Диссертация (958863), страница 36
Текст из файла (страница 36)
В главах 6–7 они используются в сумме 16 раз91.Таковы проявления редукции избытка авторского понимания.Привычнотонкий анализ событий отныне нередко завершается обобщающим суждением:в схожем ключе мыслит и герой. Так, аналитическая рецепция стремительнопрогрессирующей болезни Иоахима передоверяется рефлексии героя: «Междунами и смертью не возникает никаких конкретных связей, это такое явление,которое нас вообще не касается, и лишь отчасти касается мира и природы,почему все создания взирают на нее с большим спокойствием, хладнокровием,безответственностью и эгоистическим простодушием. За последнее время ГансКасторп тоже подметил в Иоахиме эту безответственность и простодушие ипонял, что хотя двоюродный брат и знает, но ему нетрудно хранить пристойноемолчание» (4, 265).
Здесь понимание героя возвышается до авторскогомировоззрения.Становление Ганса Касторпа отражается на его эволюционирующейречевой культуре. Ее анализ позволяет выделить три характерных этапа.В речи «равнинного» героя доминируют простые предложения: короткиевосклицания и риторические вопросы. Высказывания Ганса констатируют всесамо собой разумеющееся, не требующее ответа. Усилительные частицы «же»и «ведь» (doch, ja) подчеркивают уверенную позицию говорящего. «Ты ведьпотом вместе со мной вернешься вниз?» (3, 14). [«Du kommst doch gleich mit mirhinunter?» (27)]. «Чем он занимается? Расчленением души? Вот гадость!» (3,18). [«Was treibt er? Seelenzergliederung? Das ist ja widerlich!» (27)].На втором этапе не требующие ответа риторические вопросы сменяютсяпознавательным интересом (верят ли масоны в Бога?).
Нарастает критическоеотношениексобственномуонтологическомустатусу,порождающеесдержанно-критическую оценку своих мыслей: «Я лежал тут и предавалсяразмышлениям, – впрочем, размышления, пожалуй, слишком громкое слово»91До эпизода «Психоанализ» о размышлениях Ганса речь заходит лишь дважды.170(3, 269).Вербализуется(пустьикосвенно)скептическаяоценкамонологической позиции Сеттембрини: «Он же меня в порошок сотрет своимипластическими речами, да еще заявит: „Предостерегаю вас, инженер!“. Адумать по-своему мне все-таки хочется» (3, 411). Параллельно усложняетсясинтаксис; парентезы варьируют модальную окрашенность высказывания;прорываются робкие, не доводимые до конца, попытки философскихумозаключений: «Не знаю, понятна ли моя мысль, но если человек глуп, да впридачу еще болен – это на меня как-то особенно действует, такое сочетание,наверно, самая печальная вещь на свете.
И совершенно не знаешь, как быть:ведь к больному надо относиться серьезно и с уважением, болезнь – это ведьчто-то почтенное, если мне позволено будет так выразиться» (3, 136). [«Ich weißnicht, ob ich mich richtig ausdrücke, aber mich mutet es ganz eigentümlich an, wenneiner dumm ist und dann auch noch krank, wenn das so zusammenkommt, das istwohl das Trübseligste auf der Welt.
Man weiß absolut nicht, was man für ein Gesichtmachen soll, denn einem Kranken möchte man doch Ernst und Achtungentgegenbringen, nicht wahr, Krankheit ist doch gewissermaßen etwas Ehrwürdiges,wenn ich so sagen darf» (136)].На третьем этапе суждения героя, высказываемые посредством все болееразвернутых предложений, не только доводятся до логического завершения, нои обретают самостоятельный характер. Мысленное парирование репликменторов переходит в вербальную фазу (особенно с появлением Пеперкорна).Парентезы и оговорки – «слова с лазейкой» (М.
М. Бахтин) – претворяются вмаркеры развитого самосознания (включающего языковую саморефлексию),отдающего себе отчет в принципиальной незавершимости становления. Вот какэволюционирующий Ганс строит высказывание в диалоге с Сеттембрини: «Яэтой остротой вовсе не гнался за парадоксами. Я хотел только указать набольшие сложности, которые возникают при определении понятий „глупости“и „разумности“.
Ведь возникают? Верно? Их так трудно отделить одно отдругого, они так легко переходят друг в друга <…> это иногда совершеннейшаятайна <…>, а ведь разрешается же интересоваться тайнами, при наличии171честного стремления по возможности глубже проникнуть в их сущность» (4,339). [Nein, Sie sehen mich gar nicht auf der Jagd nach Paradoxen mit meinem mot.Es war mir nur darum zu tun, auf die großen Schwierigkeiten hinzuweisen, die dieBestimmung von Dummheit und Gescheitheit bereitet. Also: bereitet, nicht wahr?Das ist so schwer auseinander zu halten <...> das ist zuweilen ein komplettesMysterium, und es muß doch erlaubt sein, sich um Mysterien zu kümmern,vorausgesetzt, daß das ehrliche Bestreben vorhanden ist, ihnen nach Möglichkeit aufden Grund zu kommen» (734)].Особая роль отводится автором несобственно-прямой речи.
СогласнонаблюдениямО. Лерха утверждение этойтехники какосознанной иконцептуально функциональной связано в немецкой литературе именно сфигурой Т. Манна и его первым романом «Будденброки»92. Бо́льшая степеньаукториальности повествователя в «Волшебной горе», с одной стороны, иперманентная эволюция героя, с другой, порождают динамический характеррелевантного взаимодействия их голосов.
Голос повествователя, остраненнофиксирующий или монологически эксплицирующий логическую структурусознания героя в прямой и косвенной речи, отождествляется в несобственнопрямойречисосмысловойинтенциейгероя.Этоотождествлениесвидетельствует о минимизации, а то и полном устранении ценностнойдистанции, ощутимо разделявшей в начале романа позиции автора и героя.Спонтанное умножение случаев использования несобственно-прямой речиявляется убедительным вербальным подтверждением духовного роста Ганса,расширяющийся кругозор которого стремится к слиянию с авторскимкругозором.В скрупулезном статистическом исследовании Э.
Абади отмечается, чтомысли Касторпа 52 раза передаются в форме прямой речи, 86 – в косвенной и90–посредствомнесобственно-прямойречи93.Приведемпримеры,иллюстрирующие когнитивный эффект употребления каждой из этих трех92Lerch E. Ursprung und Bedeutung der sog. «Erlebten Rede» («Rede als Tatsache»). URL: http://www.icn.unihamburg.de/narrbib/ursprung-und-bedeutung-der-sog-erlebten-rede-rede-als-tatsache (дата обращения: 15.12.2017)93Abadi E. Erzählerprofil und Erzähltechnik im Roman «Der Zauberberg».
Münster: Lit Verlag, 1998. S. 145-149.172дискурсивных форм, организующих эпизод «Ярость. И еще нечто крайнетягостное», в котором описывается кратковременное возвращение ИоахимаЦимсена на равнину.Вот как вводится в презенсе прямая речь героя: «Ганс Касторп, заикаясь,пролепетал: “Как… то есть? Разве я здоров?“» (3, 108). [«Hans Castorp stotterte:Das heißt… wieso? Bin ich denn gesund?» (530)].Косвенная речь передается посредством коньюнктива: Ганс «…заявил,что берет на себя смелость более доверять прежним многократным советамгофрата оставаться здесь до полного излечения, с тем чтобы не было большенадобности возвращаться» (3, 112).
[Hans «…hatte erklärt, er erlaube sich, auf desHofrats frühere vielfältige Ermahnungen, seinen Fall hier gründlich auszuheilen,damit er niemals wiederkommen müsse, mehr Gewicht zu legen» (533)].Несобственно-прямая речь строится на основе «эпического» претерита,осложненного конструкцией würde + Infinitiv: «Значит, он должен остаться ижить здесь наверху один, без Иоахима? Да, должен. До каких же пор? До техпор, пока Беренс не отпустит его как вполне здорового, не отпустит всерьез, ане так, как сегодня.
Но, во-первых, срок этот был настолько неопределенен, чтоперед его необозримостью оставалось только развести руками, как это в своевремя сделал Иоахим, и, во-вторых, спрашивалось: станет ли тогданевозможное более возможным? <…> О, как гуманист и педагог станетпризывать его ухватиться за руку и пойти за вожаком, когда гуманист и педагогузнает о такой возможности!» (4, 110–111). [«So würde er also allein und ohneJoachim hier oben weiter leben? Ja. Wie lange? Bis Behrens ihn als geheilt entließ,und zwar im Ernst, nicht so wie heute.
Aber erstens war das ein Zeitpunkt, zu dessenBestimmung man nur, wie Joachim einst bei irgendeiner Gelegenheit, in die Lufthinein die Gebärde des Unabsehbaren machen konnte, und zweitens: würde dasUnmögliche dann möglicher geworden sein? <…> Wie würde humanistischePädagogik ihn mahnen, die Hand zu ergreifen und die Führung anzunehmen, wenndie humanistische Pädagogik von der Gelegenheit erfuhr!» (532)].Таким образом, количественное умножение случаев употребления173несобственно-прямой речи отражает сближение мировоззренческих позицийавтора и героя.Взросление Ганса, обретение им духовной зрелости, проявляющейся всамостоятельности мышления, все отчетливее обнаруживает себя на фонепедагогических споров Нафты и Сеттембрини.
Повествователь ироничнодистанцируется от попытки изложить их противоречивое и путаное содержаниеввиду «риска безнадежно растечься» (4, 230).Однако в дальнейшем –констатирует факт совпадения своего смыслового кругозора с кругозоромгероя: «Спор продолжался, нам эта игра знакома, Гансу Касторпу – тоже» (4,348–349).По мере того, как позиция Ганса по отношению к его окружениюприобретает все более корректный и этически взвешенный характер,становится возможным «удивление» повествователя, констатирующего фактспонтанного взросления протагониста: «Мы даже удивляемся, каким образомнаш неприметный герой удерживал их подле себя, и объясняем это особымхитроватым и веселым дружелюбием его натуры» (4, 335).В эпилоге авторская позиция познавательно и творчески продуктивноинволюционирует от эпического всеведения к романной растерянности.
Авторвзволнованно «сдерживает голос», «предчувствует»; он – в числе «испуганныхпризрачных теней на дороге, постыдно ищущих призрачной безопасности» (4,524). Автор не констатирует, а вопрошает; он вживается в героя, посколькупретерпеваемый последним опыт участника кровавой бойни Первой мировойвойны неведом автору-человеку. В позднем романе «Избранник» автор не безиронии заметит: «Рука моя никогда не размахивала габилотом, не держала пикунаперевес <…>. Но таков уж дух повествования, воплощаемый мною; он делаетвид, будто отлично разбирается во всем, о чем ведет речь»94.В заключение обратимся к анализу эпизода «Избыток благозвучий» какчастной формы авторского присутствия в романе.