Диссертация (Правовое положение евреев в Российской империи в конце XVIII - начале XIX вв), страница 20

Польский запрет евреям владеть крестьянами и населенными имениями на каком-либо основании был подтвержден Сенатом 20 февраля 1813 года⁶¹⁶. Однако в январе 1817 года депутатами еврейских обществ на высочайшее имя была подана просьба об отмене этого запрета. Император отнесся к просьбе со вниманием и, для того чтобы составить собственное мнение по этому вопросу, распорядился передать ему на личное рассмотрение все имеющиеся в наличии дела, касающиеся владения евреями крепостными, решение по которым еще не было принято либо было принято, но не исполнено. После этого министром юстиции через министра духовных дел императору было передано дело, разбиравшееся в то время Сенатом.

Предметом разбирательства были обнаруженные в Литовской губернии случаи передачи помещиками в аренду евреям имений с крестьянами; при этом возражения властей вызывало, во-первых, нарушение запрета на передачу во владение евреям крепостных⁶¹⁷, а во-вторых, тот факт, что эти договоры аренды были заключены «домашним образом <…> на простой бумаге», то есть без уплаты пошлины в казну путем использования гербовой бумаги⁶¹⁸.

На самом деле, как полагают исследователи, случаи нарушения запрета на передачу евреям земель с крестьянами в губерниях черты оседлости были нередки, поскольку подобные сделки считали для себя выгодными как дворяне-землевладельцы, предпочитавшие получение легких денег в качестве арендной платы заботам по ведению хозяйства, так и евреи, получавшие в качестве дохода с имений значительно большие суммы, чем уплаченные арендодателю. В исторической литературе⁶¹⁹, как и в украинском фольклоре⁶²⁰, распространено мнение о том, что евреи в Речи Посполитой якобы арендовали не только шляхетские имения, но и православные церкви. На самом деле, такое мнение, скорее всего, следует признать антисемитской легендой, либо вообще не имеющей под собой оснований, либо основанной на единичных случаях злоупотреблений⁶²¹, поскольку она подтверждается только немногочисленными свидетельствами тех лиц, которые обоснованно могут быть заподозрены в тенденциозности⁶²².

Для обхода запрета владения поместьями еще в Речи Посполитой была изобретена юридическая конструкция кресценции (лат. crescentio – рост, увеличение), согласно которой имения формально оставались во владении помещика, однако евреи получали право собственности на весь полученный урожай, а также право требовать от крестьян собирать этот урожай, молотить зерно, перевозить его к винокурням, предоставлять работников, подводы и ездовой скот для работ в имении и т.п. по сути, кресценция представляла собой распространение на все помещичье хозяйство тех отношений шляхтича и еврея-арендатора, которые были широко применяемы к винному откупу; однако если право шляхты отдавать на откуп винную торговлю легально признавалось, то привилегия владения крепостными могла осуществляться западнорусским дворянством только лично.

Кстати, в последовавшем позже сенатском указе, запрещавшем подобные соглашения, в качестве типового условия кресценции была упомянута обязанность помещичьих крестьян перевозить зерно именно к винокурням, что в некоторой степени подтверждает сложившееся к тому времени представление о евреях, использующих пшеницу исключительно для производства спирта и вызывающих тем самым голод и пьянство в среде крестьянства.

Сенат, ознакомившись с делом, 27 октября 1818 года принял вполне ожидаемое решение, то есть признал имевшие место кресценции незаконными, и предписал возвратить арендованные имения с крестьянами помещикам-собственникам, особо отметив недопустимость заключения подобных договоров в дальнейшем. Министр духовных дел и народного просвещения, согласившись с решением Сената, счел необходимым отметить, что вина за заключение незаконных договоров лежит не только на евреях-арендаторах, но и на помещиках-арендодателях, а также на чиновниках, утвердивших противоречащие действовавшим нормам условия соглашений, и, следовательно, необходимо привлечь виновных должностных лиц к ответственности, а помещиков обязать возвратить евреям внесенную арендную плату, обеспечив обязательство по возврату доходами от бывших в аренде имений.

27 марта 1819 года Сенатом был принят указ «О прекращении в присоединенных от Польши губерниях работ и услуг, отправляемых крестьянами и дворовыми людьми для евреев» ⁶²³, согласно которому все кресценции должны были быть прекращены. Фактически это решение было мотивировано совершенно верным выводом о том, что кресценции представляют собой притворную сделку, направленную на то, чтобы прикрыть запрещенный договор аренды, поскольку, хотя и считается, что евреи «нанимают одну только кресценцию, безо всякого к тем крестьянам права», на самом деле они «вполне таковыми имениями распоряжаются и в услугах людей и крестьян содержат; из чего и явствует, что евреи истолковали означенный указ 1813 года февраля 20 совсем в превратном виде». Любопытно, что в этом указе упоминалось, что практика кресценций нарушает не только законодательство Российской империи, но и конституции Речи Посполитой 1496 и 1775 гг.

При этом в указе от 27 марта 1819 года замечания министра духовных дел А.Н. Голицына не были учтены: о необходимости потребовать ответа от присутственных мест, утвердивших незаконные договоры, не было упомянуто вообще, а о взаимных расчетах помещиков с евреями предлагалось только «разведать особо». Министр духовных дел через министра юстиции предложил Сенату дополнить указ в соответствии с внесенным им ранее предложениями, однако сенаторы не пришли к единому мнению на этот счет (хотя возражения против предложений министра духовных дел были формальными и заключались в нежелании изменять без одобрения императора уже принятый и вступивший в силу указ от 27 марта 1819 года)⁶²⁴, вследствие чего дело было передано на рассмотрение в Государственный совет.

В обоснование необходимости принятия указа, обеспечивающего права евреев, ранее участвовавших в запрещенных кресценциях, министром духовных дел были представлены Государственному совету следующие аргументы. Во-первых, невозвращение арендной платы помещиками может повлечь за собой разорение евреев, причем не только арендовавших имения, но и других, поскольку, «по обычаям сего народа, достаточнейшие должны печься о пропитании бедных»; убытки членов еврейских общин повлекут, в свою очередь, убытки казны, так как это затруднит собирание податей. Этот аргумент демонстрирует, что российское государство сохраняло усвоенный еще в средневековой Европе взгляд на еврейскую общину как на «общественную копилку» (Sparbüche): евреям позволялось накапливать средства только потому, что при возникновении надобности ими можно было распорядиться в интересах казны⁶²⁵; разница состояла только в том, что средневековый подход предполагал прямую экспроприацию капитала в случае нужды, а российский основывался на использовании в государственных интересах традиций еврейской благотворительности.

Во-вторых, помещики приобрели капитал, составлявший арендную плату, незаконным путем, о чем они не могли не знать. Таким образом, министр фактически указывает на то, что эти средства должны считаться неосновательным обогащением, хотя соответствующий институт прямо не признавался дереволюционным российским законодательством. Правда, известно, что в более поздний период суды признавали необходимость возврата неосновательного обогащения, ссылаясь на общую норму ст. 574 т. X Свода законов российской империи, согласно которой «как по общему закону никто не может быть без суда лишен прав, ему принадлежащих, то всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред и убытки, с одной стороны, налагают обязанность доставлять, а с другой - производить право требовать вознаграждение». Однако Г.Ф. Шершеневич указывает на то, что соответствующее толкование указанной нормы должно основываться прежде всего не на самой этой статье, а на указе 1851 года⁶²⁶, ставшим одним из ее источников⁶²⁷.

В-третьих, учитывая, что договоры о кресценциях были составлены на простой бумаге и являлись, таким образом, недействительными, евреи не могли ссылаться на эти договоры при обращении к властям и, следовательно, не могли надеяться возвратить уплаченные ими деньги через суд без специального указания закона.

Из этого министр духовных дел и просвещения снова делает вывод о том, что необходимо обязать помещиков возвратить евреям арендную плату, с тем, чтобы, «по отобрании у евреев, их капиталы были обеспечены теми же самыми имениями, коих кресценция им была продана». Предложенный механизм обеспечения возврата денег помещиками за счет имений объяснен министром народного просвещения нечетко, но, поскольку оговаривалось, что в любом случае нельзя разрешить евреям продолжить владеть и распоряжаться населенными имениями, а значит, обеспечение с использованием механизмов залога или удержания исключалось, вероятно, следует понимать, что предполагалось наложение ареста на получаемые от этих имений доходы, которые помещик должен передавать бывшим арендатором до полного возврата арендной платы.

Государственный совет выразил согласие с предложениями министра духовных дел и просвещения, а 20 декабря 1820 года мнение государственного совета получило Высочайшее утверждение⁶²⁸. Таким образом, теоретически нарушение закона путем заключения соглашений о кресценциях должно было быть пресечено с удовлетворением интересов всех сторон. Однако учитывая очевидную обоюдную выгодность для помещиков и евреев таких соглашений, нетрудно объяснить тот факт, что на практике они продолжали заключаться и после введения юридического запрета⁶²⁹; об этом, в частности, свидетельствует позднейшее законодательство, подтверждавшее этот запрет⁶³⁰.

Параллельно с запретом кресценций государство было озабочено и другим аспектом той же проблемы, а именно наймом евреями христиан в качестве домашних слуг. Запрет на содержание евреями христианской прислуги был введен в Европе во времена средневековья по инициативе католической церкви⁶³¹. В Речи Посполитой к моменту разделов было запрещено всем «басурманам», в том числе и евреям, держать христианскую «челядь», за исключением пивоваров, винокуров и извозчиков⁶³²; интересно, что при этом специально подчеркивался запрет на наем христианок-кормилиц⁶³³. В России, однако, эти нормы игнорировались – прежде всего потому, что еврейские семьи, повсеместно соблюдавшие правило о субботнем покое, запрещавшее заниматься любой работой с вечера пятницы до вечера субботы, не могли обойтись без услуг т.н. «шабес-гоев» - нанятых христиан, которые в такие дни топили в их домах печи, подавали еду на стол и т.п.⁶³⁴

Вопрос о восстановлении запрета держать слуг-христиан поставил в 1820 году херсонский губернатор, сообщавший о том, что женщины-христианки, находящиеся в еврейских домах, «не только забывают и оставляют без исполнения обязанности христианской веры, но принимают обычаи и обряды еврейские и нередко, по снисхождению еврейскому, впадают в разврат» ⁶³⁵. Комитет министров высказался однозначно против подобной практики, что было затем подтверждено сенатским указом от 22 апреля 1820 года. Интересно, что при этом использовались политические аргументы, а не юридические (сенатские указы от 22 апреля 1818 года и от 27 марта 1819 года, запрещавшие держать христиан в услужении, упомянуты в Журнале комитета вскользь): министр духовных дел и народного просвещения указывал на то, что недопустимо давать евреям возможность обращать христиан в их веру⁶³⁶. На самом деле, такая мотивировка кажется странной не только потому, что иудейской религии в принципе чужд активный

прозелитизм⁶³⁷, но и потому, что годом ранее сам А.Н. Голицын руководил разбирательством по доносу о пропаганде евреями иудаизма среди слуг-христиан и пришел к выводу, что донос был ложным⁶³⁸.

Этот запрет был воспринят негативно не только самими евреями, но и некоторыми представителями христианских либеральных кругов, например, В.Н. Каразиным, приближенным чиновником Александра I, который в письмах к императору разносторонне критиковал политику А.Н. Голицына по разнообразным духовным вопросам⁶³⁹. Высказывая удивление по поводу того, что донесение одного губернатора послужило притеснению целого народа, он утверждал, что сами евреи называют этот указ «гонением», поскольку без помощи слуг-христиан они по субботам не могут ни зажечь огня, ни купить хлеба, не нарушив правила о шаббатном покое⁶⁴⁰.

Несмотря на это, впоследствии запрет был смягчен только частично и только исходя из практических требований государственной пользы. Сенатским указом от 14 февраля 1821 года было разрешено иметь в услужении христиан тем евреям, которые содержали казенные откупа, «дабы сие не послужило бы к расстройству принятых евреями на себя с казною обязанностей» ⁶⁴¹. Однако исключение делалось только для найма христиан на такие работы, при которых они не должны были непосредственно и близко контактировать с евреями нанимателями. Так, когда в 1822 году подольское губернское правление запросило сенат о том, могут ли евреи, содержащие в аренде почтовые станции, нанимать христиан для работы почтарями, министерство духовных дел и народного просвещение и почтовый департамент министерства внутренних дел сошлись во мнении, что это должно быть разрешено, поскольку «служба на почтовых станциях в писарях и почтарях не должна почитаться особенною личною услугою тому лицу, которое содержит станцию» ⁶⁴².

Запрет на наем евреями христиан сам по себе умножает количество противоречий в законодательстве по еврейскому вопросу: с одной стороны, правительство в начале XIX века уже начало демонстрировать стремление к преодолению замкнутости еврейских общин, проявившееся, в частности, в попытках внедрения европейских языков и европейской одежды, в начавшемся ограничении кагальной автономии и т.п.; с другой стороны, христианам был закрыт доступ в еврейские дома, в то время как прислуга из числа христиан могла бы стать важным каналом ассимиляции⁶⁴³. Запрет на содержание христианской прислуги демонстрирует приоритетный порядок мотивов российского законодателя: меры, направленные на улучшение быта евреев и на их интеграцию в российское общество, могли предприниматься лишь до тех пор, пока они ни в коей мере не затрагивали государственных интересов (в частности, интересов государственной религии).

1. Обязанности евреев по уплате налогов и несению иных повинностей.

1. Особенности фискального статуса евреев.

13 сентября 1772 года были Высочайше утверждены доклад и докладные пункты белорусского генерал-губернатора графа Чернышева о порядке управления белорусскими губерниями. В частности, первым пунктом для населения присоединенных губерний устанавливалась поголовная подать (особо пояснялось, что она не названа подушной, потому что «слово души в сих губерниях в сем случае необыкновенно»). Белорусские крестьяне были «положены в равный с прочими в государстве крестьянами семигривенный оклад», но для евреев размер поголовной подати был установлен особо: «по одному рублю с каждой [головы]» ⁶⁴⁴. Соответственно, впоследствии на евреев не распространялись указы, вводящие налоговые льготы для подданных белорусских губерний, например, отмена поголовной и винной податей за первую половину 1773 года и последующее уменьшение податей вдвое, продолжавшееся до 1783 года⁶⁴⁵. При этом сумма, уплачиваемая евреями в казну, после перехода их в российское подданство оказалась меньше той, которую должны были платить белорусские мещане-христиане, однако в абсолютном выражении она существенно повысилась – по сообщению З.Г. Чернышева, в Речи Посполитой налог с евреев составлял 2 злотых, т.е. около 30 копеек⁶⁴⁶. Однако по сути своей податной статус евреев не изменился по сравнению с польским государством: по-прежнему в соответствии с магдебургской традицией они уплачивали специальный, «не существующий для других подданных» ⁶⁴⁷ налог.

Принятый 3 июля 1779 года указ «О собирании поголовных податей с крестьян Белорусских губерний» принципиально не изменил налогообложение евреев. Этим указом поголовная подать была уменьшена вдвое (для крестьян – до 35 копеек, для мещан – до 60 копеек, для евреев – до 50 копеек). Однако снижение поголовной подати компенсировалось введением новой винной подати, которая составляла 20 копеек с крестьян, 1 рубль с мещан и 50 копеек с евреев⁶⁴⁸, т.е. фактически размер налога с евреев не изменился. Обращает на себя внимание то, что и по докладным пунктам 1772 года, и по этому указу евреи должны были платить меньшую подать по сравнению с мещанами; поэтому, даже когда евреям было дозволено записываться в сословия, те из них, кто не имел достаточного капитала для приписки к купечеству, уклонялись от приписки к мещанству⁶⁴⁹. И лишь указ от 3 мая 1783 года установил, что «евреи в белорусских губерниях обложены податью по состоянию, в какое они запишутся» (тем самым подтверждалось включение в мещанство евреев, не записавшихся в купечество).