И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 29
Текст из файла (страница 29)
Семира отказывается открыть Олегу, кто выпустилее брата Оскольда из темницы и помог ему бежать из Киева.Олег ей говорит:По исполнении злодея крыть порочноИ сожалеть о нем бесчестно и беспрочно.Когда ж не смыслишь ты о чести рассуждать,Так я тебе могу и наставленье дать.Что честно или нет, я это разумею,А научить тебя я способы имею.8Семира, возмущенная этими его требованиями, заявляет, чтоу нее есть свое представление о чести и что оно имеет всеобщийхарактер и не зависит от общественного положения или поворотов судьбы:Ты хочешь научить меня о чести знать?!Старайся у меня ты лучше перенять!Не думай, что она со счастием спряженна 9И что противностьми быть может пораженна.Честь в изображении Сумарокова при всеобщности своейвласти над сознанием его героев получает все же различное содержание в зависимости от той ситуации, в которой они находятся.
Для Оскольда его честь — это восстановление свободыв Киеве, захваченном Олегом. Он говорит Олегу:Коль дружбы пленника ты, князь, не презираешь,Когда честных людей и в узах почитаешь,Не трать напрасно слов к покорству мя привлечь:Не действует твоя в моем рассудке речь,Советований я ничьих уже не внемлю,Без пользы свету жить — тягчить лишь только землю!Лишившись скипетра, мне свету чем служить?Я добродетель здесь хотел восстановить,Возобновить златой век радостей во граде,Лукавство выгнать вон и заключить во аде,89124А. П. С у м а р о к о в , Избранные произведения, стр. 406.Там же.А ныне, если бы толико подл я был,Чтоб жизнь поносную я чести предпочтил,На утесненную взирая добродетель,Бед подданных своих я б только был свидетель.10А жизнь в плену, под властью Олега, жизнь «свидетеля»чужого торжества для Оскольда — бесчестие, нарушение основного правила жизни.Ростислав, пожертвовавший своей честью ради любви к Семире, в ответ на ее слова, что она готова умереть вслед за ним,так объясняет свой поступок и свои чувства:А если в вечный мрак последуешь за мною,Сразишь мя жалостно вторичною виною,И будет тень моя, из темной глубиныНа небо вопия, твои гласить вины:Что ты бесчестию мя страстью покорила,Что славу ты мою в бесславье претворилаИ, честь мою совсем в бесчестье пременя,Взяла свирепо жизнь два раза у меня.11По сравнению с песнями Сумарокова, где основной темойбыла любовь и порожденные ею душевные состояния, онв трагедиях усложнил изображение души своего современника.При этом ему пришлось выйти за пределы частной жизни и частного интереса в сферу общих интересов и общественных страстей.
Честь, в борьбе и взаимопроникновении с которой он теперь показывает любовь, это уже понятие, в большей степенизаимствованное из общепринятой классификации страстей разума, чем из сферы эмоциональной.Уже первые рецензенты «Синава и Трувора» высказывалисомнения в исторической достоверности некоторых суждений иречей сумароковских персонажей. Так, Готшед, в общем оченьвысоко оценивший эту трагедию Сумарокова, писал: «Характерыи нравы также вероподобны, по крайней мере согласно нашимнравам, — хотя можно было бы усомниться, что русские князья,в особенности древних времен, могли иметь столько мягкосердечия и нежных склонностей».12 Через пятьдесят лет в болеерезкой форме этот упрек Сумарокову высказал Карамзин: «Называя героев своих именами древних князей русских, не думалсоображать свойства, дела и язык их с характером времени».13Вопрос, следовательно, ставился так: сознательно ли Сумароков пренебрегал исторической достоверностью характеровсвоих трагедийных героев или у него была своя точка зрения101112Там же, стр.
388.Там же, стр. 416.Цит. по статье: Г. А. Г у к о в с к и й . Русская литература в немецком журнале XVIII века. В кн.: XVIII век, сб. 3. М.—Л., 1958, стр. 388.13Н. М. К а р а м з и н , Избранные сочинения в двух томах, т. 2,изд. «Худож. литература», М.—Л., 1964, стр. 170.125на Киевскую Русь, свое понимание истории, которым он и руководствовался?Сумароков для своих героев находит одно главное мерилоих поведения — честь. Решение вопроса о характере исторической концепции сумароковских трагедий зависит от решения вопроса более частного: на чем основывается это изображение особой роли понятия чести в трагедиях Сумарокова — на переосмысленном применительно к русским условиям учении Монтескьеили на знакомстве с какими-нибудь историческими источниками,в которых Сумароков мог найти изображение чести как мерилаобщественного поведения? Иными словами: создавал ли Сумароков политическую утопию или был верен истории — разумеется, так, как он ее понимал?В новейших исследованиях лексики памятников литературыи письменности киевского периода приводится много примеровупотребления понятия «честь», но всегда неразлучно с понятием«слава».
Нижеприведенные примеры взяты в работе В. П. Адриановой-Перетц. Она пишет: «В Ипатьевской летописи Игорьпосле первого удачного боя с половцами говорит дружине, невыделяя себя и других князей: „Се бог силою своею возложилна врагы нашу победу, а на нас честь и слава"».14 И в Лаврентьевской летописи: «Князья хвалятся, что они пойдут так далеков Половецкую землю, „где же не ходили ни деди наши, а возьмем до конца свою честь и славу11».15 По мнению В. П. Адриановой-Перетц, «здесь употреблена формула, известная, например,в Новгородской IV летописи, где под 1216 г.
читаем: „И ту нощьстоявше князи, победивше сильнии полки и вземше свою честьи славу11».16Такую обязательность сочетания славы и чести нарушаетпример из «Изборника Святославова 1076 г.»: «Приимше бовласть... от друг своих славы хотять, от меныпиих поклоненияпросять и чести». Как следует из последнего примера, честьзанимает подчиненное положение в этой двуединой формуле.Такого особенного понимания чести, какое высказано в трагедиях Сумарокова, в литературе Киевской Руси мы не находим.Слава и честь означают лишь различные степени одного, общего представления о почестях, о заслугах, добытых преимущественно на поле брани.Д. С. Лихачев считает, что «парные сочетания» в русскойлитературе XI—XIII вв. восходят к стилистической симметриипсалмов. Среди приводимых им примеров из «Слова ДаниилаЗаточника» отмечу один, который свидетельствует о живучестипарного сочетания понятий чести и славы.
Заточник говорит:14В. П. А д р и а н о в а - П е р е т ц . «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI—XIII веков. Изд. «Наука», Л., 1968, стр. 67.15Там же, стр. 68.16Там же.126«Паволока бо испестрена многими шолкы и красно лице являеть;тако и ты, княже, многими людми честен и славен по всемстранам».17Ю. М. Лотман в работе, посвященной исследованию интересующей нас пары понятий, пишет: «Анализ убеждает нас, что„честь" и „слава" в системе идеологических терминов раннегорусского феодализма отнюдь не были синонимами».18 И нижеЮ.
М. Лотман проводит интересное разграничение смысла этихпонятий: «„Честь" подразумевает материальную награду (илиподарок), являющуюся знаком определенных отношений. „Слава"подразумевает отсутствие материального знака. Она невещественна и поэтому — в идеях феодального общества — болееценна, являлась атрибутом того, кто уже не нуждается в материальных знаках, так как стоит на высшей ступени. В частности, поэтому славу можно принять от потомков, далеких народов, купить ценой смерти, честь — лишь от современников».19Соответствует ли это объяснение действительной иерархиипонятий «честь» и «слава», могут ответить только специалисты.Для нашей цели важно несомненно доказанное наличие понятия «честь» в самых различных произведениях древнерусскойлитературы и очень интересно обоснованное представлениео чести как некоей выгоде или материальном поощрении.Следовательно, ответ на тот вопрос, который мы перед собойпоставили: мог-ли Сумароков найти понятие чести в литературеКиевской Руси, получает положительное решение.
Да, мог найти.Но совершенно очевидно, что понятие чести получило в литературе классицизма, и у Сумарокова прежде всего, «совершенноиное значение», как справедливо пишет Ю. М. Лотман.20Остается нерешенной еще одна проблема: с какими собственно памятниками древнерусской литературы мог быть знакомСумароков? Откуда он черпал материал для создания своих трагедий о чести и любви?В печатных руководствах по русской истории, таких как «Синопсис», Сумароков мог найти «честь» в конкретном значениипочетного приема, угощения.