И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Державин написал свое переложение этого псалма19Эта редакция опубликована впервые у Л. К. Ильинского: Из рукописных текстов Г. Р. Державина. ИОРЯС, т. XXII, кн. 1, СПб., 1917,стр. 303—304.69в 1789 г., т. е. уже зная ломоносовское переложение. Тем интереснее может быть сопоставление обработок одного и того же сюжета, сделанных обоими поэтами. Ломоносов и в переложении103-го псалма 2 0 настойчиво преобразовывал библейскую фантастическую картину создания и устройства мира в поэтическоеизложение своих собственных научных представлений, в полномсоответствии с космологией, созданной к середине XVIII столетия наукой нового времени.
21 Поэтому Ломоносов отказываетсяот многих поэтических, но не выдерживающих научной критикиобразов псалма. Строки псалма: «Покрывали водами превыспренняя своя, полагали облаки на восхождение своя, ходяй на крилеветреню» — у Ломоносова получили такой вид:Покрыв водами высоты,На легких облаках восходишь,Крылами ветров шум наводишь,Когда на них летаешь ты.Библейская фантастика получила в этой переделке ясное, логическое объяснение.Следующее поэтическое выражение псалма: «На горах станут воды, от запрещения твоего побегнут, от гласа грома твоегоубоятся» — заменено у Ломоносова строго научным объяснениемпроисхождения дождя и снега:Ты повелел водам парамиВсходить, сгущался над нами,Где дождь рождается и снег.Их воля — твой единый взгляд,От запрещения мутятсяИ в тучи, устрашась, теснятся;Лишь грянет гром твой, вниз шумят.Ломоносов смело вводит в свое переложение мысли и образы,отсутствующие в оригинале.
Вместо строк: «одеяйся светом якоризою, простирали небо яко кожу» — Ломоносов ввел свою любимую мысль о множественности миров, а библейскую метафору,уподобляющую небо коже, заменил рационально постижимымобразом шатра:Ты звезды распростер без счета,Шатру подобно пред тобой.Державин писал свое переложение, зная ломоносовское; этовидно из того, что у Ломоносова он взял образ шатра, в оригинале отсутствующий:Ты светом, славой, красотой,Как будто ризой, облачилсяИ, как шатром, ты осенилсяНебес лазурной высотой.20]М. В. Л о м о н о с о в , Полное собрание сочинений, т.8, стр. 228—231.* См. об этом подробнее: И.
3. С е р м а н , Поэтический стиль Ломо?посети Изд. «Наука», М,—Л., 1966, стр. 40—6Q.70Державина занимала при переделке 103-го псалма та идея,которую он сделал названием своего стихотворения, — «Величество божие». Он не заменял, как Ломоносов, фантастическуюкосмогонию и не менее фантастическое естествознание псалмаболее близкими к научному представлению о мире поэтическимиобразами. Строгий деизм Ломоносова у Державина сменилсяиным отношением к религии, эмоционально-психологическим.И Ломоносов, и Державин в своих переложениях псалмов полемичны, но адресат полемики у каждого из них свой, особенный.Ломоносов полемизирует главным образом с теми, кто хочет подчинить науку вере, утвердить религию как единственное мериломиропознания.
Его задача, пафос его духовных од — в завоевании для научного представления о мире свободы в пределахстрогого деизма. Ломоносов при этом не отказывается от поэтических достижений «высокой поэзии священных книг», он переводит ее в иной план, подчиняет своей идеологии, своим художественным задачам. В этом смысле Державин идет по следамЛомоносова, хотя его положение труднее. Ему приходится защищать поэтическое зерно религии не только от ее врагов извне,атеистов и материалистов, но и от самого себя. Иными словами,«внешние» враги религии, на которых искренне ополчается Державин, живут в нем самом, в его сознании, в его инстинктивном неприятии смерти как выхода, как разрешения всех жизненных противоречий.
Вот почему собственно богословская частьдержавинских философских од вызывала сильные сомненияу сторонников ортодоксального православия.Державин создает свои переложения псалмов в полемикес атеистами и материалистами и с собственными сомнениями.Такова, например, одна из первых, написанных в новой манереод—«Успокоенное неверие» (1779). По своей теме и некоторым выражениям ода эта представляет собой очень близкоек «Оде, выбранной из Иова» Ломоносова развитие темы сомнений в благости творца, а следовательно, и всего мироустройства.Как и Ломоносов, Державин постигает человека в соотношениис богом, т. е. с воплощенной в представлении о боге идеей естественной и исторической необходимости. Ломоносов убеждает человка не роптать, ссылаясь на благо как основной закон мироздания, в котором зло является исключением, нарушением этогозакона.
Бог у Ломоносова говорит человеку:Святую волю почитая,Имей свою в терпеньп часть.Оп все па пользу нашу строит,Казпыт кого или покоит.В надежде тяготу сносиИ без роптания проси.2222М. В. Л о м о п о с о в, Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 392.71Державин решает спор человека с богом, успокаивает сомнения человека прямой ссылкой на веру, на ее необходимость.Взамен рационально постижимой божественной воли, законаблага, в котором Ломоносов убежден, Державин предлагает веру,т. е. эмоциональное утешение, а не рациональное, научное объяснение. Державинский бог, не отвечая на сомнения человека,советует от них отказаться:Он всей природой мне вещает:«Испытывать судьбы забудь,Надейся, верь — и счастлив будь!».23Иная, по сравнению с Ломоносовым, позиция Державинав вопросах религиозно-философских выразилась в обращенииего к, теме смерти, конечности индивидуального существования, — теме, еще чуждой поэзии Ломоносова, но уже привлекавшей к себе внимание Сумарокова и поэтов его школы.Тема смерти в творчестве Сумарокова разработана во многихстихотворениях.
Некоторые из них, как например «На суету человека», были очень популярны:Как ударяетКолокол час,Он повторяетЗвоном сей глас:«Смертный, будь нижеВ жизни ты сей;Стал ты поближеК смерти своей!».24Совершенно очевидно, что не без воздействия этих стиховсоздавалось начало оды «На смерть Мещерского» Державина.Но Сумароков видит в смерти только нравственный стимулдля человека, а не повод для сомнений в благости творца и правомерности земного удела человека.
Даже самые его трагическиепо общему настроению религиозно-философские стихи проникнуты убеждением в закономерности земного удела человека:Плачу и рыдаю,Рвуся и страдаю,Только лишь воспомню смерти часИ когда увижу потерявша глас,Потерявша образ по скончаньи века,В преужасном гробе мертва человека.Не постигнут,, боже, тайны сей умы,Что к такой злой долеПо всевышней волеСотворенны мыБожества рукою.Но, великий боже, ты и щедр и прав:Сколько нам ни страшен смертный сей устав,Дверь — минута смерти к вечному покою.2523Г.
Р. Д е р ж а в и н , Сочинения..., т. I, 1868, стр. 45.24А. П. С у м а р о к о в , Избранные произведения, изд. «Советский писатель», Л., 1957 (Библиотека поэта. Большая серия), стр. 83.25Там же, стр. 87.72Самое же соотношение вечности и смерти, их неразрывнаясвязь, уже занимавшие Сумарокова, у Державина стали основной темой его философско-религиозных размышлений. В философских одах Державина смерть становится поводом и причиной для выражения религиозно-философских сомнений. Державин пишет свои философские оды в ту эпоху, когда неверие,атеизм, не говоря уже о различных истолкованиях деизма, сталиобщим содержанием философской мысли и поэтического творчества, а не отдельными, случайными высказываниями.
Русскоемасонство в значительной степени формировало свою идеологиюименно в борьбе с материализмом и атеизмом.26 Державинв «Успокоенном неверии», в одах «На смерть Мещерского» и«Бог» использует и воспроизводит аргументы атеистов и скептиков для того, чтобы противопоставить им «союз» человекас богом, основанный не на логических представлениях или научной расшифровке религиозных представлений, как это делалЛомоносов, а на эмоционально-поэтическом ощущении этого «союза», этой связи.27Строфическая форма «Успокоенного неверия», хотя и неповторяет буквально строфики ломоносовских духовных од, однако близка к ним. Ода эта построена как монолог человека, обращенный к богу (у Ломоносова обратная ситуация: бог говорит человеку).
В первых восьми из 18 строф поэт излагает своискорбные мысли, свои сомнения в смысле жизни. Жизнь при более пристальном размышлении оказывается лишь путем скорбей, ведущим к смерти:Младенец лишь родится в свет,Увы! Увы! — он вопиет,Уж чувствует свое он горе;Низвержен в треволненно море,Волной несется чрез волну,Песчинка, в вечну глубину.Се нашей жизни образец!Се наших всех сует венец!Что жизнь? — Жизнь смерти тленно семя.28В этой строфе Державин совершенно очевидным образом переосмысляет ломоносовский образ «человека-песчинки» из «Вечернего размышления о божием величии»:Песчинка как в морских волнах,Как мала искра в вечном льде,Как в сильном вихре тонкий прах,В свирепом как перо огне,26См.
об этом: Г. П. М а к о г о н е н к о . Николай Новиков и русскоепросвещение XVIII века. Гос. изд. худож. литературы, М.—Л., 1951,стр. 303—315.27Сопоставление оды «Бог» с идеями русских масонов см.: Г. П. М ак о г о н е н к о . Николай Новиков..., стр. 315—333.28Г. Р. Д е р ж а в и н , Сочинения..., т. I, стр. 43 (цитирую редакцию1779 г.).73Так я в сей бездне углублен.29Теряюсь, мысльми утомлен!Но если у Ломоносова «человек-песчинка» своим созерцаниемнеисчислимых проявлений «силы естества» приводится к сознанию «великости» творца, убеждается в законосообразности игармоничности миропорядка, то в «Успокоенном неверии» Державина 30 «человек-песчинка» чувствует только свою беспомощность в «треволненном море» жизни, а самое свое индивидуальное существование воспринимает как путь к смерти; болеетого, жизнь сама становится медленной смертью, длинной смертной мукой:На то ли создал ты от века,О боже! бренна человека?Творец! ..