Диссертация (972184), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Слетелись птицы на запахзерна, поклевали крупы да улетели, поклевали и упорхнули. Но одна птицазастряла между двойными рамами – не нашла пути. Хлопает крыльями, бьется остекла. Мир сияет пред нею, сестры ее и подруги кружат по нему, а она, одинокая,не знает, как вырваться. Ударилась клювом в стекло и упала с распростертымикрыльями. Привлеченный звуком падения, подошел я к окну, протянул к нейруки, сложил ее крылья и внес в дом»449.Образ крылатого существа лейтмотивом проходит через сборник рассказовАгнона, в частности, он становится одним из ключевых в рассказе «Платок». ОтецШмуэля привозит с ярмарки платок, который дарит матери мальчика.
Надев его,она преображается, приобретает какое-то особенно величие праведности, её какбудто окружают крылья: «Я посмотрел на мать и увидел, что лицо ее изменилось:448Римон Е.Знак Каина [Электронный ресурс]// Педагогический альманах 3/98. URL:http://old.ort.spb.ru/nesh/rimon3.htm (Дата обращения:16.05.2015).449Агнон Ш.Й.Птица моя [Электронный ресурс]. URL: http://heblit.org/0txt/sha01.html#z_toc_019(Дата обращения:16.05.2015).157лоб стал меньше – голова была повязана платком, так что он полностью скрывалволосы; ее глаза стали еще больше и сияли навстречу отцу, который пел теперь«Эшетхаиль»: «Жену доблестную кто обретет...».
Концы платка, завязанногоузлом под ее подбородком, едва-едва развевались – это ангелы субботывзмахивали крыльями, порождая легчайший ветер. Знайте, что это было именнотак: ведь окна были закрыты, и откуда было появиться ветру, если не от движенияангельских крыльев. Разве не сказано в псалмах: «Делает ветры посланцамиСвоими...»? И я затаил дыхание, чтобы не смутить ангелов, и взирал на мать,удостоившуюся такой несравненной чести, и испытывал великое восхищениеперед ликом Шаббат – седьмого дня недели, дарованного нам в знак нашегоизбранничества и славы.
Внезапно мои щеки ощутили легкое поглаживание. Незнаю, было ли то дуновение ангельских крыльев или шелковистое прикосновениеконцов материнского платка. Но счастлив тот, кого овевали крылья добрыхангелов, и счастлив тот, кого в субботние вечера ласкала мать» 450.Мать ассоциируется у мальчика со Шхиной, а отец, который привозит сярмаркиэтотволшебныйподарок,предстаётввоображениимальчикаВсевышним. В самом начале рассказа говорится о мессианских чаяниях Шмуэля:он, лёжа в отцовской постели, предаётся размышлениям о справедливом цареМашиахе. Когда отец приезжает с ярмарки, оказывается, что он не похож наобыкновенного человека, а в его описании встречаются эпитеты, присущиеБожеству: «Каким большим был отец! Будучи убежден, что мой отец выше всехдругих отцов, я все же понимал, что кое-что превосходит отца по высоте,например, медная люстра, висевшая под потолком нашего дома.
Но в тот деньдаже она стала ниже его»451. Отец представляется не просто могучим ицарственным исполином – он также безгранично милостив и всезнающ: «он былвоистину мудр, знал, о чем мечтает каждый из нас, и привозил именно это.Наверно, Властелин Снов открывал ему наши ночные грезы». 452 Отец450Агнон Ш.Й. Платок [Электронный ресурс]. URL: http://heblit.org/0txt/sha01.html#z_toc_019(Дата обращения:16.05.2015).451Там же.452Там же.158представляется Шмуэлю Всевышним, мать – Шхиной, что, собственно, и создаётобраз идеального Дома-Храма, ведь в рамках того мира, в котором живётмальчик, нет места понятию «тикун олам», потому что он и так совершенен,Шхина и Святой Благословенный соединены, а стало быть, и ткань мирозданияникогда не была повреждена.О матери Вани нам известно мало, однако образ отца становится ключевымв романе «Лето Господне».
В 1929 году И. С. Шмелёв рассказывал Буниным, чтоо матери писать не может, «а об отце – бесконечно»453. Друг писателя И. А. Ильинтакжеотмечал,что«ЛетоГосподне»–«излияниесыновнегосердца,наполненного любовью к отцу». Интересно и то, что Ш. Й. Агнон, охотно, вотличие от Шмелёва, писавший о своей матери, впервые взялся за перо из тоскипо отцу: «Мне было 5 лет, когда я написал свою первую песню. Случилось, чтомой отец, благословенна его память, уехал куда-то по делам, я тосковал по нему исочинил стихи»454.Ване, как и Шмуэлю, отец представляется Божеством.
Это созидающий имилосердный Бог-демиург, который находится не только в центре Дома – Храма,но и всего национального мира – Замоскворечья, ведь именно от его усилийзависит праздничное настроение всей Москвы. Рассуждая о праздникахправославного календаря и об отце, мальчик отмечает, что «Воздвижение КрестаГосподня – праздник папашеньки»455. Гибель же отца сопоставима для Вани сосмертью Бога, с Концом истории: «Я смотрю, крещусь.
Улица черна народом.Серебряный гроб, с крестом белого глазета, зелёный венок, «лавровый», влистьях, обёрнутый белой лентой…Там-он-отец мой… Я знаю: это последнеепрощанье, прощанье с родимым домом, со всем, что было» 456. Маленький Ваня,разумеется, не мог знать, что через год после смерти его отца, в 1881 году увидитсвет книга Ф. Ницше «Весёлая наука», в которой философ постулирует смерть453Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы//УстамиБуниных. Т. 2. М.: Посев, 2005 г.
С. 199.454АгнонШ.Й.Нобелевскаяречь[Электронныйресурс].URL:http://heblit.org/0txt/sha01.html#z_toc_009 (Дата обращения:16.05.2015).455Шмелёв И.С. Лето Господне. М.: Синергия, 1998. С. 394.456Там же. С. 424.159Бога и которую спустя много лет прочтёт взрослый Иван Сергеевич. А спустяпочти сорок лет, но в тот же день, произойдёт событие, которое окончательноуничтожит тот идеальный национальный мир. Как отмечает Л. А.
Трубина,«предпоследняя глава – «Кончина» – рассказывает о смерти отца и точнообозначает дату: 7 ноября. Историческая реальность вторгается и в сюжетвоспоминания, и в логику воспроизведения православного календаря как явление,нарушившеесвященныйобразец.Заключительныйэпизодпроизведениявоспринимается как тризна по всему, «что было», по самой России. Усиливаетвпечатление настойчиво подчеркиваемый черный цвет, мотив дождя («уж ничегоне видно»). Заключительные слова – молитва, обращенная к Богу («Поми...и....луй ...
нас»). Таким образом, произведение завершается выходом изконкретно-исторического в литургическое время и пространство 457».Горкин не боится говорить с ребенком о смерти. «Память смертная», непозволяющая человеку в суете дней забывать о душе («Делов-то пуды, а она-то –туды», – повторяет отец поговорку Горкина), – одна из главных христианскихдобродетелей.
Старенькому Горкину выпадает на долю проводить в последнийпуть отца Вани. Но о смерти его самого в романе Шмелева не сказано. Горкинумереть не может, ведь он дух Замоскворечья, Старой Москвы, Святой Руси.Подобно своему небесному покровителю, охраняющему Райские Врата, МихаилПарфёнович, навеки остался хранителем «золотых ключей, что отомкнут двери вневедомое Царство», поиску которых посвящено всё творчество И. С. Шмелёвапериода эмиграции.Последними словами романа «Лето Господне» становится «Трисвятое»,молитва, в данном случае произносимая в конце отпевания.
Тема поминальноймолитвы, кадиша, проходит лейтмотивом и через цикл рассказов Агнона, онавводится при помощи образа птицы, раскинувшей крылья над домом юногоШмуэля и Бучачем («Приюти… под крылами Твоими» – так начинается кадиш).«Молодые ремесленники – портные и сапожники, напевавшие мои песни за457Трубина Л.А. Историческое сознание в русской прозе 1-й трети ХХ в. : Проблематика.Поэтика.–Автореф.дис....док. фил.наук: 10.01.01. М.,1999.С.34.160работой, погибли в ту войну (Первая Мировая), пишет Агнон – А из тех, кто тогдане погиб, иные похоронены заживо вместе с их сестрами в яме, ими же вырытойпо приказу врага. Но в большинстве своем они сожжены в печах Аушвица, вместес их сестрами, что прелестью своей украшали наш город и пели песни мои своиминежными голосами».
Погибли и праведники, подобные рабби Элимелеху – писцу,однако ключи от Святой земли всё ещё не утеряны, ведь в соответствии схасидскими поверьями, на место умершего ламедвовника приходит другойправедник, а значит, «дух» Старого Бучача, как и дух Старой Москвы, всё ещёжив, и когда-нибудь он откроет двери местечкового Дома учения передпотомками Шмуэля.Таким образом, сопоставляя роман И. С. Шмелёва и рассказы Ш. Й.
Агнона,мы можем говорить о типологически схожих приёмах моделирования идеальногомира детства: в обоих случаях повествователем является герой-ребёнок, существоритуально чистое, живущее в мире до Катастрофы, не утратившем ещё своейцелостности. Естественный, формировавшийся веками, уклад показан глазамиребёнка и воспринимается сквозь призму вкусов и запахов, а все люди,окружающие рассказчика, наделены фольклорными чертами и напоминаютдобрых сказочных героев. В идеальном мире детства нет места отрицательнымперсонажам, однако в обоих случаях слышен голос взрослого автора, которыйзнает о скором крахе этой совершенной и несокрушимой, по мнению ребёнка,Вселенной.В творчестве И. Э. Бабеля также присутствует попытка реконструкциинационального мира глазами ребёнка, однако представление о мире детства уБабеля значительно отличается от того, что мы увидели, рассматривая творчествоИ.
С. Шмелёва и Ш. Й. Агнона. Известно, что Бабель на протяжении многих летработал над автобиографической книгой о детстве. Начало было положено в 1915году458, когда выходит в свет новелла «Детство. У бабушки» (предполагалось, чтоона станет второй главой задуманного цикла). На протяжении десятилетия Бабель458Погорельская Е.И. Комметарий к рассказу И.
Бабеля «История моей голубятни»[Электронныйресурс]//Вопросылитературы2013,№5.URL:http://magazines.russ.ru/voplit/2013/5/9p.html (дата обращения:16.05.2015).161к теме детства не обращался, но в мае 1925 года на страницах «Красной газеты»появляются рассказы «История моей голубятни» и «Первая любовь». Работу надциклом Бабель собирался возобновить и позднее, о чём 14 октября 1931 годапишет матери (тогда в журнале «Молодая гвардия» был опубликован рассказ«Пробуждения» и готовился к печати в «Новом мире» рассказ «В подвале» – обаиз предполагаемого автобиографического цикла): «Я… дебютировал посленескольких лет молчания маленьким отрывком из книги, которая будетобъединена общим заглавием «История моей голубятни».
Сюжеты все из детскойпоры, но приврано, конечно, многое и переменено, – когда книжка будетокончена, тогда станет ясно, для чего мне всё то было нужно» 459. Книга так и небыла завершена, но сохранившиеся рассказы («Детство. У бабушки», «Историямоей голубятни», «Первая любовь», «Пробуждение», «В подвале») едва ли могутбыть названы подлинно автобиографическими, многое в них действительно«приврано…и переменено»460. О вымысле Бабеля в рассказах о детствевспоминала и жена писателя А. Пирожкова, задавшая ему однажды вопрос о том,являются ли его рассказы автобиографичными:« – Нет, – ответил он.Оказалось, что даже такие рассказы, как «Пробуждение» и «В подвале»,которыекажутсяотражениемдетства,насамомделенеявляютсяавтобиографическими.