Диссертация (958502), страница 16
Текст из файла (страница 16)
В началеглавы дается шаржированный портрет «старого серого ослика Иа-Иа, которыйскорее228передаетэмоциональноесостояниеМилн А., Заходер Б. Винни-Пух. М.: Самовар, 1998. С. 30.Там же. С. 33.230Там же.231Там же.232Там же. С. 34.233Там же. С. 37.229персонажа,носящегоимя-74междометие (комизм характеров): «Старый серый ослик Иа-Иа стоял одинодинешенек в заросшем чертополохом уголке Леса, широко расставив передниеноги и свесив голову набок, и думал о Серьезных Вещах. Иногда он грустнодумал: “Почему?”, а иногда: “По какой причине?”, а иногда он думал даже так:“Какой же отсюда следует вывод?” И неудивительно, что порой он вообщепереставал понимать, о чем же он, собственно, думает»234.Далее следует диалог между персонажами:«— Как самочувствие? — по обыкновению, уныло спросил он.— А твое как? — спросил Винни-Пух.Иа покачал головой.— Не очень как! — сказал он.
Или даже совсем никак. Мне кажется, я ужеочень давно не чувствовал себя как.— Ай-ай-ай, — сказал Винни-Пух, — очень грустно! Дай-ка я на тебяпосмотрю»235.Б. Заходер при помощи парадокса и игры слов добивается, с однойстороны, юмористического эффекта, а с другой стороны, подчеркиваеттождественную логику персонажей, которые имеют разные мировоззрения,характеры, но понимают друг друга. Автор обыгрывает устоявшееся выражение«не очень хорошо», но в купе с «совсем никак» создается эффект отсутствиявсякого настроения, что и пытается донести сказочник. И поэтому Виннивосклицает: «Очень грустно!»236 — ребенок интуитивно и более глубокочувствует настроение героев благодаря игре слов и разделяет его сперсонажами. Ослик представляется мыслящим, думающим о «серьезныхвещах», смешным.В повести-сказке «Летающий Поросенок» С.
Козлова диалоги такжевыстроены при помощи парадокса и пародируют детскую логику мышления. В«Главе пятой, в которой Поросенок и Воробей летят через океан, и Чик234Милн А., Заходер Б. Винни-Пух. М.: Самовар, 1998. С. 37.Там же.236Там же.23575спрашивает: “А где же она, Африка, если ее не видно?”»237 между героямипроисходит такой диалог:«— Видишь Африку?— Нет, — сказал Воробей.— Мы же в ней стоим!— Все равно не вижу: мы стоим, а кругом ничего нет»238.Диалоги подобного рода встречаются и в повести-сказке «Я на солнышкележу», и в «Трям! Здравствуйте!». Так же как в «Правда, мы будем всегда?»,писатель использует парадокс в диалогах, подчиненных детской логикемышления, но это опять же не абсурд, ведь увидеть что-то можно только состороны, а герои находятся «внутри» Африки, поэтому мысль «Нет, ты — есть,а вот Африки — нет!»239 вполне правдоподобная, хотя и метафорическая.Интересно, что завершает книгу сказка «Правда, мы будем всегда?»С.
Козлова, в которой именно Ослик, размышляя о смерти, о жизни как о цикле,вспоминает, «как они встретились, как под проливным дождем пробежали весьлес…»240 — именно этот эпизод запечатлен на иллюстрации, открывающейкнигу «Правда, мы будем всегда?», — диалог текста словесного и иллюстрацииработает на единение сказочного пространства книги. (Приложение Б.6)Важно, что данный эпиграф относится ко всей книге, а не к ее отдельнойглаве.
Из своеобразных ремарок к диалогу мы узнаем персонажей, которыебудут сопровождать ребенка и взрослого на протяжении всего разговора,участником которого читатель становится сразу же после прочтения заглавиякниги. Заглавие адресовано и каждому из читателей, каждому из героев, и всемвместе, поскольку риторический вопрос и «мы» создают своеобразное лирикопсихологическое пространство. Далее следует притча, в которой нависшуютишину нарушает звонящий в колокольчик лягушонок: «И над двором повисголубой звон»241. В книге синтезируются притча, жанровая зарисовка, картинка,237Козлов С.
Г. Всё о Ёжике, Медвежонке, Львёнке и Черепахе. СПб.: Азбука-классика, 2005. С. 421.Там же.239Там же.240Козлов С. Г. Правда, мы будем всегда? М.: Издательский Дом Мещерякова, 2013. С. 123.241Там же. С. 5.23876шарж. Напомним, что притча242 строится с опорой на сказочно-фольклорнуюлогику: «На горе стоял дом — с трубой и с крыльцом, с печкой для кота, сшестком для петуха, с хлевом для коровы, с конурой для собаки и с новымитесовымиворотами»243.Писательиспользуетперечислительныеряды,параллелизм и повторы — приемы стилизации под сказочное в духе народнойсказки повествование, настраивающее читательское ожидание на что-тостаринное, «мудрое»: «Вечером из трубы пошел дым, на крыльцо вышла бабка,на печку влез кот, на шесток взгромоздился петух, в хлеву захрустела сеномкорова, у конуры уселась собака — и все стали ждать ночи»244.
Интересно, чтоименно «маленький лягушонок», а не какой-то «величественный герой»«увидел синий колокольчик, сорвал его и побежал по двору. И над двором повисголубой звон»245. Явно прослеживается травестированное «повис голубойтуман», ведь действие происходит утром. Автор портретирует игру, в которуюиграют взрослые с детьми, срывая колокольчик и спрашивая, слышат ли детизвон. Прием портретирования близкой читателю действительности работает насоздание доверительной атмосферы для семейного чтения. Лягушонокпытается пробудить людей: «Не всем же спать на печи и жевать сено…»246 —для размышлений над аксиологическими вопросами, не начать задумыватьсянад которыми невозможно, читая книгу.
Тривиально-сказочную логикуразрушает неожиданный для народной сказки персонаж, нарушающийпривычный размеренный, почти сонный ход событий. Можно было бы сравнитьи образ лягушонка, появляющийся в произведениях детских писателей, близкихС. Козлову,вообщевходившихвобщийписательскийкруг.Так,уГ. М. Цыферова в сказках «Про чудака лягушонка»247 образ главного героя, напервый взгляд, схож с лягушонком С. Козлова. В обоих случаях геройназывается автором с маленькой буквы, хотя если в творчестве Цыферова это242Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост. Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев.
М. : Просвещение, 1974. С.295.243Козлов С. Г. Правда мы будем всегда? М.: Издательский Дом Мещерякова, 2013. С. 5.244Там же.245Там же.246Там же.247Цыферов, Г. М. Как лягушонок искал папу. М.: Аст, 2009. 366 с.77закономерно, то у Козлова — не прослеживается. Главные герои егопроизведений: Ежик, Медвежонок, Заяц — всегда имена собственные. Цыферовдает характеристику персонажу: «Он был маленький.
Он был чудак»248. В героеугадывается «детское»: он хочет вырасти и «стать больше». Заметим, что сказкистроятся на основе игры: герой «пас ветер», играл с тенью: «А я большойслон!»249 Вспоминаются и небезосновательно герои рассказов В. М. Шукшина,«чудаки», которым не достаточно жить обыденной жизнью, которые пытаютсядостичь чего-то большего.В «Сказке третьей» лягушонок напоминает ребенка, который вдруг длякого-то становится «большим» и в данной ситуации ведет себя не как«большие», но как взрослый:«Наверное, он всю жизнь был бы маленьким, но однажды случилось вотчто.Каждый знает, что он ищет. А что искал лягушонок, он и сам не знал.Может быть, маму; может быть, папу; а может быть, бабушку или дедушку.На лугу он увидел большую корову.— Корова, корова, — сказал он ей, — а ты хочешь быть моей мамой?— Ну что ты, — замычала корова.
— Я большая, а ты такой маленький!На реке он встретил бегемота.— Бегемот, бегемот, ты будешь моим папой?— Ну что ты, — зачмокал бегемот. — Я большой, а ты маленький!..Медведь не захотел стать дедушкой. И здесь лягушонок рассердился. Оннашёл в траве маленького кузнечика и сказал ему:— Ну вот что! Я — большой, а ты маленький. И всё равно я буду твоимпапой»250.Троекратно повторяется одна и та же ситуация, когда остальные непринимают условности игры. Естественно, сказки адресованы младшемушкольному возрасту, у которого чудак лягушонок вызывает не только248Цыферов, Г. М.
Как лягушонок искал папу. М.: Аст, 2009. С. 100.Там же. С. 103.250Там же. С. 101.24978симпатию, но в котором дети видят себя. Конечно, образ лягушонка несвойственен народным сказкам, хотя образ лягушки в мировой литературе вбольшинстве случаев связан с чудесным, загадочным, достаточно вспомнитьнародную сказку «Царевна-лягушка» или сказки братьев Гримм. Безусловно, всказках «Про чудака лягушонка» синтезируется юмористическое, фольклорноеи дидактическое. У Цыферова лягушонок напоминает ребенка, он сердится,когда что-то идет не так, как того ожидает персонаж: «И тут рассердилсялягушонок. Он взял прутик и сказал ветру: “А я тебя прогоню.
Ты зачемморщишь воду и любимое солнышко?”»251У С. Козлова, в отличие от сказок Г. Цыферова, нет портрета лягушонка,он и не важен. Пробуждая колокольным звоном спящую деревню, персонажтем самым открывает книгу, где не будет чудесного в прямом смысле этогослова, но которая, будучи адресованной как ребенку, так и взрослому, являетсясвоеобразным стимулом к размышлению и «думанью» над важнымиаксиологическими вопросами.Что же касается колокольчика, то он, естественно, является своеобразнымпоэтическим штампом.
Особенно заметно это в произведении Ю. Коваля«Фарфоровые колокольчики», в котором уже первые строки определяютадресата ребенка: «Кому какой, а уж мне больше всего фарфоровый нравитсяколокольчик»252. Образ «фарфорового колокольчика» нежный, утонченный, «неводянистый, но — прозрачный»253. Конечно, Коваль, так выстраивая запрет,говорит с ребенком: «Цветы его невесомы, и трогать их нельзя.