Диссертация (Английский исповедально-философский роман 1980-2000 гг), страница 11

Рикер) в исповедальном романе (в отличиеот собственно исповеди) продиктован стремлением агонизирующего «Я» герояповествователя к обретению полноты самоидентификации и его неспособностьюк откровенной исповеди и «завершению». По-видимому, интрига исповедальногоромана (от Шатобриана до Беллоу, Беккета, Фаулза, Барнса, Эмиса, Г. Свифта,Исигуро, Макьюэна и многих других) в том и состоит, чтобы заставить читателясомневаться в способности слова героя-повествователя передать, переписать,эстетизировать или упразднить болезненный экзистенциальный опыт 115. В этомДанная позиция дается нами с опорой на терминологию теоретиков, обративших внимание на парадоксальноеускользание субъекта исповеди от полноты самообнажения, но использовавших разную аргументацию и весьма11545языковом скептицизме смыкаются две, на первый взгляд, несовместимыекультурные парадигмы: романтическая, сосредоточенная на поиске истинысубъектом, и постмодернистская, отказывающая субъекту в онтологической иэпистемологическойвозможностяхсловалегитимности.выводитВозможно,векторприсутствиероманнойинтригисомнениянавдругойкоммуникативный уровень – рецептивный: в финале романа читателю предстоит«завершить героя».Личный роман (часто в своем генезисе автобиографический роман в формеисповеди) как востребованная форма заявил о себе в эпоху романтизма,культивирующего коллизии души.

116 Перенесение акцента с фабульности изанимательности на сюжет психологический осознавалось романтиками какпринципиальнаяновация117.Общеизвестенфакт,чтоименноРуссо,уничтоживший внешнюю авантюрность, оказал непосредственное воздействие наромантиков и рождение личного романа. Но важно и другое: «Популярномужанру эпистолярного романа [Руссо] придал лиризм, создав иной способ анализастрастей» 118 . При активном использовании аналитических форм психологизмаавторы личного романа не только поместили «эпос» во внутренний мир героя,они создали систему поэтических средств, 119 выражающих мировоззренческиеэмоции.

Этот лирический, глубоко интимный тон сообщал произведению ипронзительность личного опыта самого автора. Романтики действительно«использовали лично пережитое как художественный материал. <…> Однако этоудаленные друг от друга методологические принципы. Ключевыми терминами для нас будут: «исповедь слазейкой» и «исповедь с оглядкой» (М.

Бахтин); «самооговор» (П. Аксельм); «маска» (П. Брукс), «переписывание(Umschrift)» (Ж. Деррида).116Следует сделать оговорку: интересующая нас интроспекция как показ аналитического процесса самопознанияимеет свою многовековую историю до романтиков. Она глубоко исследована в отношении сочинений Сенеки,Марка Аврелия, автобиографий средневековья, «Исповеди» Августина, «Опытов» Монтеня, исповедальнобиографического романа XVII-XVIII вв.

Об источниках французского психологического романа и его типологиисм. монографию: Забабурова Н.В. Французский психологический роман (эпоха Просвещения и романтизм).Ростов-на-Дону: Издательство Ростовского университета, 1992. 223 с.117Эта мысль давно канонизирована в литературоведении. См., к примеру, определение Б. Эйхенбаума: «―Личный‖(по терминологии, принятой во французской литературе) или ―аналитический‖ роман: его идейным и сюжетнымстержнем служит не внешняя биография (―жизнь и приключения‖), а именно л и ч н о с т ь человека – егодушевная и умственная жизнь, взятая изнутри, как процесс» (Эйхенбаум Б.

Статьи о Лермонтове. М.-Л.: Изд-воАН СССР, 1961.С. 250-251).118Мироненко Л.А. Проблемы французской романтической прозы первой половины XIX века. Донецк:Издательство ДонГУ, 1995. С. 63-64.119См. о субъективном психологизме: Забабурова Н.В. Французский психологический роман (эпоха Просвещения иромантизм). Ростов-на-Дону: Издательство Ростовского университета, 1992.

С. 170-198.46ни в коей мере не был биографический роман. В ―личном романе‖ происходилиразличные, но обязательные сцепления фиктивного и подлинного ―Я‖»120.Особо значимо появление щемящей обнаженности чувств в лирическойформеисповедальности,самовыраженияпротивопоставленностьрациональномуанализуэтойчувств,новойформыукрепившемусявсентиментальной традиции. Сосуществование экспрессивных и аналитическихспособовосвоенияличногопространствадалоромануфеноменальныевозможности бесконечного расширения границ и конструирования «Я».Личный роман Шатобриана, Сенанкура, Констана, Мюссе, Фромантенаобозначил переход от «фиктивных мемуаров» XVIII века, в которых персонажиполностью вымышлены, и автобиографии, претендующей на искренность иправдивость, к новой жанровой форме 121 . Среди характерных черт личногороманавыделяютсяследующие:автобиографичностьроманаскрывается(персонаж и рассказчик как маска автора); паратекстуальные элементы текста(заглавие, вступление, пролог и пр.) акцентируют разрыв между автором иперсонажем в отличие от «автобиографического пакта» предисловий вавтобиографиях; перволичное повествование, концентрирующее внимание насубъективном взгляде и отдельных событиях жизни персонажа, связано скризисными состояниями и болезненными эпизодами юности; личный, интимныйпласт жизни персонажа превалирует над показом его семейных или социальныхсвязей; уникальность мироощущения персонажа имеет истоком его собственнуюпротиворечивую личность; сюжет развивается преимущественно по принципуассоциации идей, посредством логического, но не хронологического порядка;наблюдается тенденция к автопортретному (восходящему к «Опытам» Монтеня),а не автобиографическому представлению персонажа; первостепенное значениеМироненко Л.А.

Проблемы французской романтической прозы первой половины XIX века. Донецк:Издательство ДонГУ, 1995. С. 66. Биографическая основа исповедальных романов Шатобриана, де Сталь,Сенанкура, Констана, Мюссе, Нерваля, Фромантена и др. отмечается исследователями.121Cм. о противопоставлении исповедальных романов и автобиографических сочинений, принадлежащих одним итем же авторам: Levin S. The Romanic Art of Confession. De Quincey, Musset, Sand, Lamb, Hogg, Fremy, Soulie, Janin.Columbia: Camden House, 1998. 220 p.12047приобретает сюжет воспоминаний; раздвоенность импульсов исповедальногогероя зачастую принимает форму двойничества персонажей122.Рождается и новый исповедальный тип героя-рассказчика, сознаниекоторого раздвоено на сознание героя, выражающего свои чувства внутрисюжетного действия, и повествователя, анализирующего чувства.

Таким образом,в личном романе акцент делается не на жизни и приключениях и не насентиментальном «эпосе» души, а на внутреннем пространстве агонизирующегосознания в его раздвоенности и противоречиях (наблюдающего и чувствующего),накладывающих печать зыбкости и на сам мир.Говоря об особенностях нарративной организации, важно отметить, чтофокусом повествования является сознание одного героя-рассказчика (центральноесознание), переживающего мучительный процесс обнаружения / сокрытия личнойвины, стыда, страха, утраты любви и пр. Именно помещение в центрповествования повествующего о себе героя дало одно из удачных названийисповедального романа – личный роман Le Roman personnel (французскаятрадиция), Ich-roman (немецкая традиция) 123 .

«―Личный роман‖ эксплуатируетформу повествования от первого лица. На первых порах преобладает дневниковая(―Живописец из Зальцбурга‖ Нодье) или эпистолярная форма (―Дельфина‖ деСталь, ―Оберман‖ Сенанкура, ―Валери‖ Крюденер и др.) <…> но Шатобрианпредвосхитил форму, которая станет классической: устная (как в ―Рене‖) илиписьменная (―Адольф‖ Констана) обрамленная исповедь-воспоминание определитсамый распространенный тип композиции в ―личном романе‖»124. Но еще болеесущественно, что повествование от первого лица здесь сосредоточено наСм.: Dufief P.-J. Les Ecritures de l‘intime de 1800 a 1914. Autobiographies, Memoires, journaux intimes etcorrespondances.

Paris: Breal, 2001. Pp. 26-49.123При этом, разумеется, перволичное повествование не является необходимым условием исповедальности.Совершенно очевидно, что и при перволичной наррации повествователь может находиться на перифериисюжетного пространства, не являться главным персонажем, выполнять лишь функции повествователя, в качествевторостепенного персонажа быть свидетелем происходящего.124Мироненко Л.А. Проблемы французской романтической прозы первой половины XIX века. Донецк:Издательство ДонГУ, 1995.

С. 67. Вместе с тем следует еще раз обратить внимание на то, что в романе XX века, вомногом изменившем палитру повествовательных приемов, исповедальное письмо может иметь смешанныйнарративный рисунок; при этом выявляется «центральное сознание» (Г. Джеймс) или персонаж-рефлектор(Ф.К. Штанцель). Это позволило нам трактовать целый ряд романов, формально не написанных от первого лица,как исповедальные.12248«удвоении»: внутренняя жизнь персонажа не только вспоминается в еепричастности событиям прошлого, но и корректируется самим персонажем спозиций его теперешнего опыта, что, как правило, создает ощущение внутреннегопротиворечия в сознании между функциями рассказчика и героя.

Р. Барт сделалинтересный вывод, назвав разрыв между ними «нечистой совестью». Естественносвязана с этим и характерная для исповедального романа эстетизациясаморефлексии(придачахудожественностипроцессусамопознания)125:«Закономерно появлялась своеобразная театрализация, не всегда поднимающаясядо фабулы. <…> Сюда же относятся и ―спектакли жизни‖ и ―спектакли сознания‖– разного типа двойничества: предвидение своей судьбы в чужой, подсказаннойкнигой или реальностью (Нодье, Фромантен, Сталь), появление двойника какплод больного сознания (Мюссе, Нерваль). Даже если в ―личный роман‖ и непроникали внешние атрибуты игры, то самый тип повествования – монологисповедь – таит в себе театральное действо»126.Однако это игровое (эстетизированное и саморефлексивное) начало имеет ифилософско-психологические эффекты.