Диссертация (Кант трансцендентальное обоснование принципов права), страница 35

383 Из этики самой по себе не следует понятие владения, а значит, неследуют понятия договора и собственности. Из этики, как я доказывал в главе 2, неследует возможность внешнего законодательства. Наконец, из этики, возможно,Там же. С. 436.Метафизические первоначала учения о праве. С. 89.383Похоже, Кант считал так далеко не всегда.

Так, в процитированном отрывке из «О поговорке» онназывает долг иметь публичное право «высшим формальным условием всякого другого внешнегодолга», т.е. всякого долга, предписываемого внешним законодательством. Это утверждение, похоже,подразумевает, что этика создает условия для права. В статье «О мнимом праве лгать из человеколюбия»Кант демонстрирует сходный взгляд на проблему, когда связывает «источник права» с запретом на ложь.Однако в «Метафизике нравов» Кант использует в качестве «правовой аксиомы» всеобщий принципправа, который, по его словам, логически следует из понятия внешней свободы.381382130следует представление о наказуемости за плохие поступки, но не следует возможностьпринуждения по отношению к нарушителю.Например, из этического учения может вытекать, что нарушение обещанияпорицаемо или даже наказуемо, но из него не может вытекать, что тот, кому былообещано, вправе взыскать обещанное силой.

Возможность принуждать к выполнениюобещания – следствие того, что обещание есть отчуждение личного права. Личноеправо того или иного человека – это его внешняя свобода произволения по всеобщимзаконам. Как было показано в главе 3, о внешней свободе речь идет, когда во вниманиепринимаются не умопостигаемые спонтанные причины, а их следствия в эмпирическоммире. Поэтому внешнюю свободу можно ограничить или, наоборот, расширить простордля нее. Ограничение внешней свободы есть отчуждение личного права,еерасширение – приобретение чужих личных прав. Категорический императив непозволяет отделить внешнюю свободу от внутренней. Поэтому, хотя он и содержит всебе критерий легальности (что было показано в гл.

2),через концепциюкатегорического императива невозможно обосновать отчуждение и приобретение прав.Таким образом, именно кантовская концепция естественного права позволяетдоказать важнейшие положения частного и публичного права. Учение о естественном,частном и публичном праве вполне могло бы быть изложено и доказано даже вотсутствие концепции категорического императива. Правда, было бы невозможнодоказать,чтокатегорическогосуществованиеимператива,публичногонаоборот,правапозволяетнеобходимо.доказатьКонцепциянеобходимостьгражданского состояния. Но если бы не учение о естественном праве, ей просто нечегобыло бы доказывать.И тем не менее, публичное право немыслимо без карательного права, а значит, безпонятия наказуемости, которое мы отнесли к этике.

В связи с этим стоит рассмотретькантовское учение о карательном праве.131VI Карательное право и право помилованияЧасто, рассматривая кантовскую концепцию наказания, ставят задачу примиритькантовское утверждение, что уголовный закон представляет собой категорическийимператив, с необходимой, по-видимому, функцией наказания как средствапубличного принуждения. В этой главе я постараюсь показать, что эта проблема, вомногом, надуманная и возникает тогда, когда не проводят должного различия междукантовской этикой категорического императива и его учением о праве.Одновременно я покажу, что именно там, где речь идет о наказании, спецификакантовского учения о праве по сравнению с этикой приобретает важнейшую роль:право позволяет обуздать моральный сантимент возмездия, который в противномслучае был бы неудержим.Право наказания«Наказание по суду, — пишет Кант, — никогда не может быть для самогопреступника или для гражданского общества вообще только средством содействиякакому-то другому благу: наказание лишь потому должно налагать на преступника, чтоон совершил преступление; ведь с человеком никогда нельзя обращаться лишь как ссредством <…> и нельзя смешивать его с предметами вещного права, против чего егозащищает прирожденная личность, хотя он вполне может по суду утратитьгражданскую личность».

384 Тем самым, Кант отказывается от того, чтобы полностьюподчинятьнаказаниеутилитарнымнуждам,будьтопреступников от общества или экономический рост.подчеркивает Кант, — есть категорический императив».385устрашение,изоляция«Карающий закон, —При этом, Кант настойчивоподчеркивает принцип соразмерности наказания проступку.

В частности, по егословам, «если [человек]… убил, то он должен умереть». 386 Поэтому не удивительно,что, по выражению Т. Хилла, «кантовская теория наказания долгое время практическинеизменно оценивалась в качестве парадигмы “ретрибутивизма”». 387Уже со времен Шопенгауэра, позицию Канта нередко рассматривали как излишнекровожадную и как апологетику бессмысленной мести. И примерно с 1980-х годовМетафизические первоначала учения о праве. С.

363.Там же. С. 363.386Там же. С. 367.387Hill Th. E. Punishment, Conscience and Moral Worth // Kant’s Metaphysics of Morals: Interpretative Essays.– Ed. by M. Timmons. Oxford University Press, 2002. p. 237.384385132стали появляться интерпретации, нацеленные на то, чтобы смягчить или ограничить«неудобный» ретрибутивизм Канта (Sharon Byrd 1989, Höffe 2002, Hill 2002, Bahnam2003, Ripstein 2009). Так, исследователи «справедливо обратили внимание на тот факт,что потребность удержания от преступлений играет ключевую роль в кантовскомоправдании полномочия и долга государства наказывать правонарушителей».

388 Ведь«право и правомочие принуждать означают одно и то же». Тем самым, по-видимому,право нуждается в наказании как средстве принуждения.Но можно ли сделать наказание средством принуждения, не противореча при этомкантовскому требованию: «никогда не использовать человека только как средство»? Запоследние десятилетия исследователи предложили не один способ решения этопроблемы. Б. Бирд разделяет практику наказания на две составляющие: угрозунаказания и собственно наказание того, кто совершил преступление. Именно угрозанаказания нацелена на удержание граждан от преступления, тогда как «после того, какпреступление произошло, приоритетной становится уже не инструментальная задачапредотвращения преступлений, а справедливое обращение с индивидом».

389 Более того,Бирд полагает, что наказание интересовало Канта в первую очередь именно каксредство удержания от преступлений, тогда как «воздаяние было не целью и непричиной наказания, а скорее принципом, ограничивающим карающее правогосударства и, тем самым, гарантирующим, что с индивидом будут обращаться не каксо средством для какой-нибудь общественной цели, но всегда — как с целью самой посебе». 390О. Хёффе, в свою очередь, обращает наше внимание на известную тонкость вопределении категорического императива: от нас требуется никогда не обращаться счеловеком только как со средством, что не означает, что мы вообще не можем этогоделать (не забывая, конечно, что, прежде всего, он — цель).

По мнению Хёффе, Кантвовсе не отрицает того, что наказание может преследовать прагматические цели, такиекакисправлениепреступниковилиудержаниеотпреступлений.Онлишьподчеркивает, что эти функции не могут быть основой для «морального оправданиянаказания». 391Оригинальную попытку разрешить коллизию предлагает Т. Хилл. Обращаясь кприсутствующему в кантовских работах понятию совести, он интерпретирует388Ibid.Sharon Byrd B.

“Kant’s Theory of Punishment: Deterrence in Its Threat, Retribution in Its Execution,” Lawand Philosophy 8 (1989). p. 153.390Ibid.391Höffe O. Categorical Principles of Law. (trans. by M. Migotti) The Pennsylvania State University Press.2002. p. 120.389133наказание как своего рода коммуникативный акт, цель которого – пробудить совестьпреступника. Терпя наказание, преступник ставится перед фактом неодобрения состороны сообщества и самого себя как разумного существа.

Тем самым, наказаниеудерживает преступника от дальнейших преступлений, но наказуемый, при этом,отнюдь не рассматривается как средство: напротив, обращаясь к его моральнойспособности — совести — сообщество рассматривает его как сугубо моральноесущество (Hill 2002).Надо сказать, что если Хиллу в его интерпретации удается последовательновыдержать понимание уголовного закона как категорического императива, то Бирд иХёффе – едва ли. Интерпретацию Бирд можно резюмировать так: наказание – этотребованиегипотетическогоимператива,который,однако,строгоподчиненкатегорическому.

Уголовный кодекс – это набор угроз, имеющих утилитарнуюфункцию обеспечить эффективное внешнее принуждение. Однако список этих угроз,как и допустимые случаи их претворения в жизнь, строжайше ограничен требованием«справедливого обращения с индивидом». 392Чрезвычайно близок к этому пониманию и Хёффе: кантовское учение о наказаниикак воздаянии он интерпретирует как моральное требование того, чтобы наказаниеосуществлялось исключительно после совершения преступления, и как категорическийзапрет на наказание невиновных.393 В этих соображениях проглядывает все та же идея,что категорический императив ограничивает допустимые средства и способыпринуждения. Хёффе, впрочем, не желает в каком-либо смысле называть уголовныйзакон гипотетическим императивом.

Вместо этого, он пишет, что «удержание [отсовершения преступления] — побочное, хотя и неизбежное следствие» наказания.394Очевидно, что для Хёффе очень важно, чтобы удержание от преступлений былонеизбежным следствием наказания. Но при этом его приходится назвать побочным чтобы не противоречить прямому заявлению Канта, что уголовный закон –безусловный императив. Проблема в том, что эти две характеристики – «побочное» и«неизбежное» – трудно совместить.

Удержание от преступлений было бы неизбежным,в кантовском смысле, следствием наказания в трех случаях:(1) оно является главной, а не побочной целью наказания, либо(2) оно является эмпирическим, но, по каким-то причинам, неотъемлемымсопутствующим фактором (здесь я отдаю должное интерпретации Хёффе, согласно392Sharon Byrd B. Op. cit. p.