Диссертация (Кант трансцендентальное обоснование принципов права), страница 38

Во-вторых, онииногда понимают это отношение таким образом, будто это позитивное правообеспечивает условия, при которых могут совершаться моральные поступки. У Кантаже речь идет об умопостигаемой идее естественного права. В естественном состоянииморальные поступки, разумеется, тоже возможны, также как в юридическом состояниивозможны легальные поступки, которые не будут моральными. Именно поэтому Кантразводит проблемы основания этической и юридической общности. 415415См. Религия в пределах только разума. С. 103.143Как я показал в главе 2, нравственная (т.е. объективно практическая) возможность,как и теоретическая возможность, познается с помощью постулата эмпирическогомышления. Тем самым, для априорного познания нравственной возможности объекта,надо сконструировать его понятие в чистом созерцании.

Каузальность воли, в отличиеот самого поступка, разворачивающегося во внешнем чувстве, нельзя сконструировать.Поэтому учение о праве не связано с принципом автономии воли.Эту обособленность права от принципа автономии верно отмечают сторонникитезиса о независимости. Но из этого они делают вывод, что право вообще независимоот критической практической философии. Это вывод неоправдан. Автономия воли –это связь причины (разума) с действием (произволением) по некоторому всеобщемузакону. Тем самым, принцип автономии можно рассматривать как критерийнравственной необходимости.

Право же устанавливает лишь априорный критерийнравственной возможности, а потому для него принцип автономии в качестве критерияизбыточен. Но это вовсе не значит, что право вообще не зависит от критическихоснований практической философии. Ведь чтобы можно было осмысленно говорить отом, что нечто « объективно практически возможно», надо доказать самосуществование объективно практической точки зрения, а оно доказывается в «Критикепрактического разума» с помощью «фактума разума».И действительно, как я показал в главах 3 и 4, не только понятие внутреннейсвободы, но и понятие внешней свободы, из которого логически следует право, былобыневозможно,еслибынеудалосьдоказатьпрактическуюреальностьтрансцендентальной идеи свободы.

Право, как и этика, подразумевает, что причинойнаших поступков являются абсолютно спонтанные акты чистого разума; правда, вотличие от этики, оно рассматривает лишь эмпирические следствия этих актов. Именнопоэтому те, кому не приписывается трансцендентальная свобода, например, животные,не могут быть субъектами права.Решение третьей антиномии показывает, что трансцендентальная идея свободыможет быть понятием (может иметь созерцаемый предмет). В «Критике практическогоразума» и в «Основоположении» показано, что категорический императив логическисвязан с этим понятием, и, тем самым, тот, кто пользуется понятием свободы,рассматривает себя как подчиненного категорическому императиву. В этих жесочинениях, хотя и по-разному, доказывается, что мы действительно не можем непользоватьсятакимпонятиемсвободы,следовательно,чтомыподчиненыкатегорическому императиву.

Наконец, в водных главах «Метафизики нравов»утверждается (но не доказывается), что право тоже логически связано с понятием144свободы, а значит, для того, кто пользуется этим понятием, законы права тоже имеютсилу. В главах 3 и 4 я попытался реконструировать доказательство логической связипонятия свободы и понятия права.Эту зависимость права от критических положений практической философиисовершенно правильно подчеркивают сторонники «официального взгляда». Но, непроводя должного различия между нравственной необходимостью и нравственнойвозможностью, они обычно рассматривают в качестве всеобъемлющего принципачистого практического разума принцип автономии.

В результате, они либо пытаютсянапрямую вывести право из той или иной формулы категорического императива, либо,даже признавая, что правовой закон обособлен от этического императива, явно илинеявно сводят проблему обоснования права к проблеме морального оправданияправоприменения. Такой подход наносит серьезный ущерб пониманию кантовскойправовой теории во всей ее специфике.Как я попытался показать в главе 2, высший правовой закон является обобщеннымкритериемнравственновозможного,тогдакаккатегорическийимператив–обобщенным критерием нравственно необходимого.

Высший правовой закон делит всепоступки сами по себе на дозволенные и недозволенные, а категорический императивделитпоступкивпорицаемые/наказуемые.зависимостиотПоэтому,еслиихмаксимпытатьсянапредписанныеобосноватьправоичерезкатегорический императив, возникает множество трудностей. Из категорическогоимператива, строго говоря, нельзя вывести запретов, поскольку противоположностьюнеобходимого является случайное, а не невозможное.

Концепция категорическогоимператива, кроме того, не позволяет объяснить, как нечто может быть лишьдозволено, но не предписано, т.е., собственно, как у меня может быть право что-тосделать без обязанности делать это. Ведь императив без остатка делит все максимы надобрые и злые, и, как пишет сам Кант, любой акт воли всегда является актом либодоброй, либо злой воли.

Не бывает морально безразличного образа мыслей. Наконец,категорический императив, будучи метафизическим основоположением, а не правиломсинтеза, раз и навсегда устанавливает совокупность априорных предписаний общегохарактера, поэтому, если считать, что право является его следствием, возникаютдополнительные трудности с объяснением механизма отчуждения и приобретенияправ.В результате, сторонники официального взгляда тратят очень много сил нарешение проблем, которых даже не возникло бы, если бы праву было указано его местов системе практической философии. Еще одной из таких проблем является проблема145«морального оправдания принуждения» - проблема, которая, что характерно, самимКантом даже не ставится.

Ведь с точки зрения права патологическое принуждение –трюизм, не нуждающийся ни в каком оправдании. 416 Будучи учением о нравственновозможном, право рассматривает лишь формальные условия свободных поступков. Темсамым, оно не рассматривает их «материальное» определяющее основание, а потомудопускает, чтобы оно было каким угодно, в том числе, патологическим.Этим же объясняется то, почему право не предписывает определенных целей и нетребует определенных мотивов. Определяющее основание произволения есть максима,т.е. некоторая практическая действительность. Право интересуют лишь формальныеусловия этой действительности, но не она сама и не ее законы.В результате право отличается совершенно особой, недосягаемой в другихобластяхпрактическойфилософиибеспристрастностьюиточностью.Беспристрастность права в том, что оно совершенно не принимает во внимание личныхдостоинств лица и его помыслов: в суде рассматривается исключительно вопрос о том,что именно было сделано.

Точность права в том, что, поскольку его принципыявляютсяправиламисинтезанаподобиегеометрическихаксиом,ихможноиспользовать для аподиктического познания правосообразности в неограниченномколичестве эмпирических случаев. Поэтому юрист в своем суждении пользуетсясхемами также, как и ученый-естествоиспытатель. Правый поступок в каждом случаеможно точно отличить от неправого.

Это огромное преимущество перед этическойоценкой, которой подвергается ненаблюдаемое определяющее основание воли, из-зачего всегда можно предположить, что за тем или иным поступком стоял злой умысел.Философия Руссо не проводила никакого различия между этическими иполитическими соображениями. И именно она отчасти стала теоретическимоправданием якобинского террора: моральное негодование само по себе становилосьобоснованием права на возмездие. У Канта же право, совершенно индифферентное кчьим-либооскорбленнымчувствамиозабоченноеисключительновзаимнойсовместимостью внешней свободы всех по некоторому всеобщему закону, стоитнепреодолимым бастионом на пути морального сантимента.

Канту действительноудается создать концепцию права, в которой закон – это, как завещал Аристотель,«разум, свободный от страсти»: причем, не только от «низменных» склонностей, но иот моральных сантиментов (а Кант не отрицал существование морального чувства; онлишь говорил, что не оно – источник моральных законов).Это совершенно верно отмечает Г. Гайзман (Recht und Moral in der Philosophie Kants. S. 39). С позицийтезиса о независимости этот аспект кантовской правовой мысли виден куда лучше.416146При этом этические соображения все-таки находят себе место в кантовском учениио праве.