И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 14
Текст из файла (страница 14)
Здесь мы встречаем словосочетания с общей основой «веселясь веселием», и сложный метафорический оборот «с торжественным огнем к всевышнему горим», и игру на значащих собственных именах:. . . дни мирны и прекрасны,Со кротостью твоей и с именем согласны.Как и в других надписях, в последней строке имеется в видуусловное значение имени Елизавета.Ломоносовские надписи лишены были того отпечатка авторской личности, той печати индивидуального, авторского отношения к содержанию, которые сделали его оду полномочной представительницей жанра оды вообще.К.
Аксаков очень проницательно отметил значение литературного дела Ломоносова (имея в виду особенно его оды):«Ломоносов был автор, лицо индивидуальное в поэзии, первый,восставший как лицо из мира национальных песен, в общем пацио55на льном характере поглощавших индивидуума; он был освободившийся индивидуум в поэтическом мире, с него началась новая полная сфера поэзии, собственно так называемая литература». 65Г*Именно в жанре оды, получившем у Ломоносова такую разработку, с которой не мог равняться в новых литературах никтоиз прославленных одистов — ни Малерб, ни Гюнтер, ниЖ.-Б.
Руссо, в литературе русского классицизма установилосьполное единство жанра и поэтической личности. Никто из его современников, ни Сумароков, ни Херасков, ни Майков или Фонвизин, не представляли в своем лице какой-либо определенный жанр.Это произошло только с Ломоносовым. Писать об оде в 1760—1770-е годы — значит писать о Ломоносове.^«Индивидуальноелицо» Ломоносова так резко отпечатлелось в его одах, что разнообразнейшая литература пародий и памфлетов, против него написанных, с особенным упорством останавливалась на несовпадении образа одического поэта, созданного Ломоносовым, и егофактической биографии, на несоответствии между бытовым обликом человека и поэтом.
Особенно охотно пародисты и памфлетисты «объясняли» одический восторг в одах Ломоносова егоприверженностью к Бахусу. Сумароков от имени Ломоносова говорит в «Дифирамве»:Крепчайших вин горю в жару,Во исступлении пылаю:В лучах мой ум блистаетсолнца,Усугубляя силу их.66Один из ожесточенных противников Ломоносова из лагерявозмущенных его «Гимном бороде», повторяя ходячее обвинениепротив Ломоносова, вынужден был отметить это противоречиемежду «человеком» и «поэтом»: «Правда, что стихотворствомсвоим, и то на одном русском языке, мог бы он получить некоторую похвалу, ежели б не помрачал оной пьянством и негодным поведением». 67Отношение к Ломоносову как хранителю тайн особого родатворчества, с только ему известными секретами поэтического искусства, особенно остро стало ощущаться в конце 1770-х годов,когда оды Ломоносова могли восприниматься уже на фоне дальнейшего развития этого жанра.Структура торжественной оды, «изобретенная» Ломоносовым,не получила признания и развития у других одических поэтовXVIII—первой четверти XIX в.
Одисты 1750—1770-х годов усво65К. А к с а к о в . Ломоносов в истории русской литературы и русского66 языка. М., 1846, стр. 62.А. П. С у м а р о к о в , Избранные произведения, стр. 286.67М. В. Л о м о н о с о в , Собрание сочинений, т. II, Изд. Академиинаук, СПб., 1893, примечания, стр. 172,5§или только внешние признаки ломоносовской оды, не оценив главного внутреннего закона ее устройства. Сумароков в своих одах1760-х годов стремился внести «порядок» в оду, избавить ее отнеоправданных перерывов в логическом развитии основной идеи,равно как в своей критике стилистики ломоносовских од он выступал против темноты и двусмысленности в оде.68Петров в противоположность Сумарокову уделил главное внимание разработке «картинности», описательной части оды, пренебрегая ее словесно-тематической конструкцией.69К ломоносовской оде обратилось уже новое поколение поэтов, которое видело в ней прежде всего отражение его личности,его поэтической индивидуальности.
Так, М. Н. Муравьевв 1778 г. самым категорическим образом превозносит Ломоносова над всеми его преемниками в жанре оды: «Какой живостьюодушевлено выражение Ломоносова! Каждое являет знаменование изобильнейшего и приятного воображения. Вот чем он превзойдет всех своих последователей в лирическом роде! Сумароков иногда достигал до сего степени одушевления в некоторыхнежных местах... Но никогда не имел себе равного духа выражения, по которому познаются все известные сочинения Ломоносова».70Незадолго до' этой прозаической декларации Муравьев написал стихотворение «Избрание стихотворца», в котором решительно заявлял о своем намерении следовать Ломоносову-одописцу:Я, блеском обольщен прославившихся россов,На лире пробуждать хвалебный глас учусьИ за кормой твоей, отважный Ломоносов, 71Как малая ладья, в свирепый понт несусь.Представление о Ломоносове как создателе только ему свойственной одической манеры, представление об «индивидуальномлице» Ломоносова разделялось и Державиным во второй половине 1770-х годов.68См.: Г.
А. Г у к о в с к и й . Русская поэзия XVIII века. Изд. «Academia», Л., 1927, стр. 22—27; Ю. Н. Т ы н я н о в. Архаисты и новаторы,стр. 6969—74.См.: Г. А. Г у к о в с к и й . Русская поэзия XVIII века, стр. 45—47.70М. Н. М у р а в ь е в . Дщицы для записывания. «Утренний свет»,1778,71 август, стр. 87.М. Н. М у р а в ь е в , Стихотворения, изд. «Советский писатель», Л.,1967 (Библиотека поэта. Большая серия), стр. 143.Г Л А В АШФилософская ода1Какое развитие получила торжественная ода с конца 1770-х годов, когда стал печатать свои оды Державин?На этот счет исследователи русской литературы единодушноверны точке зрения Г.
А. Гуковского. Он писал: «В начале своеготворческого пути Державин воспринял различные системы, переданные ему историей, как системы различных жанров. Потом,выйдя на собственный путь, он отрывает все стилистическиепризнаки от слитых с ними прежде жанровых понятий, произвольно, по-новому выбирает из общей их суммы то, что емунужно, и соединяет их в немыслимых прежде сочетаниях. Самыежанры, лишенные своих стилистических характеристик, такжеспутываются.
Реформа Державина с этой точки зрения оказывается жанровым переворотом, уничтожением жанрового классификационного мышления, характерного для середины XVIII столетия. Таким образом, творчество Державина, вытекая из всегохода развития поэзии с 40-х по 70-е годы, подводя итоги этомуразвитию, привело к созданию новых формаций и явилось началом новой эры в истории русской поэзии».1Такая оценка сделанного Державиным подтверждается и егособственными словами. В своих «Записках», продиктованныхв 1812 г., Державин писал о себе в третьем лице: «В выражении и штиле старался подражать г.
Ломоносову, . . . то, хотев парить, не мог выдерживать постоянно красивым набором слов,свойственно единственно российскому Пиндару велелепия и пышности. А для-того с 1779 г. избрал он совсем особый путь».2 Уподобление Ломоносова Пиндару в этих словах означает, что Державин имел в виду торжественные, похвальные оды Ломоносова,подражать которым он не смог, а потому и не захотел.Но ведь Ломоносов свою поэтическую, словесно-тематическую1Г. А. Г у к о в с к и й . Русская поэзия XVIII века. Изд. «Academia»,Л., 1927,стр.
201.2Г. Р. Д е р ж а в и н , Сочинения с объяснительными примечаниямиЯ. Грота, т. VI, изд. 2-е, Изд. Академии наук, СПб., 1876, стр. 431.58конструкцию разрабатывал не только в одах торжественных, нои в одах духовных, т. е. в переложениях псалмов, о которых иПушкин, так резко осудивший собственно оды Ломоносова, писал с искренним восторгом.3 Именно в переложениях псалмовсловесно-тематическое построение гораздо нагляднее; в небольших по сравнению с одами стихотворных произведениях значение каждого, особенно опорного, слова возрастает, оно болеезаметно и весомо. Поэтому ломоносовскую композицию в переложениях легче было увидеть, чем в одах, где она осложнена риторическим развертыванием периодов, на которое указал Тынянов, и перерывами в развитии темы, как отмечал Гуковский.У ломоносовских переложений псалмов было еще одно свойство, оказавшееся очень важным и для Державина, и для всегопоследующего развития русской поэзии.
Ведь переложения псалмов гораздо более «личны», более «индивидуальны» по своемусодержанию, по тематике и эмоциональному строю, чем оды торжественные. В переложениях псалмов «беседа» с богом легкопревращается в жалобу на врагов, на свои несчастья, бедствияи неприятности. В переложениях псалмов вполне уместно развитие любой темы — от самой отвлеченно-философской до глубоко личной, частной.Стихотворные переложения псалмов в русской поэзии середины XVIII в.
уже имели определенную тенденцию, восходившую еще к Симеону Полоцкому. Ломоносов и в переложениипсалмов осуществил новые принципы поэтического стиля. Он неперекладывал всей «Псалтыри», а отбирал те из псалмов, в которых находил тематическую близость с волновавшими его какгражданина и поэта чувствами. Его переложения показывают человека в обществе, это — страстное и гневное обличение несовершенства человеческой жизни как жизни общественной.В жизни, в мире, в обществе человека окружают «злые», «злодеи», «враги», «обидящие», «гонящие»:Они, однако, веселятся,Как видят близ мою напасть,И на меня согласно злятся,Готовя ров, где мне упасть;Смятенный дух во мне терзают,Моим паденьем льстя себя;Смеются, нагло укоряют,Зубами на меня скрыпя.4(«Переложение псалма 34»)Д. К. Мотольская очень верно указала на значение автобиографической темы «борьбы с врагами» в ломоносовских пере3«Переложения псалмов и другие сильные и близкие подражаниявысокой поэзии священных книг суть его лучшие произведения» («О предисловии г-на Лемонте»).4М.