Диссертация (958832), страница 28
Текст из файла (страница 28)
137 и Ник. 6 упоминается также некий палец (который иногда в речирассказчикапрактическитрансформируетсявпалицу),которымзмейприращивает отрубленные головы. Для успешной победы герою необходимоотрубить, в первую очередь, именно его.Способность к речи змей проявляет практически всегда в словеснойперепалке (она является нехарактерной только для сюжета «Медный лоб»),которая состоится между противниками перед боем.
Чудовище, как правило, небоится героя, а напротив, радуется, что царевна пришла не одна: «Эх, краснаядевица! Да у тебя заступа есть. Ну что ж! В моем брюхе и заступе будетместо» (Аф. 206). Змееборец обычно демонстрирует чудовищу свою храбрость инамерение защитить царевну, что может перерасти в серию взаимныхоскорблений: «Ты зачем здесь, блоха рубашная?» А Иван-царевич говорит змею:«А ты зачем, гнида головная? Крещёный народ поедаешь, а сыт не бываешь!» –«Я и тебя съем!» – «Нет, попробуй прежде с сильными, могучими плечьмипобарахтаться» (Аф. 176).125В репликах змея может проявиться мотив изначального противника.
Сказкане сохранила объяснений этого мотива (о предполагаемых его истоках мыупоминали в первой главе; см. с. 54-56), и случаи, в которых сказочник проявляетфантазию, чтобы обосновать их (например, в Аф. 134 у змея есть волшебнаякнига, из которой он узнаёт о рождении героя), являются редкими исключениями,однако сам мотив типичен для русской змееборческой сказки. В Ник. 8 чудовище,узнав героя, пытается избежать конфликта: «А, Ваня, говорит, да ты здесь, так унас прежде ссоры и драки не бывало и вперёд не желаем, только дай мне царскуюдочерь съесть». Однако в большинстве случаев знание об изначальномпротивнике вовсе не означает, что змей будет его бояться: «Кроме Вода Водовича,никто меня не убьёт».
– «Я самый и есь». – «А ты молод и юн, ещё не опытен, яне таких своим жезлом захватывал, а вас как щенка задавлю» (Ник. 7). Наконец,в ряде случаев змей не считает героя тем, от чьей руки ему суждено погибнуть,однако знает его имя: «А, Иван-царевич, русский богатырь, ты сюда зачемпришел? Драться али мириться хочешь?» (Аф. 204). Подобная формулировкавопроса, впрочем, тоже может означать попытку решить конфликт мирным путёмили, по крайней мере, узнать о характере намерений змееборца.Как правило, битва происходит тут же, на берегу озера или моря, однакоиногда соперники могут каким-либо образом подготовить или расчистить местодля сражения. В Аф.
176 змей дует и создаёт своим дыханием ледяной мост надморем, на котором и состоится бой. В Карн. 163 в аналогичном эпизоде змейдемонстрирует огненное дыхание86: Дунул Поганое Долище – пéнья-корéнья надевять вёрст сжёг. В некоторых случаях (Аз-II. 19, Аф. 139) такая расчисткаместа носит характер состязания между противниками и является способомвзаимной демонстрации силы. Однако чаще герой отказывается дуть: Говоритзмей: «Делай мост по морю, и пойдем с тобой воевать». – «Экий! Ведь якрещёный человек, а ты некрещёный; делай ты мост» (Аф.
176).86Несмотря на то, что в бою змей практически никогда не проявляет огненной природы, немногословныеописания его внешности иногда сохраняют её: А от змея жар пыхал, так даже земля горела (Карн. 133).126Несмотря на то, что само сражение является кульминацией всегоповествования, описывается оно, как правило, кратко: И проснулся Василийцаревич и смотрит, что лезет лютый змей; вынул свою саблю вострую, махнулего по шее и отвалил дурную его башку (Аз-II. 5); Змий сначала очень шибко напална них, но Фролка – парень расторопный! – успел одержать победу, сшиб ему вседвенадцать голов и кинул их в овраг (Аф.
131). Последняя цитата заключает водном предложении информацию и о сложности боя, и о ловкости героя, и о егодействиях с телом убитого чудовища. И всё же отобранные нами текстыдемонстрируют достаточную вариативность действий протагониста: в Ник. 5 ониспользует особенности окружающего ландшафта для достижения победы, позвавзмея драться на горе и воспользовавшись его беззащитностью, пока тот, кряхтя ипыхтя, взбирался вверх; в Онч. 8 он вместе с царевной ожидает змея в избушке наберегу моря и, когда чудовище заглядывает в дверной проём, отрубает ему головытопором. Некоторые рассказчики мастерски добавляют в рассматриваемый сюжеткомический элемент: так, безымянный герой сказки Ник. 6 приходит на бал,устроенный царём для тех, кто вызвался защищать царевну от змея, и избиваеттам пьяных «спасителей»; затем напивается сам, и, чуть не проспав моментжертвоприношения, прилетает к царевне на шестикрылом коне, чем пугаетдевушку, которая, ожидая своей участи с завязанными глазами, принимает его зачудовище.Испытывая трудности во время сражения, герой может попроситьпротивника о передышке; тот почти всегда соглашается: «Змея-лубяные глаза,цари Додоны бьются об несколько голов, а неужели мы с тобой раздоху неимеем».
<…> – «Так вот, Иван-царевич, на три часа отдых тебе». – «От за этоблагодарю, змея» (Черн. 45). Однако если передышки просит змей, протагонистотказывает и, пользуясь слабостью противника, добивает его. Герой не слушаетзмея и в тех случаях, когда тот просит пощады. Интересна разработка этогомотива в Карн. 47: когда у змеи остаётся три головы из девяти, она просит герояне убивать её; тот заставляет чудовище везти его на себе в город, катается на змеепо улицам, демонстрируя её народу, а затем отрубает ей оставшиеся головы.127Этими действиями он проявляет единственно правильное отношение квраждебному представителю иномирия: герой не должен выполнять просьб змеяи оставлять его в живых [126, с. 52].Действия с телом убитого чудовища, как правило, единообразны:победитель бросает тело змея в море или озеро, а отрубленные головы кладёт подкамень.
В некоторых вариантах (Аф. 204, Ник. 5) он отрезает языки змея и кладётих в карман. В Ник. 3 и Ник. 8 герой извлекает из голов чудовища драгоценныекамни (мотив связи змееподобного существа с сокровищами) и также берёт их ссобой. Такое сохранение частей тела убитого чудовища обусловлено дальнейшимразвитием сюжета: они понадобятся герою для идентификации себя какистинного змееборца и разоблачения самозванца – ложного героя [63, с.
130],который не знает, где спрятаны головы, либо не может поднять тяжёлый камень.Нередко царевна дарит своему спасителю какой-либо предмет или перевязываетего рану своим платочком; эти действия также помогают опознать истинногопобедителя змея, а кроме того, по мнению В. Я.
Проппа, являются скрытой,предварительнойформойобручения[94, с. 219].КакотмечаетЕ. М. Мелетинский, тот факт, что змееборец не заявляет о своих правах на статуспобедителя сразу же, символизирует одну из важных черт характера «истинносказочного» героя – его скромность [126, с. 38].Победа над змеем в сюжетах, отнесённых нами к первой группе, вподавляющем большинстве случаев ведёт к женитьбе героя на спасённой царевне.Несмотря на то, что он избавляет целое царство от чудовищной угрозы, в центревнимания сказочного сюжета находится обретение персонажем личного счастья.В этом проявляется отличие сказки от мифа: по выражению Джозефа Кэмпбелла,триумф мифического героя – макрокосмический, он затрагивает судьбы всегомира, а победа героя сказки ведёт, как правило, к изменениям на домашнем,микрокосмическом, семейном уровне [160, с.
35]. Поиск жены и борьба за неёявляются основными целями, побуждающими героя волшебной сказки кдействию, а древний мотив борьбы с чудовищами здесь, по мнению128Е. М. Мелетинского,утрачиваетсвойпервоначальныйсмыслитакжеподчиняется новой мотивации протагониста [126, с. 16].В сказочных сюжетах, отнесённых нами ко второй группе – «Бой накалиновом мосту», «Катигорошек» и «Три подземных царства» – бой со змеем,как отмечает Т.
А. Золотова, напротив, подчиняет себе все остальные эпизоды истановится организующим центром повествования. Отрезок повествования междувыходом героя из дома и поединком со змеем здесь обычно краток и не насыщенэпизодами (для «Трёх царств» это справедливо в меньшей степени) [44, с. 63].Герою богатырского типа не нужны волшебные помощники, чтобы победитьчудовище, поэтому эпизоды их приобретения отсутствуют; змееборец здесь сам срождения проявляет чудесные способности, демонстрируя свою уникальность.Мотив чудесного рождения в сюжетах из первой группы практически невстречается (среди отобранных нами текстов нашлось лишь 3 исключения: Ник. 1,Онч.
4, Черн. 45), в то время как для «Боя на калиновом мосту» и «Катигорошка»он является одним из наиболее типичных структурных элементов. Данный мотив,одинаково широко распространённый в мифе, эпосе и сказках [42, с. 23], основанна представлении о непорочном зачатии [96, с. 65] – возможности женщиныродить ребёнка без участия мужчины. Когда древний человек получилпредставление об истинных причинах рождения, он сохранил веру в возможностьиных способов зачатия в случае появления на свет выдающихся личностей –великих охотников, культурных героев и т. д. [96, с. 67].Для сюжета «Бой на калиновом мосту» наиболее типичным являетсячудесное зачатие от съеденной рыбы. Повествование, как правило, начинается стого, что царица никак не может забеременеть, и царь пытается выяснить, чем ейможно помочь.