Диссертация (Статус лувийского языка в многонациональной Анатолии бронзового века - опыт социолингвистической реконструкции), страница 11

К сожалению,недвусмысленные формы вин. мн. общ., похоже, не встречаются вархаических49лувийскихотрывках,интегрированныхвCTH572иСм раздел 4.8 и работу [Miller 2004: 530], где дан анализ ряда ритуалов Киццувадны как литературныхпроизведений, имеющих скорее предписательное, чем дескриптивное значение и лишь слабо связанных сдействительным поведением исполнителей ритуала, для которых они предназначались.50Последнее предположение, конечно, не может быть убедительно доказано. Нельзя априори исключитьгипотезу, что компилятор или переписчик текста CTH 404.1, чей хеттский идиолект отражен в CTH 39.8,родился и вырос вдали от Хаттусы, а затем мигрировал туда во взрослом возрасте.

На основе этого можнобыло бы предположить, что смешение падежей восходит к диалекту лувийского языка, который мы неспособны идентифицировать в настоящее время, и что оно проникло в хаттусский лувийский через столетиеили позднее. Однако в пользу столь запутанного сценария нет положительных свидетельств, и, всоответствии с принципом бритвы Оккама, он должен быть отсечен.51О фонетической интерпретации данного перехода см. [Rieken, Yakubovich 2010].52CTH 665, — следовательно, невозможно установить terminus post quem дляэтой морфологической инновации.Хотя (10) представляет единственный известный мне пример, вкотором вин. мн. общ. на -nza появляется в тексте, достовернопринадлежащем имперскому периоду, все же есть некоторые основания дляпредположения, что рассматриваемое смешение падежей не могло произойтив некоторых лувоязычных регионах в XIII в. до н.

э. Нельзя, разумеется, бытьуверенным в том, отражает ли вин. мн. общ. dammaranza диалект писца KUB5.6 или должностного лица, выполнявшего ритуальные обязанности, но стоитпредполагать, что, по крайней мере, один из них не был рожден в Хаттусе.Гипотеза, что писец умышленно использовал архаическую форму в качествестилистической фигуры, также возможна, но менее вероятна с учетом жанранашего текста.Как и следовало ожидать, наши данные о формах вин. мн.

общ.,встречающихся в диалекте Истанувы, являются ограниченными. С однойстороны, словосочетание с вероятным вин. мн. общ. tarhuntassinza […-]winza‘?-ы Тархунта’, похоже, зависит от глагольной формы 3 ед. прош. daitta,значение которой в KUB 25.37 ii 33–34 неизвестно. С другой стороны,пример (14) может свидетельствовать в пользу вин. мн. общ. на -nzi.

Этототрывок, составляющий начальные строки песни, не поддается полномусинтаксическому анализу, поскольку значение и функция слов lammaur иalinan остаются спорными, но ясно, что единственная финитная глагольнаяформа здесь — это 3 ед. наст. мед. haltittari ‘он зовет’. Форма мн. общ.DINGIR.MEŠ-zi ‘боги’ не может быть субъектом предиката в единственномчисле, и, следовательно, если не считать DINGIR.MEŠ-zi вокативом,необходимо анализировать эту форму как объект глагола haltittari. Еслипризнать, что предложенный анализ обоих примеров является верным, тонужно либо попытаться реконструировать синхронное варьирование междудиалектами «Песен Истанувы», либо принять в расчет возможность неточнойпередачи текста в (14), отражающей интерференцию лувийского диалекта53Хаттусы.

Но число неясностей здесь столь высоко, что non liquet, повидимому, является наиболее честной позицией, которую можно занять. Ср.иной анализ в работе [Watkins 1995: 150].(14) KBo 4.11 rev. 47–49, CTH 772.1 (NS), Starke 1985: 341tap-pa-ši-tar ta-pa-la tap-pa-ši-tar ta-pa!-la la-am-ma-úr ti-ti-˹ya˺-a-laa-li-na-an hal-ti-it-ta-ri DINGIR.MEŠ-ziСмешение падежей, рассмотренное в этом разделе, было диалектнымфеноменом в лувийском языке периода бронзового века, но оно получилораспространение в I тыс.

до н. э. В анатолийских иероглифических надписях,где проводится различие между *376 <zi> и *377 <za>, первый знакпоследовательно используется как окончание существительных им.-вин. мн.общ., а второй знак — как окончание существительных дат. мн. Средибольшого количества позднелувийских надписей, происходящих из бывшейКиццувадны, ни одна не демонстрирует модель интерференции, котораяпозволяла бы предположить сохранность на этой территории более старойнормы в разговорном языке. Еще более показательным является примерписем из Ассура, группы текстов, чей жанр заставляет считать, что они едвали отклоняются от разговорной нормы52.(15) ASSUR b, §9, Hawkins 2000, II: 534|a-wa/i |2-zi-i || |sa-na-wa/i-i-zi (“*481”)wa/i+ra/i-mu-ta-li-zi|PUGNUS-ri+i-´‘Подбери двух добрых охотничьих? псов?’.Такие примеры, как (15), свидетельствуют против гипотезы, чтолувийские литературные нормы Центральной Анатолии наложились в этом52Внутренняя ссылка в одном из писем Ассура (ASSUR a, §6) позволяет предполагать связь с Каркемишем,который, возможно, уже вошел в Новоассирийскую империю ко времени подготовки писем.

Во всякомслучае, менее вероятно, что лувийский купец, торгующий в Ассуре, пришел бы из области вокруг Хаттусы,поскольку та находилась за пределами сферы ассирийского влияния.54случае на разговорный язык Киликии и Северной Сирии (например, какстандартный вавилонский наложился на ассирийские диалекты). Повидимому, имеющимся у нас материалам лучше всего соответствует анализ вконтексте теории волн. Смешение между им. мн. общ.

и вин. мн. общ.возникло в районе Хаттусы в период бронзового века, а затем постепеннораспространилось на всю лувоязычную территорию. Данная концепция,разумеется, не исключает возможность того, что распространение данногосинкретизма было связано с определенными социальными сообществами,включавшими писцов. Однако нужно все равно принять, что это былоособенностью разговорного языка внутри данных сообществ.

Остаетсяисследоватьвопрососуществованиидругихдиалектныхизоглосс,распространение которых происходило по той же модели.1.4 Расширенные генитивы на -assa и -assiОбычно считается, что клинописный лувийский диалект утратилродительный падеж, начав использовать в данной роли притяжательныеприлагательные на -assa/i- [Melchert 2003b: 171]. Хотя иероглифическийлувийскийтакжехарактеризуетсяобильнымиспользованиемпритяжательных прилагательных, он содержит при этом два отдельныхгенитивных маркера °a-sa и °a-si53.

Обобщение посессивных прилагательныхв лувийских клинописных текстах обычно рассматривается как диалектнаяинновация,таккакдругиелувическиеязыкивэтихпозицияххарактеризуются аутентичными формами род. ед., которые не согласуютсяпо падежу с соответствующими главными существительными.Анализу лувических генитивов посвящена статья [Melchert 2012a].Автор приходит к заключению, что анатолийские языки сохранили не толькоиндохеттское окончание родительного падежа *-os > хетт. -as, но и53Фраза *a-mi-sa NEPOS-sa INF[ANS] ‘сын моего внука’ в EMİRGAZİ, §4 является единственнымизвестным мне примером родительного падежа в иероглифических текстах бронзового века.

Все другиепримеры относятся к памятникам железного века.55тематическое окончание *-e/oso, а также, возможно, *-osyo. Мелчерт считает,что ликийское окончание родительного падежа -Vhe/-Vh (ср. TL 2.2Murazahe: tideimi ‘сын М.’ vs. TL 122 Tutinimeh: tideimi ‘сын Т.’) отражаетболее раннее *-e/oso и что такое же происхождение следует предполагать длямилийского окончания -ese в слове Kuprllese (ср.

[Melchert 2004a: 97]). Крометого, он высказывает гипотезу, что появление лувийского генитивногоокончания °a-si и карийского генитивного окончания -ś может быть связано снерегулярной апокопой в более раннем -osyo.Я в высшей степени поддерживаю общую проблематику статьиМелчерта, поскольку он пытается дать историческое объяснение ряду форм,которые обычно объявляются инновациями без достаточных оснований (ср.[Hajnal 2000: 177–178] и отчасти [Schürr 2010a]). При этом приятно отметить,что многие результаты работы Мелчерта прямо опираются на выводы,представленные в моей монографии [Yakubovich 2010: 38–45].

В особенностиэто касается лувийских генитивов на -assa и -assi, зафиксированных вклинописнойпередаче.Нижеянамереваюсьпривестиконтекстыупотребления этих образований, поскольку их существование имеетсерьезные последствия для лувийской диалектологии.Можно начать анализ с рассмотрения лувийского иностранного слова,включенного в хеттский контекст.

Пример, приведенный ниже, взят изновохеттского руководства для неких высших должностных лиц, которое, повсей вероятности, было составлено в Хаттусе. Исправление на им.-вин. ед.ср. mar-ša-aš-ša-<an> в примере (21), предложенное Мелчертом [Melchert1993: 140], несомненно, сделано ad hoc. Хотя синтаксис этого фрагментасовместим с интерпретацией marsassa mēhur в качестве словосочетания вомножественном числе ‘времена напастей’, все же им.-вин. мн. ср.

mēhurоказывается синтаксически необъяснимым в контексте параллельной фразы вединственном числе apeniessuwan mēhur ¶kuwayamman=za ‘столь ужасноевремя’ в строке ii 12 того же самого текста [Stefanini 1965: 40].56(21) KBo 4.14 ii 57–59, CTH 123 (NH/LNS), Stefanini 1965: 42nasma=kan LUGAL-us tūwali KASKAL-si arha paizzi nasm=at GIM-anasān imma ¶mar-ša-aš-ša mēhur‘… Или (когда) царь отправляется в долгий поход, или когда в самомделе наступает время напасти…’.Возвращаясь к лувийскому текстовому материалу, можно отметить, чтоформы родительного падежа встречаются по крайней мере четыре раза влувийских отрывках, включенных в Ритуал Пуриянни (CTH 758). Какпоказано в разделе 1.3, этот ритуал происходит из Киццувадны, и,следовательно, отрывки, цитируемые ниже, должны также отражатьспецифику лувийского диалекта Киццувадны.(22) KUB 35.54 ii 14, 758.1.C (MS), Starke 1985: 66[…] im-ra-aš-ša dIŠKUR-aš-ša-an-za […]‘…степного бога грома’.(23) KUB 35.54 ii 35–36, 758.1.C (MS), Starke 1985: 67a-ta im-ra-aš-ša dIŠKUR-u[n-t]i pa-ri ta-ra-a-u-i-it-[t]a‘(Он) передал их степному богу грома’.(24) KUB 35.54 iii 2–5, CTH 758.1.C (MS), Starke 1985: 68hal-li-iš-ša ˹pa˺-ra-at-ta-a[n-za]pu-wa-ti-il-za [n]a-nu-un-tar-ri-š[a]ir-hu-u-wa-aš-ša pa-˹ri˺-it-tar-u-wa-a-aš-š[a] 54u-˹la˺-an-ta-al-li-ya-an hu-it-y[a-li-ya-an]‘… боль (и) нечистота, прошлая и настоящаяпринадлежащая ir(hu)wa- (и) parittarwa-, мертвым и живым’.(25) KUB 35.54 iii 6–8, 758.1.C (MS), Starke 1985: 68a-ta a-ap-pa za-aš-ta-an-za DINGIR.MEŠ-an-za pár-ra-an ni-iš <a-ú-i-ti>54Восстановление parittaruwass[an] с формальной точки зрения также допустимо.57im-ma-ra-aš-ša dIŠKUR-aš-ša-˹an˺-za hal-li-iš-ša‘Пусть опять к этим богам не придет она, боль степного бога грома’.Формы родительного падежа на -assa в Ритуале Пуриянни, какпредставляется, ограничены теми контекстами, где иначе можно было быожидать притяжательные прилагательные на -assan (вин.