Диссертация (Английский исповедально-философский роман 1980-2000 гг), страница 13
Описание файла
Файл "Диссертация" внутри архива находится в папке "Английский исповедально-философский роман 1980-2000 гг". PDF-файл из архива "Английский исповедально-философский роман 1980-2000 гг", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "филология" из Аспирантура и докторантура, которые можно найти в файловом архиве МГУ им. Ломоносова. Не смотря на прямую связь этого архива с МГУ им. Ломоносова, его также можно найти и в других разделах. , а ещё этот архив представляет собой докторскую диссертацию, поэтому ещё представлен в разделе всех диссертаций на соискание учёной степени доктора филологических наук.
Просмотр PDF-файла онлайн
Текст 13 страницы из PDF
Траган в своем исследовании отмечает, что монолог героя «Падения» гораздо ближе монологупарадоксалиста, нежели речи других героев Камю. См.: Trahan E. Clamence vs. Dostoevsky: An Approach to La Chute// Comparative Literature. 1966. Vol. 18. №4. Pp. 337-350.13453парадоксалистом своей призрачной идентичности через свободу воли (extremeself-willing)135 и бунте против всего, что унижает его «Я»136.Симптоматичен выход в свет в самый разгар увлечения экзистенциальнымиидеямиединственнойнанастоящиймоментмонографии,посвященнойисповедальному роману XX века. В главе 1 исследования П.
Аксельма«Современный исповедальный роман» («The Modern Confessional Novel»),опубликованной в Йельском университете в 1967 году, романы Достоевского, вособенности повесть «Записки из подполья», трактуются как «источниксовременногоисповедальногоромана»137.ИсследованиеАксельма,показывающего Достоевского как предтечу исповедального романа Жида, Сартра,Камю, Кестлера, Голдинга и Беллоу, написано под влиянием концепцииэкзистенциализма. Аксельм соотносит первую часть «Записок» с техникойэкспозиции, характерной для жанра исповеди. Именно «Повесть о мокром снеге»,включенная в «Записки», дает образец «первого исповедального романа»138. Онапоказывает, как болезненные философские и психологические рефлексиивступают в конфликт с реальными событиями жизни парадоксалиста, имеющимисудьбоносный характер.Интерпретацияпоэтикизаглавиявключеннойисповедисвязанасметафорой «мокрого снега»: соприкосновение с ним – это своего рода «реальныеощущения», которые приходят на смену абстрактным идеям первой части ипоказывают открытие героем реальности «Других» (Зверкова и Лизы).
Средичастотных мотивов исповедального романа как особой жанровой формы, окоторых проницательно пишет Аксельм, болезненная саморефлексия; стремлениеопределить себя, познать свою сущность посредством контактов с «Другими»(столкновение с офицером, столкновение со Зверковым); появление персонажадвойника (Лиза); использование многочисленных лейтмотивных повторов;тематическая фокусировка на страдании и отчуждении; осознание героем своей135Hoffman F. Samuel Beckett: The Language of Self. New York; E.P. Dutton, 1964. P. 6.Jackson R. Dostoevsky‘s Underground Man in Russian Literature. The Hague: Mouton and Co, 1958. P. 48.137Axthelm P.
The Modern Confessional Novel. New Haven and London: Yale University Press, 1967. Pp. 13-53.138Там же. P. 14.13654исключительности; внимание к описанию поворотного события в жизни (эпизод сЛизой)139.Известная полемика с Руссо, предпринятая парадоксалистом, стала поводомдля многочисленных интерпретаций отношения Достоевского к исповедальномузаданию как таковому. Американский исследователь Б. Ховард обращается кфеномену риторики исповеди в «Записках», которая принимает форму пародиинад исповедью руссоистского типа: «Не смотря на высказанное мнение о том, чтоформа исповеди меняет ее содержание, он (парадоксалист) защищает своерешение использовать эту форму лишь для того, чтобы отрицать еесодержательную суть»140и, таким образом, достичь независимости отунифицированной и неправдивой публичной исповеди.Эта «независимость» достигается пародийным преувеличением приемовисповедиРуссо.Преждевсего,этобыстраясменаразличныхмасокоткровенности (крайняя форма «обнажения приема» Руссо, использующеготехнику «диалога с самим собой»), что и создает известный эффектпарадоксальности и ставит под сомнение правду откровенной исповеди Руссо.Пародийно обыгрываются: зачин исповеди («не побояться всей правды»); поводдля исповеди, избранный травматический эпизод (сюжет Марион / сюжет Лизы);многочисленные самооправдания и размышления о возможной реакции наисповедь потенциального слушателя и представителей общественного мнения;декларация равнодушия к общественному мнению; праздность; неспособность доконцасоответствоватьизбранномуобразу(«романтическогомечтателя»,«сентиментального мизантропа»); доведенная до крайности сентиментальнаячувствительность; выявленная двойственность разума и чувств в случаенесправедливого обращения с Марион / Лизой; поиск причин изменчивости139И все же Аксельм находит возможность утвердить, в сущности, экзистенциальный смысл повести: свобода идаже бунт подпольного существования оказываются для героя гораздо более привлекательными, нежелисоответствие общей мерке.
Как известно, важнейшим мотивом экзистенциального романа XX века становитсяневозможность для героя преодолеть тотальное отчуждение, но сама исповедальность, способность рассказать освоих страданиях и утвердить через рассказ себя – единственное, что остается герою Достоевского, Сартра иКамю.140Howard B. The Rhetoric of Confession: Dostoevskij‘s Notes from Underground and Rousseau‘s Confessions // TheSlavic and East European Journal.
1981. Vol. 25. № 4. P. 17.55собственного характера, проявляющейся в конфликте «сознания» и «делания»;убеждение в том, что самосознание неизбежно влечет за собой искажение(«болезнь»).Весьма существенны расхождения, не позволяющие увидеть в концепцииподпольяруссоистскуюмодель.Это,преждевсего,представлениеонеобходимости отдаления от цивилизации для естественного человека Руссо ипереживаемое как крайне болезненное отчуждение от общества (положение«мыши») подпольным героем Достоевского. Но самым значимым оказываетсяглубокое сомнение парадоксалиста в том, что путем размышлений возможнособрать воедино всю цепочку чувств и мотивов, составляющих единство еголичности («первоначальную причину»).
Здесь главное уже не риторическое, аконцептуальное расхождение между Достоевским и Руссо (исследователь, однако,подчеркивает, что в «Прогулках одинокого мечтателя», написанных спустянесколько лет после завершения «Исповеди», Руссо уже говорит о «растущихсомнениях» по поводу истинных мотивов своих прошлых поступков141). В данномслучае речь идет о завершенности – одной из ключевых проблем исповедальногоромана.Примечательно выявление Аксельмом композиции исповеди подпольногочеловека, в которой заметны многочисленные повторы (the repetitive nature of theconfession)142.
И далее: «В событиях, которые он помнит, подпольный человек ненаходит ничего, кроме стыда и парадокса»143. Не будучи знакомым с прочтением«Записок» Бахтиным, ныне признанным хрестоматийным 144 , Аксельм пишет:«Как и все прочее в исповеди Подпольного человека, окончательное изавершенное видение остается двусмысленным, затемненным, сомнительным»145.Игра с завершенностью / незавершенностью исповеди рассказчика являетсяодной из характерных особенностей исследуемого нами жанра романа. Однаковопрос об открытом финале исповедально-философского романа и интерпретацииТам же. P.
28.Axthelm P. The Modern Confessional Novel. New Haven and London: Yale University Press, 1967. P. 22.143Там же. P. 23.144Бахтин М. Проблемы творчества Достоевского. Киев: «NEXT», 1994. С. 454.145Axthelm P. The Modern Confessional Novel. New Haven and London: Yale University Press, 1967. P. 24.14114256«Записок» западными учеными оказывается тесно связанным с вопросами обискренности, истине, Боге. Вспомним наблюдение А. Криницына со ссылкой насвоюпозициюипозициюЛ.В. Сыроватко:«Впротивовесзападнымисследователям, жанрообразующим свойством выдвигается полная искренностьисповедующегося, тогда как западные ученые согласны признать за исповедь имнимую откровенность»146.
Подобным образом работы Г. Ибатуллиной,посвященные исповедальности экзистенциального толка, написаны с установкойнаапологиюклассическойисповеди:«Экзистенциальноевысказываниесуществует на опасной границе между неосознанным желанием дорасти доисповеди и угрозой полностью переродиться в чистый выхолощенный ―дискурс‖,забывший о родном потоке живой речи.
Оно пытается играть в живую речь, ноэта игра не удается – не потому, что перед нами художественный текст, а неживая речевая ситуация, но прежде всего потому, что играет здесь само сознание,а не только слово»147.Даннаятенденциянеслучайна:ипсихологическая,ифилософскаянезавершенность исповедального высказывания на протяжении последнихтрехсот лет становится все более значимой темой западной литературы –достаточно вспомнить тексты Стерна, Руссо, де Квинси, Беккета. Любопытно то,как роман Достоевского буквально «вписывается» в западную традицию, болеетого, опознается как важнейшая веха в ней.Так, в центре внимания известной работы Дж.