И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Так, в «ГимнеАмуру» Шолье мы находим изображение власти любви и сладости мучений, ею причиняемых, которое так характерно длялюбовных стихов и песен Тредиаковского:Amour, je dois a ta mereL'objet charmant, que je sers:Tu lui donnas l'art de plaire,Et tant d'agrements divers,Que tu m'as forge des fersLe plus doux, les plus legers,Qu'ont ait forges a Cythere.Que tes peines ont des charmes!Qui les souffre est enchante.Toi qui sais jusques aux larmesMeier de la volupte,Fais au moins que la beauteQui ravit ma liberteТе rende avec moi les armes.46Гимн АмуруАмур, я обязан твоей материОчаровательным предметом, которому я служу:Ты дал ему уменье нравитьсяИ столько разных прелестей,Что сковал мне цепи,Самые сладостные, самые легкие из тех,Которые куются на Цитере.45В числе поэтов-либертенов Спинк называет еще и мадам Саблиер(1640—1693).
Ее имя Тредиаковский вставил в свой перевод стихотворения Т. Мора:Прославила женск полГлубока Дасиера;Могла ль тот свергнуть в долИсправна Саблиера?(В. К. Т р е д и а к о в с к и й , Избранные произведения, стр. 334).4GG. A. C h a u l i e u , Oeuvres, vol. 2, A la Haye, 1777, p. 108.8*115Сколько очарования в твоих мучениях!Тот, кто от них страдает, счастлив.Ты, который умеешь примешиватьНаслаждение даже к слезам,Сделай по крайней мере так, чтобыКрасавица, которая похищаат мою свободу,Сдалась тебе вместе со мной.Есть у Шолье и ода «Похвала непостоянству» (1700), в которой, обращаясь к вздыхающим пастушкам и пастушкам из романсов, он призывает их к радостям недолгой любви и к постояннойсмене привязанностей:Que servirait Fart de plaire,Sans le plaisir de changer?Et que peut-on dire et faireToujours au meme berger?Pour la beaute infidellesEst fait le don de charmer,Et ce ne fut que pour ellesQu' Ovide fit l'Art d'aimer.47Похвала непостоянствуК чему было бы искусство нравитьсяБез радости перемен?И что можно говорить и делатьВсе с одним и тем же пастушком?Дар очаровывать создан для неверныхКрасавиц, и именно для них ОвидийСоздал «Искусство любви».И заканчивает эту оду Шолье утверждением непостоянствакак закона любовных отношений:Aimons done, changeons sans cesse;Chaque jour nouveaux desirs:S'est assez que la tendresseDure autant que les plaisirs.Dieux! ce soir qu'Iris est belle 1Son coeur, dit-elle, est a moi;Passons la nuit avec elle,Mais comptons peu sur sa foi.48Будем же любить, будем же без конца изменять;Что ни день — новые желанья;Достаточно, чтобы нежность длиласьСтолько же, сколько наслажденье.Боги! Как Ирис прекрасна сегодня вечером!Ее сердце, говорит она, принадлежит мне;Проведем же с ней ночь, но не будемСлишком рассчитывать на ее верность.Каковы же были условия и возможности для знакомства Тредиаковского с поэзией Шолье, Лафара и других поэтов-либертенов?Мне уже приходилось писать о том, что знакомство Тредиаковского с французской литературой началось за два года до его4748116Там же, стр.
192.Там же, стр. 194.приезда в Париж, в Голландии, где он, «обретаясь» в штате русского посла И. И. Головкина, «обучился французскому языку».Среди книг на французском языке, свободно выходивших в Голландии, Тредиаковский, по-видимому, должен был обратить внимание на сборник двух поэтов, изданных вместе в 1724 г.: поэтические произведения аббата Шолье и маркиза Лафара (очевидно,указано мнимое место издания — Амстердам).Обоих поэтов уже не было в живых, но это был первый печатный сборник популярных поэтов-либертенов.
Рецензент этогоиздания начал свой отзыв с указания, что «достаточно некоторогоопыта светской жизни, чтобы иметь представление об известности стихотворений Шолье и Лафара».49 Приведя несколько пространных цитат из стихотворения Шолье «Послание к шевальеБуйону», рецензент осторожно замечает: «Мы не будем разбираться, действительно ли подобные выдумки делает вольнодумцев более счастливыми, чем надежда на будущую жизнь, которуюнам внушает вера; она же и создает действительное счастье дляподлинно благочестивых людей.
Мы пишем в журнале, а не сочиняем богословский трактат».50 Таким образом, читатели рецензии из намеков ее автора могли понять, что Шолье придерживается системы философских представлений, не очень-то одобряемых церковью.Рецензент сборника Шолье, изданного вновь в 1731 г., утверждает равноправие малых жанров, легкой поэзии с большимижанрами — с эпосом и трагедией: «Доброжелательный прием, который оказала публика сборнику стихов Шолье, кажется, убеждает в его столь же славной судьбе».51 И Вольтер в поэме«Храм вкуса» среди немногих поэтов, которых он хвалит, называет Шолье.Из этих отзывов видно, что поэзия Шолье именно в парижские годы Тредиаковского привлекла к себе внимание литературных кругов Франции и, как нам кажется, повлияла на молодогорусского поэта, способствовала разработке его собственной философии любви и любовной лирики в духе эпикурейцев-либертенов,в духе Шолье и Лафара.Успех любовной лирики Тредиаковского в 1730-е годы, еераспространение в песенных сборниках объясняют нам, почемуСумароков в своей «Эпистоле о стихотворстве» отвел песне в десять раз больше строк, чем Буало в «Поэтическом искусстве».Сумарокову надо было не только изложить свое собственное понимание жанра любовной песни, но и доказать несовершенство49Там же, стр.
323 (издатели включили в этот том рецензии на первый сборник Шолье).50Там же, стр. 329.51Там же, стр. 334.117и «неправильность» уже существующего песенного репертуара, иособенно песен своего главного соперника — Тредиаковского.Раздел о песне в «Эпистоле о стихотворстве» содержит оченьконкретную критику неприемлемого для Сумарокова песенногостиля:О песнях нечто мне осталося представить,Хоть песнопевцев тех никак нельзя исправить,Которые, что стих, не знают, и хотятНечаянно попасть на сладкий песен лад.Не делай из богинь красавице примераИ в страсти не вспевай: «Прости, моя Венера,Хоть всех собрать богинь, тебя прекрасней нет».Кудряво в горести никто не говорил:Когда с возлюбленной любовник расстается,Тогда Венера в мысль ему не попадется.52Сумароков прежде всего отвергает засилие античных мифологических имен (Венера, Купидо) вперемежку с другими мифологическими аксессуарами, характерное для литературной песнии для песен Тредиаковского.Сумароков отбросил все, что ему казалось лишним и мешающим силе непосредственного воздействия песни.
НоваторствоСумарокова в этом виде поэзии проявилось и в его тематике,и в стиле, и в разработке стиховой формы. Рядом с критикойчужой песенной системы в «Эпистоле о стихотворстве» предложено было принципиально новое истолкование самой природыпесни, ее поэтического смысла и этического пафоса:Слог песен должен быть приятен, прост и ясен,Витийств не надобно; он сам собой прекрасен;Чтоб ум в нем был сокрыт и говорила страсть;Не он над ним большой — имело сердце власть.Скажи прощаяся: «Прости теперь, мой свет!Не будет дня, чтоб я, не зря очей любезных,Не источал из глаз своих потоков слезных,Места, свидетели минувших сладких дней,Их станут вображать на памяти моей.Уж начали меня терзати мысли люты,И окончалися приятные минуты.Прости в последний раз и помни, как любил».53Уже в этом конспективном изложении основной песенной ситуации совершенно ясно несогласие Сумарокова с концепциейлюбви Тредиаковского и его учителей, поэтов-эпикурейцев.В основе подавляющего большинства песен Сумарокова лежитпредставление о любви как источнике и причине самых значи52А.
П. С у м а р о к о в , Избранные произведения, изд. «Советский писатель», Л., 1957 (Библиотека поэта. Большая серия), стр. 123—124.53Там же, стр. 124.118тельных в жизни человека горестей, о внутреннем драматизмеэтой страсти.Не выходя за пределы любовной темы, из рамок отношенийдвух любящих, — отношений, в свою очередь сведенных к простейшей ситуации (измена или разлука, а часто и то и другоевместе), Сумароков сумел выразить новое понимание любовногочувства.
Любовь предстает в сумароковских песнях как чувство,которое не может быть ни развлечением, ни игрой; оно не подчиняется власти рассудка, оно заполняет всего человека, и он нев силах по собственной воле любить или не любить. Так, в однойиз песен 54 влюбленный юноша, жалующийся на измену «драгой»*сначала сетует на то, что весь мир, вся природа для него окрасилась траурным цветом:Плачьте вы, печальны очи, бедно сердце унывай,И веселые минуты дней прошедших забывай,Коль драгая изменила — все противно стало мне,Все противно, что не вижу в сей приятной стороне.Как ни старается он себя чем-либо утешить, сколько не смотрит на цветущую природу, горе все равно в нем самом, от негонет убежища:О прекрасные долины и зеленые луга,Воды чистых сих потоков и крутые берега!Вы уже не милы стали, я уже от вас бегу,Но нигде от сей печали я сокрыться не могу.И тут происходит неожиданное изменение всей психологической ситуации.
Герой хочет поступить как традиционный песенный персонаж — отплатить изменой за измену, забыть свою неверную возлюбленную, променять чувство на чувство, увлечьсянойой любовью, забыть прежнюю любовь и все свои страдания.Но это оказывается невозможным, и не из-за каких-либо внешних препятствий. Возникает неожиданное сдерживающее начало, о котором герой и не подозревал ранее:Взор прелестной, нежны речи я стараюся забытьИ такою же изменой намеряюсь заплатить,Но к лютейшему несчастью мне неверная мила.Для чего она прелестна? Для чего склонна была?Ты, с другим в лугах гуляя, если вспомнишь обо мне,Знай, что я в несносной скуке воздыхаю по тебе,Ты хотя меня забыла, мне нельзя тебя забыть,Я изменой за измену не могу тебе платить.Таким образом, чувство для персонажей сумароковских песеноказывается не мелкой разменной монетой в любовной игре, несалонным флиртом, а истинной, глубокой и всепокоряющейстрастью.54А.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
