Диссертация (Английский исповедально-философский роман 1980-2000 гг), страница 8

Любопытнатенденция к оцениванию автобиографического текста как литературного жанра,привлечению внимания к эстетизации опыта автором, постановке проблемыневозможности правдивого изложения фактов. Современные исследователиподчеркивают конструирование «Я» в автобиографическом повествовании(Ф. Лежен,М. Божур,П. де Ман).Тщеславиели,стремлениеликсамовыражению, поиски «Я» или нарциссическое любование – в основеавтобиографии лежит стремление автора проговорить некую «истину» о себе,более того, контролировать «правильную версию Я» посредством выборкиэпизодов прошлого, значимых акцентов, деталей, работающих на эту версию.Само становление авторского «Я» зачастую оказывается предметом вниманияавтобиографа, сближая темы глубокого самопознания и эстетически оформленнойсамопрезентации.

Подборка деталей и событий демонстрирует истоки, из которыхвозникает полнокровная река самосознающего и творящего себя субъекта. Почтинеизбежная «романизация» автора автобиографии превращает его в своегоShow D. «In Memoriam» and the Rhetoric of confession // English Literary History. 1971. Vol. 38. № 1. P. 82.См., к примеру: Pascal R. Design and Truth in Autobiography. Harvard University Press, 1960. 202 p.; Olney J.Autobiography: Essays Theoretical and Critical. Princeton: Princeton University Press, 1980.

376 p.; Bruss E.Autobiographical Acts: The Changing Situation of a Literary Genre. Baltimore: The John Hopkins University Press, 1976.192 p.; Spengemann W. The Forms of Autobiography: Episodes in the History of a Literary Genre. New Haven: YaleUniversity Press, 1982. 271 p.737432собственного героя с заостренными мировоззренческими кредо и личностнымиизломами.

Автобиография весьма часто включает мотив открытия призвания(восходящийктомужеАвгустину),отчетливоеразличениеголосаповествователя, обозревающего свою жизнь с дистанции опыта, и его же голосакак голоса «юного героя», а также разнообразие моделей «сборки» личногоопыта, предполагающих включение, исключение или намеренное искажение техили иных фактов жизни. Это, естественно, позволяет говорить об автобиографиикак о жанре, к которому могут быть приложены средства анализа романногоповествования.Но подчеркнем: установка на биографические детали в автобиографическомповествовании не является первостепенной для романа исповедального, так какдля последнего важна установка на эпизоды экзистенциальной значимости, навоспоминания травматического характера, складывающиеся в особый сюжет. Вцентре исповедального дискурса всегда вопрос утраты, стыда и вины75.

Именно впроцессе исповеди, какую бы форму обличения мира и других людей она ниприняла, стыд и вина обретают свой подлинный исток – личный опытрассказчика. Вина всегда ложится на самого субъекта исповеди. Поэтомуисповедь – «это форма, которая создает ситуацию, когда открытие или сокрытиеправды может привести к драматическим и даже фатальным результатам»76. Помнению С. Рэдстоун, здесь пролегает различие между признанием (в том числеавтобиографическим) и исповедью: признание исходит от того, кто не находитсяво внутреннем разногласии с самим собой, кто мыслит себя невинным. Дляисповедального субъекта все иначе: он всегда во внутреннем противоречии, ибочувствует утрату, виновность, но не решается об этом рассказать прямо, прибегаяк бесконечным уловкам, утайкам, околичностям.Так, согласно Каддону, исповедальный роман – это «вводящий взаблуждение неточный термин, указывающий на ―автобиографический‖ тип75Radstone S.

Cultures of Confession / S. Radstone; ed. by J. Gill // Cultures of testimony: turning the subject inside out.Modern Confessional Writing. New critical essays. London and New York: Routledge, 2006. P. 168.76Gilmore L. Autobiographics: A Feminist Theory of Women‘s Self-Representation. Ithaca and London: CornellUniversity Press, 1994. P. 112.33перволичного повествования, позволяющего от лица фиктивного героя раскрытьполноту переживаний автора. С другой стороны, хотя все представляется именнотаким образом, самораскрытие персонажа может и не иметь никакой связи савтором» 77 . Следует подчеркнуть, что автор исповедального романа не простодекларирует романный (фикциональный) статус текста рядом маркеров, но и втойилиинойстепенипроблематизируетпредставленнуюисповедьисамораскрытие героя.Отсюда любопытное сближение героя-повествователя исповедальногоромана с так называемым ненадежным рассказчиком.

Более того, сама эта«ненадежность»открываетдиалектикусознанияисамосознаниягероя,провоцируя неразрешимость эпистемологических и этических вопросов 78 . Этопозволяет указать на важнейшую черту исповедального романа – тематизациюпоисков «Я», что, с одной стороны, связывает его с автобиографическимповествованием, а с другой, выводит к проблематике экзистенциального романа.Иначе говоря, исповедальный герой романа (в отличие от герояавтобиографии, мемуаров, автобиографического романа, исповеди) при всеймыслимой откровенности его признаний парадоксальным образом даетсячитателювпределенезавершенностинарративнойконструкции«Я»,непроницаемости прошлого и неизбывности опыта.

Именно эта спецификапредставленияличногосюжетависповедальномроманесвязываетпсихологический и философский регистры вопрошания, позволяя нам говорить обисповедальном(личном)романекакисповедально-философском(экзистенциальном)79.Поэтикаисповедальности–вопрос,неохотнообсуждаемыйлитературоведами, и причина этого вполне объяснима: исповедальность,предстающая во всем многообразии этико-эмоциональных обертонов, может77Cuddon J.A.

Dictionary of Literary Terms and Literary Theory. Oxford: Wiley-Blackwell, 2013. P. 151.Позволим себе еще одно предположение: сам автор выступает как «ненадежный рассказчик» своей исповеди, ибовместо полного и открытого признания болезненного опыта (как это было бы в исповеди или автобиографии) онсоздает условный романный сюжет.79В данном случае отсылка к философской составляющей в жанровой характеристике лишь дополняет базовуюисповедальную и не связывается нами со сложившимися жанровыми формами философского романа per se.7834явить себя в разнообразных жанровых формах.

Очевидно, что исповедальностьсвязана с психологизмом и его художественными средствами. Но так жеочевидно, что не всякий психологический роман обладает исповедальнойинтенцией. Весьма часто исповедальность имеет истоком автобиографическоеначало, но и здесь нет непреложного правила. В классических образцахисповедальнойлитературыдоминируетперволичноеповествование(Ich-Erzaehlung). Вместе с тем целый ряд текстов исповедального эмоциональнофилософского регистра использует смешанный нарративный рисунок80. Сознаниепротагониста, на котором центрировано внимание автора, воплощается в романеХХ века не только в унаследованной от традиции форме перволичногоповествования, но и в опосредованном модусе «рефлектора» (Reflektor)«персонажа-рефлектора» (Reflektorfigur): события оцениваются, воспринимаютсясквозь призму сознания героя, при этом сохраняется нарративная рамкатретьеличного повествования81.В выявлении исповедального начала продуктивны наблюдения надконфигурациейсюжетавоспоминаний:здесьдвигателемповествованиястановится не само «неожиданное раскрытие тайных, и, как правило, греховныхпоступков»82, а развернутая в несколько этапов логика их постепенного осознаниякак ситуаций, сопряженных с переживаниями экзистенциального регистра.

Помысли П. Рикера, «существенное отличие нарративной модели от всякой другоймодели связи заключается в статусе события» 83 . Именно «конфигурирующийакт», или композиция сюжета, определяет само событие в категориях случайностиОдним из первых применил и осмыслил данную повествовательную ситуацию Генри Джеймс, обратившись кфеномену «центрального сознания» в своих эссе «Art of Fiction» (James H. Literary Criticism: French Writers; OtherEuropean Writers; Prefaces to the New York Edition. Library of America, 1984. 1408 p.).

Научно закрепили целый рядидей Джеймса крупнейшие исследователи романа как формы П. Лаббок (Lubbock P. The Craft of Fiction. FiliquarianPublishing, LLC, 2007. 232 p.) и Дж. У. Бич (Beach J.W. Twentieth Century Novel: Studies and Techniques. Ludhiana,India : Lyall Book Depot, 1969. 569 p.). Развитие нарратологии во второй половине XX века способствовалоизучению сложных повествовательных «модуляций». К примеру, австрийский нарратолог Ф.К. Штанцель наматериале некоторых протомодернистских (Джеймс, Флобер), классических и поздних модернистских романов(Джойс, Кафка, Конрад, Фриш и др.) в качестве ключевой категории анализа в целом ряде случаев избирает неграмматическую форму наррации, а «точку зрения» (point of view), «перспективу» изображения и оценкихудожественного мира (см.: Stanzel F.K. Theorie des Erzaehlens.