И.З. Серман - Русский классициз (1006452), страница 18
Текст из файла (страница 18)
На тя ли сметь роптать?Так что ж осталося? — страдать.Такая жизнь — не жизнь, но яд:Змея в груди, геена, адЖивого жрет меня до гроба.Ах! если та ж по смерти злобаТерзати будет мой и прах!Кого ж Творцом назвать? Кто благ?Жизнь в ожидании смерти — не жизнь, а «ад», но и вечнаяжизнь за гробом оказывается лишь продолжением земных муки страданий:А там? .. а там разверста вечность!Дрожу! — лиется в жилах хлад.О вечность, вечна мука, ад!Муки жизни земной и муки жизни загробной — вот основарелигиозных сомнений в оде «Успокоенное неверие».Бессмыслица жизни продолжается после смерти; человеквечно в «аду», вечно в сомнениях и терзаниях.
Сомнение в благости Творца содержит в себе и сомнение в самом его существовании: «Кого ж Творцом назвать?».Переход от сомнений и отчаяния к надежде и успокоениюпроисходит под воздействием «гласа небесного», который объясняет поэту, что «ад» в его душе создается им самим, так какон «зол», а не богом, который «благ». Протест и бунт сменяютсясмирением и упованием на бога:Проник сей страшный глас во грудь.Я вижу мой неправый путь;Но коль я слаб и сумневаюсь,Но коль я слеп и претыкаюсь,Отчаянье в неверии край;Всесильный, ты мне помогай!Уйми страстей моих ты шумИ, бурный обуздан ум,29Sf)чМ.
В. Л о м о н о с о в , Полное собрание сочинений, т. 8, стр. 120.Г. Р. Д е р ж а в и н, -Сочинения, т. I, стр. 43—£6.4eto не Можно мне йонятй,Наставь в том светом благодати,Чтоб я средь зол благоговел,* Благодаря тебя, терпелСредь зельных волн, мирских сует,Дай сил не чувствовать мне бед!И дальше продолжается просьба о помощи от бога — даровать «сил сносить мне иго бед».Панацеей от всех бед и сомнений оказывается вера:Ты кротким свет и красота,Ты гордым мрак и суета!Заканчивается ода призывом:О вы, что мысли остротой,Разврата славитесь мечтой!Последуя сему примеру,Теките, обымите веру:Она одна спокоит вас,Утешит в самый смертный час.Развивая по-своему философскую проблематику оды, усложнив постановку основных вопросов бытия по сравнению с ломоносовскими религиозно-философскими одами, Державин большевнимания уделяет субъекту — человеку, чем объекту — миру.У Ломоносова же главное в его духовных одах — это картинамироздания, которую он восдоздает в строгом соответствии сосвоими естествоведческими представлениями.Человеку в этой картине мира отведено очень скромное место,отсюда и образ «человека-песчинки».
Державин сосредоточивается в основном на месте, роли и значении человека в общейкартине мира. Он при этом еще не целиком погружен во внутренний мир души, и потому для него естественна преемственность по отношению к Ломоносову.Отказавшись идти за Ломоносовым — автором похвальных од,Державин тем не менее следует за ним в своих философскиходах, также применяя словесно-тематическое построение. Вышемы показали, как Ломоносов применял принцип словесно-тематического построения в своих переложениях 34-го и 70-го псалмов.
Так построена и ода «На смерть Мещерского» Державина,31которая скрепляется повторением в каждой строфе слова«смерть» или производных от него или близких по смыслу слов:Уже зубами Смерть скрежещетГлотает царства алчна Смерть.Приемлем с жизнью смерть свою,На то, чтоб умереть, родимся,Без жалости все Смерть разит31Там же, стр. 54—56.75Не мнит лишь смертный умиратьИ быть себя он вечным чает;Приходит Смерть к нему как татвИ жизнь внезапну похищает,Увы, где меньше страха нам,Там может смерть постичь скорееОставил ты сей жизни брегК брегам ты мертвых удалилсяГде стол был яств, там гроб стоит;Где пиршеств раздавались лики,Надгробные там воют кликиИ бледна Смерть на всех глядитСмерть трепет естества и страхСей день иль завтра умереть,Перфильев! должно нам конечно:Почто ж терзаться и скорбеть,Что смертный друг твой жил не вечно?Уже и JB этих примерах, кроме основного опорно-тематического понятия «смерть» и производных от него (умереть, смертный) есть понятия-образы, замещающие «смерть» или ей сопутствующие: «гроб», «надгробные».
Подобных понятий, заместителей «смерти», в оде много; таков эмблематический образ«косы»:Как молнией, косою блещетИ дни мои, как злак, сечет...Глядит на силы дерзновенны —И точит лезвие косы.Замещают «смерть» и перифрастические обороты:Скользим мы бездны на краю,В которую стремглав свалимся.Основной образ-понятие оды «смерть» находится в сложномсоотношении с контрастным ему образом-понятием «вечность»:Как в море бьются быстры воды,Так в вечность льются дни и годы.Не мнит лишь смертный умиратьИ быть себя он вечным чаетПодите, счастья, прочь, возможны!Вы все пременны здесь и ложны:Я в дверях вечности стою.В последнем примере происходит то, чему сам Державиндал следующее определение: «внезапное же совокупление всех далеких и близких лучей или околичностей к одной точке естьверх искусства, оно-то, потрясая душу, называется изящным или76высоким».32 «Вечность» и «смерть» — понятия как будто бы полярные, несовместимые, даже враждебные, — начинают замещатьдруг друга и сбиваться в некую «одну точку», в которой «вечность» становится синонимом «смерти», и наоборот.На этом же приеме строит Державин свои переложенияпсалмов.
Ода «Счастливое семейство» (1780), напечатанная впервые в 1785 г. под названием «Ода духовная, извлеченная изпсалма 127»,33 является очень свободным переложением этогопсалма. Державин взял из него тему благости, блаженного жития всех «боящихся» господа и «ходящих в путех его»; он сделал «благо» и производные от него опорными словами своей оды:Блажен, кто господа боитсяИ по путям его идет!Трудом своим тот насладитсяИ в благоденстве поживет.Как розы, кисти виноградаРумянцем веселят своим,Его благословенны чадаТак милы вкруг трапезы с ним.Так счастлив, так благополученИ так блажен тот человек,Кто с честью, правдой неразлученИ в божьем страхе вел свой век.Благословится от Сиона,Благая снидут вся тому,Кто слеЗ виновником и стонаВ сей жизни не был никомуМир в жизни сей и мир в дни оньт,В обители избранных душ,Тебе, бесхитростный, незлобный,Благочестивый, добрый муж!Блаженство духа главного персонажа оды является следствием его общественного поведения (честь, правда и т.
д.) — всеэто привнесено в оду самим Державиным, этого нет в библейском тексте. Ода перестает быть переложением псалма и превращается в некую стилизацию условно восточного образа жизни.Отсюда библейские сравнения:Как маслина плодом богата,Красой и нравами — жена.Таково же сравнение детей с розами и кистями виноградаи т. д.Словом, собственно переложения псалмов у Державина сближаются с его стихами, не «почерпнутыми» из «Псалтыри», тогдакак его философские оды воспроизводят ломоносовскую словесно-тематическую конструкцию од духовных.3233«Литературное наследство», № 9—10, 1933, стр.
387.Г. Р. Д е р ж а в и н, Сочинения..., т. I, стр. 69—70.77Ода Державина «Бог»34 представляет собой оригинальныйснлав ломоносовских приемов из его од духовных с собственнодержавинскими принципами построения философской оды. Державин строит эту оду на сочетании двух тем, из которых каждаявыражена парными понятиями. Темы эти: бог и человек, вечность и смерть.
Вторая из этих тем (вечность и смерть) в данной оде подчинена главной (бог и человек), она как бы обрамляетглавную тему и развивается в начальных строфах и в последних(10-й и 11-й).Тема вечности в первых трех строфах развивается как одиниз атрибутов божества:О ты, пространством бесконечный,Живый в движеньи вещества,Теченьем времени превечный...(Строфа 1)Лишь мысль к тебе взнестись дерзает, —В твоем величья исчезает,Как в вечности прошедший миг.(Строфа 2)Хаоса бытность довремеинуИз бездн ты вечности воззвал,А вечность, прежде век рожденну,В себе самом ты основал.(Строфа 3)Тема смерти появляется в заключительных, 10-й и 11-й строфах:Твоей то правде нужно было,Чтоб смертну бездну преходилоМое бессмертно бытие...Но если славословить должно,То слабым смертным невозможноТебя ничем иным почтить.Большую часть оды, строфы 4—9-ю, занимает в основном развитие темы человек—бог.
Эта связь в представлении Державинадержится на сознании человеком своей причастности ко вселенной, и в этом он видит обоснование особого места человека в цеписуществ, населяющих вселенную. Величие вселенной, ее стройность и многообразие показаны у Державина в образах, сознательно воспроизводящих соответствующие строфы ломоносовских«Утреннего» и «Вечернего» размышлений. Но Державин настаивает на более близкой, внутренней, интимной связи человекас богом, чем она понимается у Ломоносова. Диалектика этойсвязи между человеком и богом, между конечностью его земногосуществования и вечностью вселенной как порождения божествазавершается полным превращением «пылинки» в универсум, человека в бога. Так же как в оде «На смерть Мещерского» «вечность» и «смерть» сливались в один образ, в оде «Бог» сливаются3478Там же, стр. 130—133.понятия «бог» и «человек», а сам процесс, ход этого слияния составляет и содержание оды, и ее словесно-тематическую конструкцию.Отношение к богу в оде Державина определяется не общимзаконом, которому должен себя подчинять человек, а индивидуальным чувством поэта, его восприятием мира и противоречийжизни.
В философско-религиозных одах Державина авторскоеотношение к проблемам миропонимания проявляется в том, чтопоэт устанавливает сам для себя, открывает самому себе относительность, условность противопоставления человека богу, «песчинки» — космосу. Именно открытие этой относительности ивзаимоперехода понятий сообщило авторскому отношению в философских одах Державина новый, особый по сравнению с философскими одами его предшественников характер.Г Л А В АIVОт лирического «я»к поэтической биографии1Наши наблюдения над философскими одами Державина 1779—1785 гг. как будто противоречат общепринятому представлениюо реформе или даже перевороте, произведенном им в русскойпоэзии.1 Но это противоречие мнимое, так как современники,писавшие об этом перевороте, имели в виду не философские,а похвальные оды Державина, в особенности «Фелицу», с которой и началась поэтическая слава Державина.