И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 33

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 33)

П. С у м а р о к о в . Избранные произведения, стр. 428.139Перед царем должна быть истина бессловна,Не истина царь, — я; закон — монарша 46власть,А предписание закона — царска страсть.Несколько иными словами то же самое говорит о ДимитрииКсения:Увяла правда вся, тирану весь закон—Едино только то, чего желает он.. ,47Личность, противостоящая закону, истине, премудрости, идееобщего блага, — вот сумароковский злодей. Он не может дей­ствовать иначе, такова его природа, и он с полным хладнокро­вием готов к любым нарушениям всех законов — и божеских, ичеловеческих.При этом в борьбе с истиной Димитрий опирается на като­лическую церковь, рассчитывает на поддержку римского папы,т.

е. вступает в союз с самым сильным и опасным врагом про­свещения и прогресса, каким считал католическую церковь Су­мароков, не говоря уже о его современниках, французских про­светителях. Но, опираясь на римско-католическую церковь, Ди­митрий лишен всякого религиозного чувства, его религия — этоэгоизм, и он оказывается в какой-то мере (по Сумарокову)чуть ли не материалистом гельвецианского толка:Для собственности всяк живет на свете сем,Всё в мире пагубно и развращенно в нем.Хочу тираном быть.

Все хвалят добродетель, 48На свете коей нет, чему есть мир свидетель.. .Злодей считает, что все движимы теми же мотивами себялю­бия, эгоизма и корыстолюбия, что и он сам. По его мнению, всеразговоры о добродетели — только лицемерие людей, умело скры­вающих свои истинные намерения и расчеты. «Злодейскаядуша», таким образом, хочет заменить общий закон человеческойнравственности своим собственным, законом себялюбия и ко­рысти.В своей оценке человечества, его нравственного ничтожестваДимитрий абсолютно последователен. В ответ на реплику Ксе­нии, указавшей ему, что он не должен себя исключать из общейхарактеристики подлости человеческого рода, Димитрий с нейполностью соглашается:Когда бы менее самолюбив я был,Давно б Димитрия Димитрий погубил,И, если б было льзя с собою разделиться,Я стал бы мукою своею веселиться,Готовый сам себе в мученьи сострадатьИ на отчаянье отчаян соглядать.4946474849140ТамТамТамТамже,же,же,же,стр.

431.стр. 438.стр. 455.стр. 456.«Истина», «власть», «царь», «подданные», «долг» — все этипонятия у Димитрия приобретают иной, извращенный, преврат­ный вид, иное значение. Спор, в котором злодей оказывается по­бежден только силой оружия, приводит к неожиданному длядраматурга результату: незыблемая шкала ценностей подвергаетсясомнению. Если возможно толкование «истины» или «власти»с прямо противоположных позиций, то возможно сомнение ив истинности самого принципа единственно верного толкования.Относительность значения — вернее, возможность такой относи­тельности,— позднее, в романтическую эпоху, широко использо­ванная драматургами и поэтами, только-только намечается в тра­гедиях Сумарокова, но именно она и придает им эмоциональнуюживость и полноту.Анализ отношения персонажей к понятиям в трагедии Сума­рокова заменяет то, что позднее было бы названо анализом пси­хологии.

Как правило, герои у него занимаются анализом соб­ственной идеологии, своего понимания тех или иных проблем по­литики и этики.Бурновей, главный злодей, интриган и заговорщик в трагедии«Мстислав», таким образом анализирует свое гнусное и лицемер­ное поведение (он обвинил Ольгу в стремлении отнять Киеву Мстислава, тогда как это было его собственное намерение):Злочестия нельзя мне было отменить;Осталося одно — невинную винить.Мне легче клястися,и лгать, и лицемерить,Как таинство 50 свое без огражденья вверить.Давно на свете я и знаю, свет каков:Мир весь неправеден и Бурновей таков.51Бурновей вполне, как видно из его слов, отдает себе отчетв том, что он делает, каковы последствия его поступков и как ихможно морально квалифицировать.

Злодей не знает сомнений, онне подвержен колебаниям, его не раздирают противоречивыечувства, он и в этом смысле вне нормы, «изверг естества», т. е.природа его извергнула из себя.Человек нормы, живущий в мире этики, человек нормальнойчеловеческой природы подвержен воздействию различных стра­стей и идей; в нем может происходить борьба, временно в немстрасть может победить долг, любовь — преданность истине игражданским обязанностям, но все же нормальный человек, а не«злодейская душа» выходит победителем из борьбы с самимсобой. Почему это возможно? Почему такая победа неизменноприсутствует во всех трагедиях Сумарокова? Именно в силу того,что его персонажи обладают полнотой самосознания и владеютметодологией самоанализа.5051Таинство — здесь «тайна».А. П.

С у м а р о к о в , Полноеизд. 2-е, М., 1787, стр. 149.собраниевсехсочинений,т. IV,141Вопреки Монтескье, честь изображается у Сумарокова каксуществующее, действенное этическое начало, живущее в созна­нии каждого человека. Оно живет ы в душе того, кто не следуетего «уставам», живет как сознание своей «бесчестности», своегоотпадения от принципов чести.

Любочест, поднявший восстаниепротив Вышеслава и прощенный им, говорит о себе:Противный всей земле, противный небесам,Противный зданию, пустыням и лесам,Противный воздуху, которым ныне дышу,Я гласы совести ежеминутно слышу.52Рационально-понятийное начало в трагедиях Сумарокова,представленное честью, теряет свою жесткую смысловую опре­деленность, в нем появляются новые оттенки, а основной егосмысл получает относительное значение в зависимости от траге­дийной ситуации. Лирическая стихия как бы размывает твердостьэтической системы и ее опорных понятий. Этому способствуютеще и намеренная упрощенность всей структуры трагедии, отказот сложного сюжета и сценических эффектов, которыми такохотно пользовался Вольтер, один из учителей Сумарокова-дра­матурга.

В «Семире», например, все подчинено одной ситуации —отношениям Семиры и Ростислава, все остальные линии взаимо­действий персонажей от нее зависят. Поэтому самораскрытие исамоанализ заменяют в трагедиях Сумарокова внешнее действиеи сосредоточивают внимание зрителя на слове, на оттенкахсмысла, на взаимовлиянии понятий.Относительность понятийного содержания возникает в траге­диях Сумарокова не только при столкновении полярно противо­положных, различных точек зрения, в борьбе различных миро­воззрений. Такая относительность возникает и в частных случаях,где действуют не только общие законы идеологических расхожде­ний, но и когда вносятся индивидуальные оттенки смысла, свя­занные с позицией данного персонажа в основном сюжетномконфликте трагедии.Так, в трагедии «Вышеслав» можно наблюдать, как колеб­лются значения одного и того же понятия в зависимости от ме­няющегося контекста, в который оно попадает.

Вышеслав говорито том времени, когда он еще любил Зениду, и как затем всевнезапно переменилось:Зениду рассмотрев, прекрасной я дивился;Но час, назначенный любить, не вдруг явился,И ах! не вдруг мое он сердце распалил,Зенидины красы без страсти я хвалил;Но некой пагубной, предписанной минутой,Тронул меня огонь незапно страсти лютой.535253142Там же, стр. 45.Там же, стр. 6.В первом случае «без страсти» означает «без увлечения», «безжара», «без волнения»; основное значение появляется во второмслучае, когда «страсть» означает любовь, всепроникающее чув­ство, целиком овладевшее Вышеславом.Наличие колебаний в употреблении слов заставляет отнестисьс некоторым сомнением к общепринятому мнению о понятийностипоэтической лексики, русского классицизма.

Понятийность, по-ви­димому, была скорее общей тенденцией стиля, так сказать смы­словым пределом, к которому стремилось слово, но которого ни­когда достичь не могло в силу особых функций, ему присущихв поэтическом стиле.Слово в сумароковской трагедии демонстрирует широту ди­апазона своих смысловых возможностей еще при помощи изве­стного в «риториках» эпохи приема так называемого наклонения:Зенида! ты мой нрав во всем переменила,5И, пленна будучи, пленившегопленила. *Этот пример очень интересен тем, что в пределах одной строкипоэт употребляет одно и то же слово в двух значениях: прямоми переносном.

Зенида взята в плен воинами Вышеслава, в этомсмысле она его «пленница», но любовь сделала его «пленником»его же собственной «пленницы». Прямое значение переходитв переносное, в поэтическое в собственном смысле.Смешение, даже сближение прямых и переносных значенийСумароков позволяет себе вполне в «ломоносовском» духе, т. е.в той метафорической форме, которую он с полемической стра­стью осуждал у своего великого современника.Влачишь и взор ты мой и сердце ты с собой.Взор и сердце «влачатся» вслед за Зенидой; если взор сле­дует за ней в пределах видимости и потому здесь слово «вла­чится» имеет вполне предметное значение, так как переносностьего не ощущается, то сердце, которое тоже «влачится» за пред­метом любви, уже оказывается членом метафорического выраже­ния, а не прямого изображения конкретного отношения вещейили предметов.4Новая манера драматургов, пришедших на смену Сумарокову,явилась следствием тех изменений, которым подверглась его соб­ственная драматургическая манера в последних трагедиях.

Характеристики

Список файлов книги