_методичка_ Философия. Киселёв В.Н. 2002 (_методичка_ Философия. Киселёв В.Н. 2002.doc), страница 2

С образованием Петербургской Академии наук (1724 г.) для подготовки национальных научных и академических кадров открывается соответствующий университет с тремя факультетами: философским (базовым), медицинским и юридическим⁰. Но по ряду причин Петербургский университет реально так и не стал функционировать. И лишь с образованием Московского университета в 1755 г. (структура та же: философский, медицинский и юридический факультеты)⁰ в России складывается в подлинном смысле система отечественного образования. М.В. Ломоносов вынашивал идею беспрецедентной организационной формы Академического университета (С.-Петербургского университета), совершенно непохожего на своих куда более зрелых европейских собратьев. В отличие от них обучение в этом высшем учебном заведении велось бы не на традиционных юридическом, медицинском, философском, теологическом факультетах, а по «классам» Академии наук – математическому, физическому и гуманитарному. Его преподавательский корпус не имел бы чино-должностного строения, а состоял бы исключительно из «профессоров» - академиков и адъюнктов академии, преподававших по собственным программам, а с наиболее одаренными студентами работавших по индивидуальным планам. Сверх того, на них возлагалось бы чтение «публичных» лекций для всех желающих их слушать⁰.

Если в XVIII в. философский факультет был базовым в российской системе университетского образования, то в XIX в. его не стало совсем. Это произошло по причине «академического», так и политико-идеологического и православно-церковного влияний. К тому же, продолжительное время в России министерство образования (министерство народного просвещения) «объединялось» с другими министерствами и ведомствами: от «ведомства духовных дел» до почти «министерства внутренних дел». Поэтому министерство просвещения на деле оказывалось «министерством затемнения и надзора».

Современность. В капиталистическом обществе система общего и специального образования - основной технологический процесс в «производстве человека». Любой человек в рыночной экономике вынужден продавать свои знания и умения на рынке труда, а значит, представлять из себя товар со всеми вытекающими отсюда следствиями: чем товар функциональнее (качественнее) и чем его себестоимость (цена) в производстве меньше, тем он ценнее. Сила буржуазного строя в том, что наибольшая эффективность достигается на частном уровне, в строго ограниченной области: подлинная экономическая выгодность - результат самой жесткой и беспощадной экономии. Поэтому выгоднее подготовить множество узких специалистов, которые знают и умеют строго от и до (что превращает их в «профессиональных кретинов»), чем одного, но знающего и умеющего профессионально многое. Это точно так же, как в крупном машинном производстве: можно простому наемному работнику знать в совершенстве весь производственный цикл, но реально заниматься одной простой операцией, а можно знать только то, что он непосредственно делает, причем не хуже «универсала», а порой и лучше. Такое положение складывается во всех сферах, в том числе и познавательной. Несмотря на желание дойти до самых глубоких, фундаментальных сущностей исследуемого предмета, ученый может ограничиться самыми ближайшими, поверхностными знаниями. Вследствие этого научная деятельность становиться в современной культуре производственной сферой по выработке знания, технологическим процессом со строгой специализацией. Поэтому основной принцип позитивизма максимально теоретически и идеологически выразил это: «не искать сущность, не отвечать на вопрос ”что и почему?”, а описывать только явления и отвечать на вопрос ”как?”». Именно «экономический» момент, а не политический, приспосабливал систему образования для своих нужд, эффективного преподавания частных, позитивных наук, тем самым подрывая самую совершенную философскую почву в культуре, вынуждая философию искать иной приют в культуре.

Но эти изменении в европейском образовании сказались отрицательно не только на философии, но и на подготовке специалистов в частных науках. Если раньше человек, получивший общее образование, мог стать выдающимся ученым (например, ни Декарт, ни Ньютон, ни Лейбниц не были по образованию математиками и физиками), то ни одного современного специалиста с соответствующим образованием к выдающимся ученым отнести не удастся. Возникает парадокс: прежнее неспециальное профессиональное образование давало выдающихся профессиональных специалистов, а современное специальное профессиональное образование не позволяет в дальнейшем в этой специализации стать выдающимся профессионалом.

Наука и философия. Наука прошла длительный путь в своем развитии. Формально-организационно наука развивалась следующим образом. Появляется она вместе с философией в античной Греции под названием «физика» (наука о природе): физика первая историческая форма древнегреческой философии. Все первые греческие философы до Сократа (досократики) являются физиками. С Сократа на первое место в философии выходит «Этика» (в современном значении равнозначная общественным наукам) и «Логика» (соответствующая наукам о познании и мышлении), а физика начинает отходить на третью позицию. Позднее созданная Платоном и Аристотелем «Метафизика» (наука о первосущем, или умозрительная наука об основах бытия), стала «Первой философией», а физика – «Второй философией». При этом этика и логика не соотносятся линейно с физикой и метафизикой. Логика – это не раздел философии, а орудие всякого научного познания, в том числе и метафизики, физики и др. наук. Этика относится к практическим наукам, а метафизика и физика - к теоретическим. В средние века наряду с названием «физика» появляется и используется ее латинский аналог – «натурфилософия» (философия природы). Так продолжается до середины XIX в.: общественные, большинство гуманитарных, естественные науки являются составными частями философии. Поэтому исторически не философия является наукой, а любая наука есть «определенная философия»: основания всех наук находятся в философии, в том числе и самой философии. Первыми в европейской культуре от философии обособились медицина и юридические дисциплины, это произошло в средневековье. В XVII-XVIII в. в Европе образуются национальные академии наук, традиционно состоявшие из трех отделений: математического, физического (естественного) и гуманитарного, философское же отделение отсутствовало. Тем самым была создана предпосылка для будущей формально-организационной самостоятельности наук, в первую очередь естествознания. А после «весны народов» (революции в Европе 1848-1849 гг.) наступает «позитивный век» в европейской культуре, продолжающийся до наших дней. Положительные (позитивные) науки стали формально-организационно самостоятельными. Естествознание, как менее содержательно зависимая от философии дисциплина (социально-гуманитарные науки этим качеством не обладают), фактически встала в открытую оппозицию философии с целью занять то господствующее положение в культуре, которое до этого занимала философия, особенно в новоевропейский период. Естествознание заявило, что оно само себе философия в вопросах теории и методов познания. Философия ответила естествознанию «взаимностью», в ней, особенно в XX в., стали активно развиваться антисциентистские тенденции.

Идейно (в смысле теоретических основ, принципов) наука развивалась следующим образом. Наивысшего расцвета «физика» в античной философии достигает в атомистической концепции Демокрита и Эпикура – «линия индивидуальности». Любой предмет в атомистической теории трактуется как простая совокупность подобных атомов. Если атомы сами по себе неизменны, вечны, то предметы возникают при соединении атомов и перестают существовать, когда атомы, составляющие данный предмет, разъединяются (все предметы - временны, атомы – вечны). В этом уже виден прообраз устройства по типу «механических часов»: можно собирать и разбирать входящие в него элементы. Уже в античности были поняты недостатки концепции Демокрита. Поэтому, например, Аристотель, помимо «двигательной причины», которая объединяет и разъединяет атомы, вынужден был ввести «целевую причину», чтобы объяснить, как существуют живые организмы, которые разобрать легко, но сколько эти части потом не собирай живого уже не будет. Но атомизм и другие тогдашние философские системы - это умозрительные построения. То, что мир состоит из неделимых частей, которые первичнее целого, из опыта не выводится, это наше мысленное предположение (гипотеза), на основании которой мы пытаемся познавать действительность. Точно так же и с противоположной позицией, с «линией тотальности (всеобщности)» Платона: она является тоже умозрительной. Это противостояние проходит через всю историю европейской культуры и определяет специфику научного познания. В средние века при споре об «универсалиях» (общих понятиях) линии индивидуальности и тотальности получили продолжение в номинализме и реализме соответственно. Номинализм исходит из того, что всеобщего (тотального, универсального) в действительности нет, а есть только единичные предметы – универсалии лишь результат познавательной процедуры объединения того общего, что есть в реально существующих единичных предметах. Реалисты считают, что универсалии существуют реально или до единичных предметов (продолжении точки зрения Платона), или непосредственно в них (продолжение точки зрения Аристотеля). В новоевропейский период традиция тотальности продолжает развиваться в новоевропейском рационализме (Декарт, Спиноза, Лейбниц) и в немецкой классической философии (Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель). Линия индивидуальности продолжается новоевропейским эмпиризмом. В рамках этой традиции ньютоновское: «Я гипотез не измышляю» в культуре было воспринято как «физика, берегись метафизики». Возникает парадоксальная ситуация: отказ от гипотез как умозрений, предположений и измышлений в пользу опыта, эмпирии как единственно достоверного источника знания приводит опять на умозрительную, метафизическую позицию⁰. Вопрос о том, почему Ньютон и другие ученые-эмпирики этого не понимали, мы не рассматриваем. Существенен другой момент: почему в европейской культуре XVII-XVIII в. эмпиризм (физика) стал(а) предпочтительнее, чем умозрение (метафизика), почему физические умозрения стали предпочтительнее метафизических умозрений?

Античные и средневековые умозрительные построения (метафизические системы) существовали при отсутствии достаточно обширного материала о частностях, в силу неразвитости человеческой практики, поэтому для них (умозрений) важнее было представление о целом, даже если следствия из них не согласовались с известными уже частностями, это не повод отказываться от целого. Но когда новоевропейская жизнь усложнилась (географические открытия, промышленная и политические революции и т. д.) и появилась масса эмпирического материала, то метафизические умозрения не только перестали соответствовать ему, но и становились препятствием на пути практической жизнедеятельности новоевропейского общества. Поэтому так решительно появилась потребность исследовать те многочисленные частности, с которыми на практике все время имеет дело «новоевропеец». Так возник эмпиризм. Но основа эмпиризма не нова для культуры, он восходит к «линии индивидуальности». Новыми оказались результаты. Всевозрастающие реальные успехи такого познания за два века (XVII-XVIII в.) привели к иллюзии того, что этот способ является универсальным для истинного, следовательно научного познания, потому стали считать науку и эмпиризм понятиями тождественными. Только когда эмпиризм полностью распространился в естествознании, появилась основа для формально-организационного отделения его от философии, так как в философии эмпирические методы неприменимы, поскольку философия исключительно умозрительная наука. В середине XIX в. этот процесс завершился. Со временем, когда в естествознании эмпирическими методами был накоплен огромнейший материал, появилась потребность теоретического обобщения его. Но любая крайность чревата переходом в свою противоположность – вместо истинного знания эмпиризм стал давать ложное знание, потому что он для обобщений не предназначен, а создавался для частностей. Выход был найден в позиции позитивизма: не исследовать сущность (это бесперспективное дело), а описывать только явления, фиксируя между ними устойчивые связи. Прежняя же установка философии и науки – исследуй существенную связь между явлениями, однако известно, что не любая устойчивая связь является необходимой, она может выступать некоторой случайностью. Поэтому-то в современных науках никак не решается проблема эффективного познания сложных объектов, например целостное изучение общества, человека, познания, материалов («наука о материалах») и др. Сегодня в европейской (да и мировой) культуре, в силу эмпирической зашоренности науки и специфики философии, последняя является хранительницей образцов наивысших достижений теоретической деятельности (в виде метафизических систем) и хранительницей навыков и средств этой деятельности (Логики – с большой буквы). В современном естествознании получила распространение одна, причем не лучшая, философская (метафизическая, чисто умозрительная) концепция – «линия индивидуальности», родоначальниками которой являются софисты⁰ и Демокрит⁰. А собственно философия, при всем многообразии существующих в ней концепций, принадлежит «линии тотальности», созданная еще Сократом, Платоном, Аристотелем⁰. В наибольшей степени «линия тотальности» в философии выступает в традиции объективного идеализма (объективный идеализм дал наиболее совершенные философские результаты – он абсолютно господствовал в философии на протяжении двух с половиной тысячелетий) и единственной форме материализма XIX в. (диалектического материализма Маркса и Энгельса). А традиция субъективного идеализма и все прочие формы материализма (стихийный, наивный материализм греков; механистический новоевропейский материализм (в том числе и материализм французов XVIII в. и Фейербаха); вульгарный материализм XIX в.; натурализм XX в.) являются носителями «линии индивидуальности» - основой чего в XVII-XX в. выступала идеология эмпиризма-позитивизма.

На протяжении двух с половиной тысячелетий в европейской культуре философия была основой, фундаментом всей системы европейского образования и обучения. В ней центральное место отводилось как конституирующей основе различным «метафизическим конструкциям» (в том числе и в христианской религии) и традиционной формальной логике. Это была классическая традиция европейского образования. С конца XIX века они стали стремительно заменяться позитивной наукой, что приводит к утрате самого исходного духа европейской цивилизации – стремления рациональными средствами достичь истинного знания. В современном представлении об идеалах научного знания, истинность не должна быть необходимым атрибутом всех познавательных результатов, претендующих на научность⁰. Но если доводить до логического конца этот тезис («истинность не должна быть необходимым универсальным свойством всех познавательных результатов науки»), то в науке должно быть как истинное знание, так и знание, не относящееся к истине. Следовательно, в эту группу знания попадает и ложное знание, и то, что знанием вообще назвать нельзя. Напрашивается вопрос: какая часть знания должна быть обязательно «чистой истиной», а какая «не истиной» (в строгом смысле формально-логического отрицания), чтобы претендовать на научность?