Диссертация (972184), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Наставником героя становится не раввин,несиногагальный служка,анатурфилософс«головой состарившегосягладиатора»485, который замечает в своём «ученике» искру божью и учит его«чувству природы486».Несмотря на то что мальчик живёт в Одессе, он до десяти лет не видел моря,в четырнадцать не умел плавать и не знал, как выглядит акация, символ родногогорода. Мотив оторванности еврейского ребёнка от природы довольно частовстречается и в мемуарной литературе. Вот что пишет израильский историк БенЦион Динур, современник И. Э. Бабеля, о своём переезде в Тельшайскую йешиву:«Дорога проходила через леса, до этого ни разу не случалось проезжать черезлес… Весь этот пейзаж был для меня в новинку и произвёл неизгладимоевпечатление»487.
В результате занятий с «натурфилософом» мальчик приобретает«чувство природы», но так и не может побороть водобоязнь своих предков, асверх того, окончательно утрачивает навык игры на музыкально инструменте, т.е.,оторвавшись от одной традиции, не примыкает к другой. Тем не менее, онпродолжает восхищаться и своим «учителем» с его «медными плечами» и«атлетической грудью», и физически развитыми мальчишками 488 с Приморскойулицы. В отличие от Вани и Шмуэля, его привлекает телесность. В женщине,484Там же. С.174.Там же.С.175.486Т.е. тому, за что Б.Спиноза был отлучён от еврейской общины.487Динур Бен-Цион.
Мир, которого не стало.Воспоминания и впечатления (1884-1914). М.:Мосты культуры,2008. С.68.488Как отмечает Д.Э.Розенсон в своей монографии «Бабель:Человек и Парадокс», «Выходпровинциального еврея в мир природы, в мир «иных» людей и особенно в спорт был одним изидеалов радикальных сионистов, вроде Жаботинского, организовавших специальные еврейскиеспортивные клубы «Маккаби», земледельческие колонии (в частности, в Крыму)и т.д. Так нафоне нового человека, который выковывался в горниле страшных войн начала ХХ века,выковывался и «новый еврей, одной из разновидностей которого были…и «евреи-казаки» излевого сионистского движения «А-Шомэр а-цаир»(«Молодой страж»)».485167которую он полюбил в десять лет, мальчика восхищают её пышные формы:«начало белых, вздутых, отдавленных книзу грудей… пухлая складка отподвязки»489, и он страстно ревнует её к мужу, отмечая, что «любовь и ревностьдесятилетних мальчиков во всём похожи на любовь и ревность взрослыхмужчин»490.
Не «только любовь и ревность», но и общее мировосприятие ребёнкаповествователя в рассказах Бабеля о детстве похоже на взрослое, ведь мальчикочень рано столкнулся с разрушением национального мира, так и не успев статьего частью: в первом же рассказе из предполагавшегося цикла – «История моейголубятни» – описывается еврейский погром, свидетелем и жертвой которогостановится девятилетний ребёнок. В начале рассказа мальчик, готовясь кэкзаменам, мечтает получить голубей в подарок за поступление в гимназию.Справившись со вступительными испытаниями, он находится на порогеисполнения желаний: у него есть прекрасная голубятня с гнёздами длядвенадцати (сакральное как в христианстве, так и в иудаизме число) пар голубей иденьги на покупку птиц.
Но его мечта в одночасье рушится ворвавшейся в городстихией погрома: прокаженный калека избивает ребёнка вишнёвой голубкой,внутренности которой растекаются по его лицу491. Голубятня, находящаяся междуНебом и Землёй, соединяющая сакральное и профанное, могла бы поддерживатьцелостность мира ребёнка, но этому не суждено случиться, и в нём происходитраскол: «Мир мой был мал и ужасен»492, – заключает повествователь, по лбукоторого ползёт голубиная кишка.И в этот момент начинается его взросление, он покидает мир детства, онуже не мечтает о птицах, как, по воле авторов не знающие катастрофы Ваня иШмуэль, его посещают совсем иные грёзы: «Я вообразил себя в еврейскойсамообороне…На плече, на зеленом шнурке, у меня висит негодное ружье, я489Бабель И.Э.
Первая любовь//Бабель И.Э. Сочинения. М: Художественная литература, 1990.Т.2. С.153.490Там же. С. 154.491Практически тождественной является сцена убийства гуся Лютовым в рассказе «Мой первыйгусь».492Бабель И.Э. История моей голубятни//Бабель И.Э. Сочинения. М: Художественнаялитература, 1990. Т.2.С.149.168стою на коленях у старого дощатого забора и отстреливаюсь от убийц. За забороммоим тянется пустырь, на нем свалены груды запылившегося угля, старое ружьестреляет дурно, убийцы, в бородах, с белыми зубами, все ближе подступают комне; я испытываю гордое чувство близкой смерти»493.
С этого моментаидеальными в глазах мальчика становятся не учитель древнееврейского языкаЛиберман, не синагогальный служка рэб Аба и даже не родной отец, а люди,способные постоять за себя, которые среди еврейского окружения герояотсутствуют, зато встретятся спустя много лет Кириллу Лютову.В произведениях рассмотренных авторов автобиографический образребёнка-повествователя становится своеобразным проводником читателя в мирнациональной культуры.
Жизнь замоскворецкого Вани («Лето Господне») июного талмудиста Шмуэля из Бучача (рассказы Ш. Й. Агнона) подчиненакалендарному циклу: пока один религиозный праздник сменяется другим,соблюдаются ритуалы и исполняются обряды, целостность описываемого имимира нерушима. Оба мальчика воспринимают окружающий их быт сквозь призмуСвященных книг. Шмуэль, изучивший Писание «на иголочку», всюду видитотголоски библейской истории, каждое событие из жизни вызывает в его головемножество параллелей с текстами Торы, Талмуда и средневековых еврейскихкомментаторов. Ваня же, благодаря своему наставнику Горкину, прекраснознаком с народной Библией, и многочисленные обитатели Замоскворечьяобретают в воображении ребёнка черты библейских персонажей.
В обоих случаяхописывается мир, находящийся словно вне истории, хронотопические границыкак будто размываются: эпоха библейских патриархов и мудрецов Талмудапереплетается в нём с событиями конца XIX– начала XX столетий, происходитсопряжение реального пространства с мифическим. Если взрослые авторыпережили крушение традиционного уклада, стали свидетелями войн и революций,то мир их детства навеки остался совершенным, подобным Райскому саду до493Эта ситуация воплощена в рассказе «После боя», когда Лютов идёт в атаку без патронов вревольвере, а его, как и отца героя в рассказе «Первая любовь», называют молоканом.169грехопадения. Создавая текст о нём, они воссоздают модель идеальногонационального мира.В рассказах И.
Э. Бабеля о детстве, как и в творчестве Ш. Й. Агнона и И. С.Шмелёва, мир прошлого ассоциируется с уходящей национальной традицией,пронизан духом святости. Однако он не кажется повествователю идеальным,герой не стремится вернуть этот Потерянный Рай. С детства он пытаетсявырваться за пределы замкнутого национального мира, а ужас погрома, которыймальчикиспыталслишкомрано,ускорилпроцесспроисходившего уже вне контекста еврейской культуры.еговзросления,170ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 3Рассматриваяпроблемугероянациональногомиранапримерепроизведений И.
С. Шмелёва, Ш. Й. Агнона и И. Э. Бабеля, мы выделили двеосновные стратегии его поведения (а вместе с тем – и два типа персонажей):1. Герой-бунтарь, верящий в свою избранность и выступающий противтрадиционного уклада, пытающийся изжить в себе национальные черты,уничтожив связь с прошлым.2.Осознание бессмысленности бунта, попытка реконструировать мирпрошлого, в связи с чем возникает образ ребёнка-повествователя, которыйпоказывает читателю идеальный мир прошлого.Анализируя образ героя-бунтаря в «Конармии» и «Одесских рассказах», мырассмотрели широкий контекст современной И. Э. Бабелю ивритской литературы,основным героем которой был «талуш» – еврейский «лишний человек»,попытавшийся навсегда порвать связь с родной культурой, вырваться из местечка,стать европейским интеллектуалом, однако потерпевший неудачу.
Героиконармейского цикла (Лютов и Брацлавский), как и их предшественники«талуши»,будучиизначальночастьюеврейскогонациональногомира,поднимают бунт против традиции и покидают отчий дом в надежде стать«своими» в совершенно чуждом окружении. Они становятся героями пограничья,стремятся разрешить конфликт «я/другой» в самих себе. И если Илья Брацлавскийтрагически гибнет, так и не получив ответы на тревожившие его вопросы, тоКириллу Лютову в итоге удаётся преодолеть свою чуждость казачеству,уничтожить безграничную, как казалось, пропасть между еврейской и русскойцивилизациями, прийти к долгожданному диалогу двух культур.
Дальнейшееразвитие этот образ получает в цикле «Одесских рассказов», герой которого БеняКрик, совмещающий в себе черты благородного разбойника и библейскогоисполина, становится не просто «своим» среди «чужих», но уничтожает этуоппозицию, провозглашая себя Королём Одессы, представляющей собойидеальный мир прошлого.171Национальный мир прошлого идеализируется также и в творчестве И. С.Шмелёва и Ш.
Й. Агнона. Сопоставляя цикл рассказов Ш. Й. Агнона и роман И.С. Шмелёва, мы определили общие основы моделей национального мира,представленных в их произведениях: оба автора, пережив гибель близкого импатриархального уклада с его неизменными религиозными установлениями,оказавшись вдали от Родины, реконструируют этот мир в своих текстах.
Стремясьоградить себя от чуждой, полной ужасов и несправедливости, действительности,они совершают побег в «Святую землю» – в мир детства, где всё гармонично, гдерелигиозные обряды и ценности выполняют функцию оберега, а люди наделяютсяволшебными, сказочными чертами.В творчестве И. Э. Бабеля, хотя и есть обращение к теме детства,практически отсутствует элемент его идеализации, это мир, целостность которогонарушил погром, что приводит к преждевременному взрослению героя-ребёнка.Если взрослый повествователь в произведениях Шмелёва и Агнона хочет бежатьв идеальный мир детства, то герой Бабеля – напротив – стремится предпринятьпопытку бегства из детства, в котором вместо Космоса воцарился Хаос.
Онмечтает обрести силу, дабы не допустить повторного крушения национальногомира. Его стремление к идеальному миру во многом вырастает из детскойтрагедии гибели традиционного национального сознания.Герои рассматриваемых произведений становятся той призмой, черезкоторую авторы изучают национальное сознание и переживаемые им перемены.Именно они олицетворяют собой катастрофичность ХХ века и порождаемую еютоску по идеальному миру, моделирование которого в той или иной степенисвязано с воссозданием и анализом национального мира и национальнойкультуры.172ЗАКЛЮЧЕНИЕИ.
С. Шмелёв, Ш. Й. Агнон и И. Э. Бабель – авторы, являющиесяпредставителями разных национальных культур, писавшие в одно и то же время,но в разных точках земного шара, пережив гибель национального мира, пытаютсявосстановить его целостность на страницах своих произведений. Попыткимоделирования ушедшего национального мира возникают в их творчестве какследствие краха традиционной культуры, процесса типологически схожего какдля русской, так и для еврейской цивилизаций в первой трети XX столетия.Однако именно в эту эпоху развивается зревший на протяжении практически двухстолетий диалог двух культур: русской и еврейской, нашедший наиболее полноеотражение в творчестве И. Э. Бабеля. В рамках данного исследованиярассмотрены тексты авторов, запечатлевших традиционные русский (И.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
