Диссертация (Кант трансцендентальное обоснование принципов права), страница 37

В этом случаепоступок «не взвешивают на весах чистого разума <…>, а судят о нем поТам же. С. 455.Там же. С. 457.404Там же.405Критика чистого разума. С. 517 / В579.402403138эмпирическому мерилу (перед человеческим судьей)». 406 Поэтому, подводя поступкипод законы права, способность суждения не сталкивается с теми трудностями, с какимиона имеет дело в этике. Легальность поступка, в отличие от его моральности, можетбыть достоверно установлена. 407 И всякому юридическому закону можно дать примерв опыте. Поэтому судья и законодатель используют способность суждения, в конечномсчете, тем же способом, что ученый-естествоиспытатель.Этика не может дать никакого строго критерия для того, чтобы отличитьнаказуемый поступок от ненаказуемого.

Всегда могут найтись основания подозреватьза тем или иным поступком злой умысел. Таким образом, вполне последовательноеприменение категорического императива может, вероятно, привести к тому, что любойпоступок будут рассматривать как заслуживающий наказания. Даже если это ипреувеличение (на самом деле, примеры монашеских орденов или революционныхдиктатур показывают, что это никакое не преувеличение), остается непонятным, какизвлечь из категорического императива строгий критерий того, в каких случаяхнаказывать и как именно.Из правового закона, а не из этического императива, следует критерийдопустимого принуждения (а значит, и допустимого физического наказания 408). Вопервых, принуждение может быть применено только к тому, чьи действия ущемляютвнешнюю свободу других.

Следовательно, право запрещает физически каратьнарушение «долга перед самим собой», а также такого долга, выполнение илинарушение которого вообще не имеет отношения к вопросам внешней свободы (сюдаотносятся все «несовершенные» Pflichten). Во-вторых, согласно праву принуждениеразрешено лишь в той мере, в какой оно требуется, чтобы вернуть пострадавшемуСвое. В этом смысле Кант сравнивает правовой закон с законом действия ипротиводействия. 409 Можно поспорить с тем, что ответное причинение ущербадействительно является возвращением того, что было утрачено в результатепервоначальной несправедливости. Но, похоже, именно так смотрел на дело Кант.Видимо, отсюда берется его пресловутый ретрибутивизм: этика требует покаратьпреступника, но право разрешает покарать его лишь в той степени, в какой он сампричинил несправедливость другим.Религия в пределах только разума.

С. 24.См. Метафизика нравов. С. 434.408Под физическим наказанием здесь понимается не только телесное наказание, но любое,ограничивающее внешнюю свободу, например, штраф, конфискация собственности, ограничениесвободы перемещения.409См. АА 6:232. См. также Willaschek M. Which Imperatives for Right? – Op. cit. pp. 82-85.406407139Более того, похоже, даже принцип соразмерности воздаяния имеет правовыеограничения. Кант пишет, что преступник «может по суду утратить гражданскуюличность». 410 Иногда это читают так, будто здесь Кант говорит, что преступник вообщеможет перестать быть гражданином. Но в действительности понятие гражданскойличности означает у Канта способность гражданина «не нуждаться в том, чтобы егопредставлял кто-то другой там, где дело касается прав».

411 Не всякий гражданин имеетгражданскую личность. Кант отказывает в ней всем категориям подневольногонаселения, что вовсе не означает, что люди этих категорий не имеют прав.412Отчуждение гражданской личности не означает превращение человека в раба, «противчего его защищает прирожденная личность». 413 Таким образом, того, кого судят,скажем, за работорговлю, нельзя решением суда превратить в раба (хотя можноприговорить к пожизненным принудительным работам).Право помилованияРазделив в кантовской концепции наказания соображения права и соображенияэтики, мы получаем возможность объяснить кантовский очень короткий и потомузагадочный пассаж по поводу «права помилования».

Кант говорит, что у суверена естьправо помилования, но ему «пристало» пользоваться этим правом лишь тогда, когданесправедливо поступили с ним самим, а не с кем-то из граждан. Но если «карающийзакон есть категорический императив», то откуда вообще берется право помилования?Длятехисследователей,которыеслишкомтесносвязываютправоскатегорическим императивом, этот парадокс может оказаться неразрешимым. В этойработе я попытался показать, что напрямую правовой закон с категорическимимперативомнесвязан.Чтобыразобратьсяскатегорическимимперативом,предписывающим наказание, спросим: что это за долг – наказывать за плохиепоступки? По Канту, внешнее законодательство может принуждать лишь квыполнению совершенных Pflichten (и то не любых). Является ли наказаниесовершенным долгом? Хотя прямо Кант этого не пишет, в современном кантоведениираспространена точка зрения, что совершенные Pflichten – это такие, которые вытекаютиз«сильной» версииуниверсализациимаксим.

414ПоэтойсильнойверсииМетафизические первоначала учения оправе. С. 363.АА 6:314.412См. там же. С. 311-313.413Там же. С. 363.414Рассуждение, в котором Кант разделяет два способа универсализации, выглядит следующим образом:«С некоторыми действиями дело обстоит таким образом, что их максима без противоречия никогда неможет быть даже помышлена как всеобщий закон природы <…>.

В других действиях хотя и невстречается такая внутренняя невозможность, но тем не менее невозможно желать, чтобы их максима410411140универсализуемой считается максима, которую можно мыслить в качестве всеобщегозакона природы. Можно ли помыслить мир, в котором преступления неизбежноостаются безнаказанными? Очевидно, что никакого логического противоречия в такоймысли нет; более того, именно картина всеобщей безнаказанности, во многом,использовалась классиками политической философии Нового времени в качествеобраза естественного состояния.

В таком случае, наказание не является совершеннымдолгом.НесовершенныеPflichten,каксчитается,вытекаютиз«слабой»версииуниверсализации максим. По этой версии универсализуемыми считаются только такиемаксимы, которые можно не просто мыслить, но и желать в качестве закона природы.Этот критерий существенно более туманен, чем предыдущий, и я не имею возможностизаниматься здесь его анализом. Тем не менее, что бы под ним ни понималось, можнонайти хорошие аргументы в пользу того, что невозможно желать мира, в котором ниодно преступление никогда не будет наказано.В таком случае наказывать за плохие поступки – это несовершенный долг.

Кисполнению такого долга, согласно Канту, нельзя принуждать посредством внешнегозаконодательства. Т.е. исполнение или неисполнение несовершенного долга не имеетправовыхследствий.Следовательно,укаждогоестьправонеисполнятьнесовершенный долг. У суверена есть право не исполнять долг наказания, т.е. у негоесть право помилования.Правда, из логики естественного права следует, что у граждан есть правоприменять физическое наказание к тем, кто нарушил их собственные права. Вгражданском состоянии это право граждане реализуют посредством публичной власти.Таким образом, наказание преступников, казалось бы, является обязательством,которое граждане накладывают на правительство.

Однако, согласно Канту, гражданевообще не могут накладывать на правительство никаких обязательств: «У суверена поотношению к гражданину есть одни лишь права и никаких обязанностей». Этот тезис,вообще-то, неразрывно связан с концепцией права как правомочия принуждать: еслибы у гражданина были права по отношению к суверену, это значило бы, что угражданина есть правомочие принуждать суверена, а значит, у суверена нет монополиина правомерное принуждение, а значит, нет и суверена, а значит, нет и никакогогражданского состояния.возвышалась до всеобщности закона природы, так как такая воля противоречила бы самой себе. Легкозаметить, что первое действие противоречит строгому или более узкому (непреложному) долгу, второеже только более широкому (вменяемому в заслугу) долгу» (Основоположение.

С. 153).141Следовательно, хотя смысл существования правительства – в реализации и защитеправ граждан, для самого правительства это является этическим долгом (Pflicht), а неюридическим обязательством (Verbindlichkeit). Также и наказание преступниковявляется для него только этическим долгом. Но когда речь идет о преступлениигражданина по отношению к другому гражданину (а не к самому суверену), тоотказываясь покарать преступника, правительство нарушает не только долг наказания,но и свой долг защищать права граждан.

Поэтому в таких случаях суверену «непристало» пользоваться правом помилования.142ЗаключениеПожалуй, главный тезис этой диссертации, с которым так или иначе связаны всеостальные, состоит в том, что право – это учение об объективно практическивозможном. Этот тезис, нигде не сформулированный Кантом прямо и невстречающийся во вторичной литературе, неожиданно хорошо подтверждаетсятекстологически, а именно, установленными Кантом системами тождеств: сообразное сдолгом и дозволенное как морально возможное, легальное как сообразное с долгом,право как дозволение принуждать и система права как возможность полного взаимногопринуждения.

Этот тезис крайне продуктивен: он позволяет не только решить многиевопросы, о которых спорят современные исследователи кантовской философии права,но и понять, почему именно эти вопросы вызывают споры.Так, в первой главе я выделил, следуя сложившемуся консенсусу, три основныхточки зрения на место права в философии Канта. Тезис о независимости, состоящий втом, что право независимо от критических основ практической философии,телеологическое понимание – право является средством для моральности, – и«официальный взгляд»: право и этика – два раздела практической философии,подчиненные единому нравственному закону.Существование каждой из этихпозиций объясняется теми или инымиособенностями кантовского учения о праве, вытекающими из концепции права какнравственной возможности.

Так, соотношение права и моральных поступков каквозможности и действительности, подразумевает, что право представляет собой,помимо прочего, совокупность формальных условий моральных поступков. На этосоотношение права и этики обращают внимание сторонники телеологическогопонимания. Однако при этом они совершают две ошибки. Во-первых, они подменяютотношение условия к обусловленному отношением средства к цели.