murakami_dance_dance (Антология Харуки Мураками), страница 4

неизбежность -- и уживаюсь с нею совершенно естественно. Неизбежность эта

настолько очевидна, что мне даже не важно, как меня видят другие. Что мне до

того? Как им лучше меня воспринимать -- их проблема, не моя.

Кому-то я кажусь глупее, чем на самом деле, кому-то -- умнее. Мне же

самому от этого -- ни жарко, ни холодно. Ведь образец для сравнения -- какой

я на самом деле -- тоже всего лишь фантазия, отблеск моего же представления

о себе. В их глазах я действительно могу быть как полным тупицей, так и

гением. Ну и что? Не вижу в том ничего ужасного. На свете не бывает

ошибочных мнений. Бывают мнения, которые не совпадают с нашими, вот и все.

Таково мое мнение.

С другой стороны, есть люди, которых моя внутренняя нормальность

притягивает. Таких людей очень мало, но они существуют. Каждый такой человек

и я -- точно две планеты, что плывут в мрачном космосе навстречу друг другу,

влекомые какой-то очень природной силой, сближаются -- и так же естественно

разлетаются, каждый по своей орбите. Эти люди приходят ко мне, вступают со

мной в отношения -- лишь для того, чтобы в один прекрасный день исчезнуть из

моей жизни навсегда. Они становятся моими лучшими друзьями, любовницами, а

то и женами. Некоторые даже умудряются стать моими антиподами... Но как бы

ни складывалось, приходит день -- и они покидают меня. Кто --

разочаровавшись, кто -- отчаявшись, кто -- ни слова не говоря (точно кран

без воды -- хоть сверни, не нацедишь ни капли), -- все они исчезают.

В моем доме -- две двери. Одна вход, другая выход. По-другому никак. Во

вход не выйти; с выхода не зайти. Так уж устроено. Люди входят ко мне через

вход -- и уходят через выход. Существует много способов зайти, как и много

способов выйти. Но уходят все. Кто-то ушел, чтобы попробовать что-нибудь

новое, кто-то -- чтобы не тратить время. Кто-то умер. Не остался -- никто. В

квартире моей -- ни души. Лишь я один. И, оставшись один, я теперь всегда

буду осознавать их отсутствие. Тех, что ушли. Их шутки, их излюбленные

словечки, произнесенные здесь, песенки, что они мурлыкали себе под нос, --

все это осело по всей квартире странной призрачной пылью, которую зачем-то

различают мои глаза.

Иногда мне кажется -- а может, как раз ОНИ-то и видели, какой я на

самом деле? Видели -- и потому приходили ко мне, и потому же исчезали.

Словно убедились в моей внутренней нормальности, удостоверились в

искренности (другого слова не подберу) моих попыток оставаться нормальным и

дальше... И, со своей стороны, пытались что-то сказать мне, раскрыть передо

мною душу... Почти всегда это были добрые, хорошие люди. Только мне

предложить им было нечего. А если и было что -- им все равно не хватало.

Я-то всегда старался отдать им от себя, сколько умел. Все, что мог,

перепробовал. Даже ожидал чего-то взамен... Только ничего хорошего не

получалось. И они уходили.

Конечно, было нелегко.

Но что еще тяжелее -- каждый из них покидал этот дом еще более

одиноким, чем пришел. Будто, чтобы уйти отсюда, нужно утратить что-то в

душе. Вырезать, стереть начисто какую-то часть себя... Я знал эти правила.

Странно -- всякий раз, когда они уходили, казалось, будто они-то стерли в

себе гораздо больше, чем я... Почему все так? Почему я всегда остаюсь один?

Почему всю жизнь в руках у меня остаются только обрывки чужих теней? Почему,

черт возьми?! Не знаю... Нехватка данных. И как всегда -- ответ невозможен.

Чего-то недостает.

Однажды, вернувшись с собеседования насчет новой работы, я обнаружил в

почтовом ящике открытку. С фотографией: астронавт в скафандре шагает по

поверхности Луны. Отправителя на открытке не значилось, но я с первого

взгляда сообразил, от кого она.

"Я думаю, нам не стоит больше встречаться, -- писала она. -- В

ближайшее время я, видимо, выйду замуж за землянина".

Лязгнув, захлопнулась дверь.

ДАННЫХ НЕДОСТАТОЧНО. ОТВЕТ НЕВОЗМОЖЕН. НАЖМИТЕ КЛАВИШУ СБРОСА.

Пустеет экран.

Сколько еще будет так продолжаться? -- думаю я. Мне уже тридцать

четыре. До каких пор все это будет со мной твориться?

Особо я не терзался. Чего уж там -- ясно как день: я сам во всем

виноват. Ее уход -- дело совершенно естественное, и я с самого начала знал,

что все этим кончится. Она понимала, я понимал. Только мы все надеялись, что

вот-вот случится какое-то маленькое, еле заметное чудо. Неуловимая

случайность, которая перевернет наши жизни вверх дном... Но ничего

подобного, конечно же, не случилось. И она ушла. Само собой, от ее ухода мне

стало грустно. Однако мне уже приходилось испытывать эту грусть. И я

нисколько не сомневался, что переживу эту грусть без труда.

Ведь я всегда ко всему привыкаю...

От такой мысли мне вдруг сделалось тошно. Будто черная желчь,

разлившись внутри, подступила к самому горлу. Я встал перед зеркалом в

ванной и посмотрел на себя. Так вот ты какой -- Я, Который На Самом Деле...

Вот и свиделись. Много же ты стер в себе... Гораздо, гораздо больше, чем

казалось... Лицо в зеркале -- старее, противнее, чем обычно. Я беру мыло,

тщательно мою лицо и натираю кожу лосьоном. Не спеша мою руки и старательно

вытираюсь новеньким полотенцем. Затем иду на кухню и, отхлебывая пиво из

банки, навожу порядок в холодильнике. Выкидываю сгнившие помидоры,

выстраиваю в ряд банки с пивом, проверяю содержимое кастрюль, составляю

список, что купить в магазине...

До самого рассвета я просидел в одиночестве, разглядывая луну и гадая:

сколько еще это будет твориться со мной? Наступит день -- и я снова встречу

кого-то. Все будет очень естественно -- как движенье планет, чьи орбиты

пересеклись. И мы снова будем надеяться на какое-то чудо, каждый сам по

себе, выжидать какое-то время, стирать свои души -- и расстанемся, несмотря

ни на что...

До каких пор?!

2.

Через неделю после того, как я получил ее открытку с луной, мне

пришлось отправиться по работе в Хакодатэ. Не скажу, чтобы работа на сей раз

попалась очень уж интересная, -- ну, да и выбирать особо не приходилось.

Почти вся моя работа, в принципе, мало чем отличается от этой.

Вообще, чем рассуждать, повезло с работой или нет, лучше залезть в эту

работу по самые уши -- а там уже и разницу чувствовать перестанешь. Как с

волнами в акустике. На каком-то пороге частот уже не различаешь, какой звук

выше, какой ниже; а стоит зайти за этот порог -- не то что высоту, сам звук

разобрать невозможно...

То был проект одного женского журнала: познакомить читательниц с

деликатесами Хакодатэ. Мы с фотографом обследуем дюжину местных

ресторанчиков, я сочиняю текст, он делает снимки. Всего материала -- на пять

страниц... Ну, что ж. Раз существуют женские журналы -- значит, кто-то

должен и репортажи для них писать. Точно так же кому-то приходится собирать

мусор на улицах или разгребать на дорогах снег. Должен кто-то и дворником

быть. Нравится это ему или нет...

В общем, три с половиной года я зарабатывал на жизнь такой вот

псевдокультурной деятельностью. Этакий дворник от литературы.

Обстоятельства вынудили меня уйти из фирмы, которой мы заправляли

вместе с напарником -- моим хорошим приятелем до тех самых пор, -- и после

этого я целых полгода валял дурака. Заниматься чем-либо ни сил, ни желания

не было. Слишком много сюрпризов подкинула мне прошедшая осень. Жена ушла.

Лучший друг погиб -- странной, мистической смертью. Подруга исчезла -- как в

воду канула, не сказав ни слова. Я встретил странных людей, которые втянули

меня в странную историю... А потом все кончилось -- и я провалился в тишину,

беспробудней которой не слышал с рождения. Жутким духом отсутствия всякой

жизни пропитало мою квартиру. Полгода провел я здесь, скрываясь от мира.

Если не считать редких вылазок за покупками -- самый минимум, лишь бы ноги

не протянуть, -- днем наружу не выходил. Только перед рассветом выбирался из

дома и шатался по безлюдным улицам. С появлением первых прохожих возвращался

домой и ложился спать.

Ближе к вечеру просыпался, сооружал себе простенький ужин, ел, кормил