Сквозь сюжет трагедии на любую историческую тему сталопросвечиваться реальное движение современной истории, ее действительно совершающиеся или совсем недавно совершившиесясобытия. Одип из наиболее характерных примеров — трагедияКрюковского «Пожарский», успех которой не уступал успеху«Димитрия Донского» Озерова. По своей стилистике она не менее,чем трагедии Озерова, может дать представление о характере перестройки трагедийного стиля в это время.72 В «Воспоминаниях»Жихарева описано впечатление зрителей первого представления«Пожарского»: «Вот, наконец, появился Пожарский (Яковлев).Он остановился посредине сцены, прискорбно взглянул на златоглавую Москву, прекрасно изображенную на задней декорации,глубоко вздохнул и с таким чувством решимости и самоотвержения произнес первый стих своей роли:Любви к Отечеству сильна над сердцем власть! —что театр затрещал от рукоплесканий.
Но при следующих стихах:То чувство пылкое, творящее героя,Покажем скоро мы среди кровава боя.Похищенно добро нам время возвратить! —начались топанья и стучанья палками и раздались крики „браво!браво!" до такой степени оглушительные, что Яковлев принуж72См.: В. А. Б о ч к а р е в. Стихотворная трагедия конца XVIII—начала XIX века. В кн.: Стихотворная трагедия конца XVIII—началаXIX века. Изд. «Советский писатель», М.—Л., 1964 (Библиотека поэта.Большая серия), стр. 31—34.151ден был оставаться минуты с две неподвижным и безгласным.С таким восторгом приняты были почти все стихи из его роли,которая состоит из афоризмов и декламаций о любви к отечеству.На трактацию сюжета и роли других актеров публика не обращала никакого внимания: она занималась одним ПожарскимЯковлевым, и лишь только он появлялся, аплодисменты и крикивозобновлялись с большей силою.
Я запомнил несколько стихов,которые более других на меня подействовали:Погибни лучше все! и град порабощенныйВ отеческой стране рукой иноплеменнойГотов разрушить я, в прах здания попрать,Во храмы бросить огнь и пламенем объятьИх гордые главы, что в золоте сияютИ блеск протекшего величия являютРоссия не в Москве — среди сынов она,Которых верна грудь любовью к ней полна.. .».73И, заканчивая записи своих впечатлений, Жихарев прибавляет: «Восторги зрителей при первом представлении „ДимитрияДонского" в сравнении с нынешними могут назваться умеренными».74Приведенные Жихаревым отрывки из реплик Пожарскогодостаточно характерны для трагедии Крюковского.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
