И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 19
Текст из файла (страница 19)
Это мнение разделялось многочисленными авторами восторженных стихов, адресованных сочинителю «Фелицы». Так, Козодавлев в «Посланиик Ломоносову» объявил Державина преемником ломоносовскойславы на новом пути:Из новых здесь творцов, последователь твой,Любимец Муз и друг нелицемерный мой,Российской восхитись премудрою царицей,Назвав себя мурзой, ее назвав Фелицей,На верх Парнаса нам путь новый 2проложил,Великие дела достойно восхвалил.«Новизна» пути, избранного Державиным в оде, отчетливопредставлялась и современникам появления «Фелицы», и ееавтору.Русская ода 1740—1770-х годов, как показано было выше,при всем высоком представлении ее авторов о роли и назначенииодического поэта не заботилась о какой-либо его социальной илибиографической определенности.
«Я» одического поэта сливалосьс «мы», его индивидуальное отношение к царям и событиям поглощалось «общенародным» мнением, выразителем которогосчитал себя поэт. В «Фелице». написанной уже после того какДержавин в течение четырех лет разрабатывал свою новую поэтическую манеру, появились совершенно новая трактовка оди1См.: Г. А. Г у н о в с к и й . Русская поэзия XVIII века. Изд. «Academia», Л., 1927, стр. 185—201.2«Собеседник любителей российского слова», 1784, ч. XIII, стр.
170—171.80ческого «я» и, соответственно ей, совершенно новая конструкцияодЬ1, несходная со структурой ломоносовской оды и философскиход самого Державина. В письме к Козодавлеву Державин такобъяснял прием, примененный им в «Фелице»: «Я для Фелицысделался РафаэлемРафаэль, чтоб лучше изобразить божество,представил небесное сияние между черных туч.
Я добродетелицаревны противуположил моим глупостям». 3Что же является основным конструктивным принципом обновленной Державиным похвальной оды? Державин отказался отосновного ломоносовского приема — скрепления оды одной илидвумя темами, составляющими поэтическую основу одическогорассказа.Относительность понятий, возможность их взаимоперехода,поэтически выраженные Державиным на языке философскойоды, получили в его торжественных одах, в одах царям и полководцам, особую форму, до него действительно поэзии русскогоклассицизма неизвестную.В письме Е.
Р. Дашковой от 25 ноября 1782 г., защищаясьот упреков в сатире на видных людей, на знатных придворных,Державин писал: «Обыкновенные людские слабости в оде Фелице оборотил я собственно -на меня самого».4Возникает это «я» в строфе пятой оды,5 где дается стилистический образец для всех последующих. В ней традиционное одическое «я» приобретает сложную конкретность, ранее ему несвойственную, за счет бытового, сатирически поданного жизненного материала, составляющего содержание саморазоблачительной реплики:А я, проспавши до полудни,Курю табак и кофе пью;Преобращая в праздник будни,Кружу в химерах мысль мою:То плен от персов похищаю,То стрелы к туркам обращаю,То, возмечтав, что я султан,Вселенну устрашаю взглядом,То вдруг, прелыцаяся нарядом,Скачу к портному по кафтан.Последнюю строку Державин позднее пояснил следующимобразом: «Относится к прихотливому нраву князя Потемкина,как и все три нижеследующие куплеты, который то собиралсяна войну, то упражнялся в нарядах, в пирах и всякого родароскошах».
6 Таким образом, «я» в строфах 5—8-й имеют определенный прототип, а часто и не один. К последней строке3Г. Р. Д е р ж а в и н , Сочинения с объяснительными примечаниямиЯ. Грота,т. V, изд. 2-е, Изд. Академии наук, СПб., 1876, стр. 358.4Там же, стр. 364.5Текст «Фелицы» см.: там же, т. I, стр.
83—90.6Там же, т. III, стр. 480.6 И. 3. Серман818-й строфы Державин дает такое объяснение: «Относится тожек нему (Потемкину, — И. С.), а более к гр. Ал. Гр. Орлову, который был охотник до скачки лошадиной».7«Я» в «Фелице» уже не растворяется в «мы», оно уже не«эхо русского народа», как было у Ломоносова, а галерея сатирических портретов, из которых каждый занят саморазоблачением, самохарактеристикой. Анафора «или» соединяет строфы,в которых придворные «Фелицы», так сказать, сами себя характеризуют, и эта же анафора служит сигналом разделения. Онаотделяет не только строфы, но и части строфы, относящиесяк разным лицам.
Такова роль этого «или» в строфе 9-й:Или музыкой и певцами,Органом и волынкой вдруг,Или кулачными бойцами 8И пляской веселю мой дух;Пли, о всех делах заботуОставя, езжу на охотуИ забавляюсь лаем псов; 9Или пад невскими брегамиЯ тешусь по ночам рогамиИ греблей удалых гребцов.10Это «я» в «Фелице» в общелитературном смысле не изобретеноДержавиным. Русская сатира, стихотворная и прозаическая, отКантемира до Новикова, часто прибегала к приему сатирическогосаморазоблачения персонажей. Оригинальность Державина в том,что он поместил среди персонажей «Фелицы» и самого себя, одического поэта, автора. При этом Державин не польстил себе;вернее, он дал самого себя в двух планах: и как одну из жертвобщечеловеческих слабостей, «роскошных» пришлчек, и как поэтавысокой темы, достойного быть певцом идеальной государыни,Фелицы. Так, Державин может сказать о себе в самой «смелой», самой откровенной по изображению быта строфе:Иль, сидя дома, я прокажу,Играя в дураки с женой;То с ней на голубятню лажу,То в жмурки резвимся порой.То в свайку с него веселюся,То ею в голове ищуся,То в книгах рыться я люблю,Мой ум и сердце просвещаю.Полкана и Бову читаю,За Библией, зевая, сплю.Он не отделяет себя от всех, он живет общей жизнью с томи,кого через полвека Пушкин определит как «детей ничтожныхмира»:7Там же.* По объяснению Державина, относится к Алексею Орлову.Относится к П.
И. Панину.Относится к С. К. Нарышкину.824Таков, Фелица, я развратен!Но па меня весь спет похож.И он жи оказывается поэтом, дарование которого способнодать бессмертие самой Фелице:Да дел твоих в потомстве звуки,Как в небе звезды, возблестят.Переходы от одного значения «я» к другому или к другимосуществляются, как мы уже указывали, тем приемом, которыйв классических «поэтиках» называется анафорой, единоначатием.А. Ф.
Мерзляков в статье, напечатанной вскоре после смертиДержавина, с неодобрением заметил, что «Державин первый ввелв употребление в начале строфы или стиха повторение одногослова и посредством сего слова соединял иногда самые несвязныемысли:Не зрим ли всякой день гробов,Седин дряхлеющей вселенной?Не слышим ли в бою часовГлас смерти, двери скрып подземной?Не упадает ли в сей зевС престола царь и друг царев?Падут — и вождь непобедимыйВ Сенате Цезарь средь похвал,Падут — и несравненный мужТоржеств несметных с колесницы,Падут... и не мечты прельщали,Когда меня в цветущий век...В оде „На счастье'4 слова „в те дни'4 без всякой нужды повторяются в десяти строфах, а другое — „бывало" — в пяти куплетах без всякой особливой надобности, единственно для поддержания наружной связи, но наружная связь без внутренней связимыслей всегда ничего не значит».11В «Водопаде», из которого привел Мерзляков цитаты, союзом«что» соединены подряд строфы 21—27-я, словами «не ты ль» —строфы 43—46-я.
В похвальных одах Державина анафора становится устойчивым приемом, характерной приметой одическогостиля. В оде «На переход Альпийских гор» (1799) строфы 3-я и4-я начинаются словом «идет», 5—7-я —словом «ведет». Повторяется этот прием и в «Гимне лиро-эпическом на прогнаниефранцузов из Отечества» (1812), в котором строфы 19—26-я начинаются словом «бежит».Верно отмеченная Мерзляковым, эта черта композиции державинских од показалась ему все же чисто внешним приемом,лишенным внутреннего обоснования.
Между тем, как уже пока11А. Ф. М е р з л я к о в . Державин. Труды Общества любителей российской словесности, М., ч. J 8, 1820, стр. 37—39.6*83зано нами, в «Фелице» одинаковым началом, словом «или»,объединены строфы, в которых даются сатирические портретыпридворных и вельмож; они противопоставлены Фелице всевместе и каждый в отдельности.Мерзляков очень проницательно указал на этот прием анафорической связи в больших одах Державина, хотя и не понял егосмысловой роли. Так, ему очень не понравилось повторениеслова «бывало» в начале строф 14—16-й оды «На счастье».12Но строфы, объединенные этим началом, рассказывают о прежнем счастливом и беспечном образе жизни одического героя; этистрофы контрастны следующей строфе, которая начинается сослов «а ныне» и изображает горестную судьбу героя оды, от которого счастье отвернулось.
Поскольку самая идея переменчивостичеловеческих судеб — одна из самых важных для Державина, тоименно в этом отрезке оды она выражается при помощи противопоставления трех строф, начинающихся с «бывало», однойстрофе, начинающейся с «а ныне».Каждая из строф, изображающих прошлые успехи одическогорассказчика, имеет свою тему. В первой из этих строф (по общему счету оды — 14-й) говорится о его былых придворныхуспехах:Бывало, ты меня к боярамВ любовь введешь: беру все даром,На вексель, в долг без платежа;Судьи, дьяки и прокуроры,В передней про себя брюжжа,Умильные мне мещут взорыИ жаждут слова моего:А я всех мимо по паркетуБегу, нос вздернув, к кабинету,И в грош не ставлю никого.Следует в качестве примечания заметить, что эта строфасовершенно не имеет под собой биографической опоры.
До написания этой оды Державин ни в Петербурге, ни на губернаторских постах в Петрозаводске и Тамбове не пользовался такойвластью, чтобы перед ним с угодливостью пресмыкались знатныеи чиновные просители. Строфа эта представляет собой сатирически гиперболизированное изображение человека «в случае»,любимца придворного счастья, а не Державина с его трудным изигзагообразным восхождением по служебной лестнице. Следующая строфа (15-я) посвящена прежним любовным и карточнымуспехам героя оды:Бывало, под чужим нарядомС красоткой чернобровой рядомИль с беленькой, сидя со мной,То в шашки, то в картеж играешь;Прекрасною твоей рукойТуза червонного вскрываешь,1284Г.